— Мне сообщили, что вы подозреваетесь в создании организованной группы, причастной к убийству инфестатов, — без экивоков выложил государственный деятель. — В частности, к сожжению заживо Колпина Алексея Антоновича. Это правда?
— Скажите, разве не президент является гарантом конституции в стране? — ничуть не изменился в лице Факел.
— Естественно. А к чему вопрос?
— В таком случае, вы должны знать, что на основании пятьдесят первой статьи, я не обязан свидетельствовать против себя. Если у «черных кокард» есть, что мне предъявить, то пусть шьют дело. А если нет, то не надо мешать нашей работе.
— Думай, с кем разговариваешь, Жарский! — не выдержал все-таки Крюков. — Перед тобой сидит…
Инквизитор даже не поменял позы, а просто перевел взгляд на генерала. Но этого хватило, чтобы продолжение гневной отповеди застряло у него в горле. Потому что в глубине темных глаз здоровяка в ИК-Б разверзлась бездна. Мрачная, жуткая и отнимающая волю. Нечто неописуемое и чуждое каждому человеку. И эта короткая вспышка тьмы в мятежнике весьма красочно напомнила людям, с кем именно они беседуют. Это не просто заплутавший на жизненном пути воин. Это одаренный, в чьей власти находится сама смерть…
— Кхм… давайте вернемся к нашей теме, — после короткой заминки промолвил президент. — На самом деле, вы загоняете меня в непростую ситуацию, товарищ майор. С одной стороны, я не вижу препятствий к тому, чтобы разрешить вам вернуться к выполнению своих обязанностей. Ведь пока еще не произошло ничего непоправимого. А с другой… Если то, в чем вас подозревают подтвердится, я буду бессилен. Убийство — это тяжкое преступление, на которое я попросту не могу закрыть глаза. Меня не поддержат в таком решении даже верные сподвижники, не говоря уже об оппозиционно настроенных элементах. Мне никак нельзя попрать верховенство закона, ведь оно является главным принципом любого цивилизованного общества.
— Серьезно? — тон инквизитора похолодел на десяток градусов. — Как же тогда выходит, что за убийство обычных граждан, я получил звезду героя, а смерть Колпина вас так возмутила и переполошила? Уж не потому ли, что он зять самого́ генерального прокурора? Где были принципы «цивилизованного общества», когда я десятками поднимал умертвий и заставлял идти в бой? Куда делось верховенство закона, когда пули рвали грудь живым пленникам упырей? Или те люди не были достойны вашего заступничества?
— Инцидент, произошедший на всеобщем смотре, всесторонне изучен государственной комиссией! — пришлось оправдываться первому лицу страны. — Предпринятые вами меры признаны…
— Да-да, «законными», «обоснованными» и «соразмерными угрозе», — небрежно махнул бронированной перчаткой ликвидатор, — я помню. А сделала бы комиссия те же выводы, захвати нежить в заложники, к примеру, товарища генерал-майора?
Поняв, что Факел имеет в виду его, Крюков судорожно сглотнул слюну. Однако благоразумие взяло верх, и он не стал ничего говорить.
— На это невозможно ответить, товарищ майор, — беспомощно развел руками глава кремля. — История не терпит сослагательного наклонения, даже если обсуждаемые события происходили совсем недавно.
— С неудобными вопросами всегда так. — криво ухмыльнулся инквизитор. Но взгляд его при этом остался все таким же зловещим и леденящим кровь. — На них не принято отвечать.
— Давайте попробуем вернуться к нашему инциденту, — дипломатично не заметил шпильки руководитель государства. — Каковы ваши требования? При каких условиях вы и поддержавшие вас бойцы ГУБИ готовы вернуться к службе?
— Вообще, требование изначально было всего одно — не мешать нам работать. Но раз уж у нас завязался конструктивный диалог, то я бы назвал еще кое-что.
— Говорите, майор, — почти спокойно кивнул президент. — Пока не пролилась кровь, все обсуждаемо и все решаемо.
— Обсуждаемо и решаемо⁈ — зло прошипел Крюков, уставший от роли молчаливого слушателя. — Да этот человек на присягу наплевал! А вы с ним миндальничаете!
— Товарищ генерал! — прикрикнул национальный лидер, затыкая рот начальнику ФСБН.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но Факел уже обратил на офицера свой пугающий взгляд.
— Я клялся защищать народ и отечество, — процедил Жарский, — и именно этим занимаюсь.
— А про приказы командиров и начальников ты предпочел забыть, да? — не уступил Константин Константинович. — В тексте присяги об этом тоже говорится…
— Мои командиры своей беспечностью допустили появление некроформационных лабораторий по всей стране. Уже забыли, генерал, чем закончилась моя поездка в Семенов? А бойня в Ершове вам тоже ничего не доказала? Вы ждете, когда повторится сценарий Кровавой зимы? Пожалуйста! Ну а я отказываюсь быть соучастником. Если ради соблюдения духа присяги придется нарушить ее букву, то я готов. Ведь сказано: «Тот, кто потворствует заблуждению, словно пьет из чаши, наполненной ядом. Ибо оно не только отравляет его душу, но и захватывает разум в плен своих уз».
— Да какие, к дьяволу, заблуждения⁈ — вскричал Крюков, потрясая кулаками. — Мы делаем все, что в наших силах, и не тебе…
— ГЕНЕРАЛ, МОЛЧАТЬ!!! — не выдержал президент, едва не надорвав воплем горло. — Закройте рот, иначе я выставлю вас из салона!
— Вы делаете слишком мало, чтобы остановить неживую угрозу, — сохранил мертвенное спокойствие ликвидатор, проигнорировав пассаж главнокомандующего. — Там, где нужна решительность, вы неуверенно мнетесь. Там, где должны находиться беспристрастные судии, у вас сидят прикормленные коррупционеры. И я не один замечаю это. Иначе бы у меня не было такой массовой поддержки в батальоне. Вот почему мы берем инициативу в свои руки, господа. Если у вас не достает твердости, то мы станем стержнем.
— Товарищ майор, прошу, давайте вернемся к нашему обсуждению! — с нажимом повторил глава государства.
— Перво-наперво вы должны запомнить, — легко переключился Факел, — что ГУБИ больше не ваша карманная организация. Инквизиторов мало. Критически мало в масштабах пятнадцатимиллионного мегаполиса. И новых вы быстро нигде не найдете. Поэтому то, что я сейчас скажу, не обсуждается, а исполняется. У вас есть возражения?
— Такое заявление очень походит на шантаж, майор Жарский, — ничуть не обрадовался услышанному президент.
— Воспринимайте как хотите, — равнодушно прикрыл веки ликвидатор, — но это сухой факт.
— Хорошо, допустим. Продолжайте.
— Во-первых, на территории Москвы вводится режим чрезвычайного положения. Сегодня же. Во-вторых, издается указ о децентрализации командования в батальоне боевой инквизиции. Отныне мы будем работать не по наводкам «черных кокард», а самостоятельно. Но с подробным отчетом о результатах нашей деятельности. В-третьих, мы требуем ускорения развития программы «Нисхождение». Прошло уже больше полугода, а я еще даже не получил разрешение на эксгумацию тела своего помощника. Складывается впечатление, что ответственные лица просто тянут резину в угоду внешним силам. В-четвертых, мне нужен семёновский инфестат или все материалы по его допросам. Я хочу знать, кто за ним стоит и кто с таким рвением дестабилизирует обстановку. В-пятых, мне выдадут сведения о всех захороненных инквизиторах с самого дня основания ГУБИ.
— К сожалению, ничего из этого я не могу выполнить прямо сейчас, — состроил скорбную мину президент. — По поводу захваченного одаренного я вам и так отвечу, властями какой страны он к нам заслан. Но вряд ли вы сможете с этим что-либо поделать. Ведь геополитика вам неподвластна. Это игровое поле совершенно другого уровня, где даже последнюю пешку не сдвинуть совместными усилиями бойцов всей российской инквизиции. А все остальное придется обсуждать с правительством, поскольку под ваши запросы нужно подводить целую правовую базу. И особенно это касается «Нисхождения». Вы можете не знать, товарищ майор, но данная программа встречает очень жесткое неприятие на каждом этапе реализации. Абсолютно во всех сферах.
— Геополитика и сильное неприятие, говорите? — потер подбородок инквизитор бронированной перчаткой. — Кажется, я понял, о чем вы хотели мне сообщить. Но не волнуйтесь, как вы сами и сказали: «Все решаемо…»
