Весьма интересны слова о седьмом дне. К этому дню Бог «совершил … дела Свои … и почил от всех дел Своих, которые делал» (2, 1-2). Кажется, это похоже на древний деистический взгляд, согласно которому Бог устранился и не вмешивается в дела мира, предоставив его самому себе (деизм часто таит упрек Творцу и является основой самооправдания человека). Но бытописатель словно иронизирует над глупостью неверия и потому добавляет: «и благословил Бог седьмой день, и освятил его» (2, 3). Седьмой день, когда Бог ничего принципиально нового не творит, но благословенно и свято присутствует в мире, а сам мир живет по заложенным в него законам — это «день» нашей земной человеческой истории, длящийся по сию пору. (По аналогии можно сказать, что после Воскресения Христова миру открылось знание о восьмом дне — «дне» будущего Царства Божия. С этим связан двойной статус воскресного дня: воскресенье это и седьмой день недели, и следующий день после ВЗ-ной субботы, т. е. «восьмой»).
Первый человек помещается Богом в раю. В духовном смысле первозданный рай есть прежде всего состояние теснейшего богообщения; первый человек непосредственно видит Бога и говорит с Ним — это период до грехопадения, своеобразное «детство» человечества. («Адам имел невыразимую радость быть «слышателем Божественного гласа», ибо великодаровитый Бог говорил на том же языке, что и человек» — свт. Василий.) Но во 2 гл. Бытия рай описан как огромный квадрат земли, очерченный четырьмя реками Междуречья, две из которых, Тигр и Евфрат, сохранились до сих пор. Географическая «привязка» рая означает, что он существовал не в аллегорическом смысле, как это стали трактовать в XIX в. на Западе, а в реальности. Трудясь в раю, первый человек должен был бесконечно расширять его пределы, не оставляя места не только для «безвидной» земли, но и внешней бездны.
Осуществление заповеди владычества над природой начинается с того, что Господь в качестве помощников дарует человеку животных: «Господь Бог … привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (2, 19). Свт. Иоанн Златоуст усматривает в этом пророческий дар, присущий первому человеку. Древнее выражение «назвать кого-либо по имени» имеет два оттенка:
1) познать его сущность;
2) возыметь над ним власть.
(В дальнейшем библейском повествовании мы постоянно наблюдаем особенно бережное отношение к процессу наречения имени, кульминацией чего является поиск имени (личностной сути) Бога. Однако обывателю более известны магические («познать, чтобы захватить») или фаталистические («как назовут, так и судьба сложится») спекуляции на эту тему.)
Животные призваны служить человеку, но богословы не имеют единого мнения насчет того, как они в раю жили и питались, даже невзирая на прямое сообщение текста о траве, благословленной всем животным в пищу (1, 30). Католики утверждают, что законы природной жизни не меняются, и тот факт, что хищник загрызает жертву, не жесток сам по себе, он естествен, но нравственную оценку (жестоко, страшно, отвратительно) вносит человек, соизмеряющий жизнь природы со своей иноприродной целью. Традиционно-православное объяснение таково, что т. к. природа призвана зависеть от человека, то после грехопадения последнего изменились и отношения между живыми существами. Современный богослов диак. Андрей Кураев не без основания полагает, что животные были не кровожадны только в пределах райской земли, но не вся земля была раем. У прор. Исайи мы встречаем описание будущего рая: там «барс будет лежать вместе с козленком» (11, 6) Глядя, как в зоопарке на «площадке молодняка» часто дружно играют детеныши будущих смертельных врагов или читая в житиях описания того, как хищник смиренно довольствовался хлебом из руки подвижника, начинаешь постигать, что это не просто поэтический образ.
Что касается человека, то он, согласно Быт. 1, 29, как будто также довольствовался растительной пищей, но уже во второй главе мы узнаем, что «древо» — это особый священный образ. В древних религиях дерево часто почиталось как символ произрастания из земли в небо, т. е. небесной жизни после смерти. Дерево служило своеобразным мостом, соединяющим два полюса жизни. Вот и в Библии оно выступает в роли определенного способа приобщения, сферы деятельности. В раю, кроме обычной флоры, растут еще особенные «деревья», среди которых конкретно говорится о двух. Первое — это растущее посреди рая «древо жизни», т. е. бессмертия (2, 9). Первый человек в раю вкушает плоды от древа бессмертия и поэтому остается физически бессмертным. Св. отцы полагают, что речь идет о неком райском «канале» непосредственного богообщения и сравнивают плоды этого дерева с Причастием. Т. е. человек бессмертен не сам по себе, а в силу причастности Богу, о чем косвенно говорит и имя первого человека — Адам, «красная земля». Земля, прах — это образы материальной, временной, склонной к распаду основы. У древних часто красный цвет, охра, употребляется в захоронении как символ крови загробной жизни, крови бессмертия. Возможно, поэтому, Адам — это одухотворенная материя, обессмерченный прах.
Кроме этого, Господь произрастил в раю «древо познания добра и зла» (оригинальный смысл: «познания всего на свете»). Единственный запрет в раю касается именно плодов этого таинственного дерева: «от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь». (2, 16-17). Часто говорят о том, что Бог просто решил испытать человека, но мы видим, что заповедь звучит не как прихоть Творца, а как заботливое предупреждение: не ешь, а то умрешь («ты не знаешь почему это так, ты не знаешь, что такое смерть, но поверь Мне — это древо опасно»; именно так: заповеди предполагают сыновнее доверие Адама Богу).
Примечательно, что запрет на вкушение с этого дерева дан сразу после заповеди «возделывать сад», что как раз и означало взращивать, приумножать, расширять сферу познания. Значит, не познание как таковое запрещает Господь (часто об этом говорят атеисты), а предупреждает о смертельно опасном для человека способе познания. В оригинале «познание добра и зла» звучит как «познание всего на свете» — т. е. всего без разбора, без критерия, без Бога.
Наличие подобного дерева в раю прежде всего связано с проблемой свободной воли. Свободная воля отличает человека от всех остальных тварей и, собственно, делает его человеком, а не камнем, не животным и не машиной. «Бог почтил человека, даруя ему свободу, — говорит свт. Григорий Богослов, — чтобы добро принадлежало лично тому, кто его выбирает, не меньше, чем тому, который положил начало добра в природе». Этот богоподобный дар в то же время опасен для человека и таит возможность не только величия, но и падения. В связи с этим добро и зло Библия понимает не как условно-социальные и, с другой стороны, не как абсолютные категории, а как действия человека относительно аксиоматически благой воли Творца: добро есть движение человеческой воли по направлению к Богу, зло есть противопоставление воли человеческой воле Бога, что тоже возможно! Т. о. Всесильный Бог ограничивает сферу приложения собственной воли, чтобы дать возможность действовать Своему возлюбленному творению. Православное богословие подчеркивает, что вселенная строится правильно только при согласии воли человеческой с волей Божией («синергия» — по св. Иоанну Кассиану). Человек не был «запрограммирован» на злое, но Бог, безусловно, предвидел возможность того, что человек выберет путь зла и погибели. Бог не относится к нам, как подопытным существам, ведь Он в итоге Себя отдал за наше спасение! Но принципа свободной воли Он не отменяет, ибо человек призван выбирать Божие не по приказу и не из-за животного страха, а в доверии ума и сердца. И потому наличие древа запрещенного познания есть прежде всего напоминание об этой свободе и о необходимости совершать правильный выбор…
Последняя заповедь в раю связана с темой брачной любви. «Сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему … И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и когда он уснул, взял одно из ребер его … и создал … из ребра … жену, и привел ее к человеку (создание из ребра — символ родства: «кость от костей моих») И сказал человек: вот, это … плоть от плоти моей, она будет называться женою, ибо взята от мужа (игра слов: по евр. муж — «иш», жена — «иша»). Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут двое в едину плоть» (2, 21-24). Не правы те учебники, где заповедью брака названы слова «плодитесь и размножайтесь» (1, 28) и смыслом его объявляется «рождение и христианское воспитание детей». В таком случае и у кроликов был бы брак, и у тараканов,– ведь и им сказаны те же слова. Основной библейский смысл брака — это единство двоих в единое целое пред лицом Творца, т. е. это «союз троих»: мужчины, женщины и благословляющего их Бога. Вновь мы видим множеств. число: «сотворим». Брачное единство вдохновлено Св. Троицей, и отцы Церкви часто усматривают в брачном единстве двух «ипостасей» человеческой «сущности» еще один аспект образа Божия. Дети же должны восприниматься не как смысл брака, а как желанный плод любви.
