– На этот раз обо мне запомнят! – прошипел Хищник, трижды царапнув когтем дверь рубки; на серебристом металле остались белые следы когтей.
– Да войдите, наконец! – раздалось из-за двери нетерпеливое.
Хищник вошёл и окаменел: вместо ожидаемого сонного царства в рубке царило веселье.
Капитан «Сароры» был весельчак-медуза созвездия Рыбий хвост. Экипаж космолёта был сборный, как и принято, чтобы избежать разных расовых штучек. Конфликтов и не могло быть: существа, порой не только из разных систем, но и из разных Вселенных, предпочитали обходиться без общества друг друга, нетерпеливо дожидаясь конца вахты, чтобы вернуться к себе в каюту к видеолентам с родными пейзажами, к стереокартинкам разлюбезных жён и детишек.
И лишь медузам удавалось сплотить экипажи. Вот и «сарорцы» хоть терпеть не могли друг друга, к капитану на анекдоты собирались охотно. И надо ж, чтобы именно в такое развесёлое общество заявился Хищник! Экипаж, Только-только подогретый капитаном, из шкуры лезшим, чтобы объединить ребят, тут же помрачнел. Кто на брюхе, кто, переставляя суставчатые ноги, кто попархивая над полом, потянулись прочь. Но для того и существует капитан, чтобы всякий пассажир, если тому приспичило, мог конфиденциально высказать своё «фе» по какому угодно поводу.
Медуза из голубого становился фиолетовым. Хищник вновь усмехнулся, клацнув клыками: бедой всей расы медуз было неумение скрывать чувства. Стоило изучить несколько сотен оттенков шкуры, и ты понимаешь динамику чувств капитана. Хищник видел, что капитану хочется отправить его куда подальше. Но медуза предложил:
– Присаживайтесь! Или, я не помню, ваша Раса не сидит?
– Сидит! – поджал нижнюю челюсть Хищник, забавляясь каламбуром.
Раса Хищников сидела по всем тюрьмам Галактики. Никто и никогда не знал, что и зачем Хищник украдёт в следующий раз. Зато всем было известно: если на пассажирских маршрутах промышляют пираты – ищи Хищников. Детишки в школах забавляются беленьким порошочком, от которого у учителей видятся золотистые рожки и козлиные бородки – знай, лапы приложил Хищник-торговец. На какой-то планете хватились: их родненькое, любименькое озеро в национальном парке куплено за бесценок магнатом с соседней планеты – и это Хищник. Он и государственный переворот устроит, если заплатить поприличней.
Но в этот раз капитан ничего не мог поделать: у Хищника был законно купленный билет и полностью оплачена въездная виза.
– Я слушаю вас! – капитан старался не краснеть, делая вид, что не понял шутку Хищника.
– Это я вас слушаю! – парировал Хищник, скалясь.
– Курите? – медуза, затягивая время, чтобы как-то справиться с краской гнева, пошарил многочисленными лапками и выудил серебряную табакерку.
– Не будем юлить! – отодвинул тоненькую сигаретницу Хищник. – Прямо к делу?
Капитан налился ярко-багровым цветом и рявкнул:
– Валяйте! А то я смотрю: почти прибыли – и ни одной от вас пакости! Только учтите: толку вам от груза «Сароры» – чуть!
– Вы любите детей, капитан. – Хищник таки закурил, выпуская из пасти клубящиеся облачка душистого дыма.
– Наркотики, – ехидно хмыкнул капитан. – Это каких детей? – он вдруг забеспокоился.
– Правильно-правильно! – Хищник щурился на стелющийся по рубке дым.
– Я не стану угрожать вам, экипажу, пассажирам…
– Откуда вы знаете – медуза терял краски, превращаясь в прозрачную оболочку. – Нет, – тут же собрался капитан, – откровенно: что вы знаете и откуда?
– Слишком много вопросов, когда так мало времени. Поэтому. – Хищник повернулся к капитану, – будьте благодарны: я экономлю ваше время, я отвечу лишь – знаю!
Хищник самодовольно откинулся на спинку кресла, глядя, как в чреве медузы что-то копошится, сереет, хмурится.
Поднёс к брюху горящий окурок. Капитан дёрнулся.
– Ведь это последние из вашей расы? Капитан молчал.
Кто виноват? Так случилось. Из далёкого космоса на планету весёлых медуз пришла космическая буря. Вреда от неё обитателям – немного. Даже красиво светилась по ночам почва, покрытая мириадами золотых огоньков. Медузы пели, пили и веселились на своей планете.
Понимание и раскаяние пришли потом, когда перестали рождаться дети. Каким-то образом буря вызвала мутации – и целая планета оказалась стерильной. Космическая война не принесла бы такого кошмара. Кто виноват? И лишь весельчак капитан «Сароры». как обычно, не оставлявший свой космолёт даже в порту, мог дать своей расе надежду – он оказался единственным, в чреве которого зародились маленькие эмбрионы.
– Вы не посмеете? – прошептал капитан, истончаясь.
– Посмею, – уверенно похлопал медузу по бокам Хищник. – Ещё как посмею! – добавил, недвусмысленно покорёжив металлическую панель. – А что мне терять?
– Если вы сейчас уйдёте, я никому не скажу!
– Вы ничего не скажете, даже если я не уйду!
– Почему же?
– Потому, – Хищник помедлил, – потому что вы выполните все мои условия.
Капитан тоскливым взглядом окинул рубку. В кресле навигатора, не отрывая многочисленных глазок от пульта управления, сидел зирк.
Природа любит равновесие: зирки, видящие, пожалуй, даже через металлическую дверцу сейфа, были глухи, как влюблённый тетерев.
Куда надёжнее всеобщий сигнал тревоги. Щупальце капитана то, что было ближе к кнопке сигнала, начало неприметно удлиняться.
И тут же медуза посинел от боли. Хищник, коротко взмахнув лапой, перерубил щупальце. Из обрубка выступила прозрачная слизь, капнула на ковёр.
* * *
Доди зевнула, продемонстрировав любимому грозно сверкнувшие белоснежные клыки. Ссориться начали ещё с вечера, когда космический лайнер вошёл в подпространство.
Доди хищно оскалилась – Фин по-прежнему храпел, хотя уж после десяти-то периодов спаривания Доди отлично знала: Фин во сне, слава прорицателям, не храпит.
– И долго ты будешь трепать мне нервы? – ледяным тоном осведомилась клыкастая подруга у своего маленького и невзрачного супруга.
Фин молчал, мужественно сжав веки.
– Говорила мне мама: выбери что-нибудь посолиднее, так нет же! – Доди рванула на себя край покрывала.
Фин попытался вжаться в постель и вообразить себя маленьким эмбриончиком, надёжно защищённым непробиваемой скорлупой.
Причины, из-за которых Фин и впрямь чувство вал себя виноватым, были достаточны, чтобы Доди сожрала злополучного самца: как он ни старался, но и после этой ночи Доди не ощутила в брюшке приятной тяжести будущего потомства.
Доди нервничала: что скажут приятельницы и соседки, когда она вернётся из прогулки по космосу без новенькой блестящей нежным молочным лаком кладки?
Спаривание в невесомости вошло в моду только в этом сезоне, и считалось верхом изящества от правиться с партнёром в приятную прогулку, и вернуться с десятком-другим яиц.
И вот космолайнер вошёл в последний прыжок перед возвращением в порт, а Фин только и может, что прятаться под простынёй.
– Я – в бассейне, – холодно отрубила Доди, смерив партнёра уничтожающим взглядом.
Фин, раздавленный собственным ничтожеством, остался лежать бесполезной колодой, не посмев и заикнуться о завтраке: ходили слухи, правда, ничем существенным не подкреплённые, что самки в бешенстве способны сожрать незадачливого супруга. А почувствовав себя соблазнительной вдовушкой, Доди, бесспорно, кинется в самый безобразный разгул – и прощай семейная репутация рода Фина: ни его родичам, ни его знакомым никогда не избавиться от шепотка за спиной и пренебрежительного отношения. Смерти Фин не боялся куда страшнее позор, который, хоть краешком, но заденет и брата, и бесчисленных сестрёнок.
Фин хотел свою кладку, заранее любил маленьких ящерков, которые у него могли вынестись. Он виноват?
Мука стала невыносимой. А тут ещё клык, начавший прорезаться на прошлой неделе, разболелся нещадно. Фин застонал, и который раз проклиная собственную самонадеянность. Фин знал то, о чём пока не догадывалась Доди: он подцепил подружку за три сезона до своего взросления. С подружками по курсам астронавигации у Фина всё проходило отлично. Самочки в барах во всех космопортах лишь сластолюбиво жмурились при имени ловеласа Фина.
– Каким же я был идиотом, чтобы не сообразить: самок привлекали лишь миллиардные кредиты моего родителя! – простонал Фин, представляя, как Доди, изящно виляя бёдрами, сейчас рассекает горячую воду бассейна. Присоединиться не рискнул. Порывшись в аптечке, обезболивающего не нашёл, клык болел нестерпимо. Хотел, было, вызвать стюарда. Но с ним творилось неладное: молодому ящероподобному казалось, каждый знает о тех унижениях, которые ему приходится терпеть каждое спаривание. Даже теперь у Фина пылали роговые пластины от воспоминаний о пережитом позоре.
В бассейне, под куполообразной крышей, стоял приглушённый раскатистый, гул от множества голосов.
