- Чего стоишь, рот раззявил? – сверкнул на него темным, недобрым глазом Ян. – Давай второго встряхивай. Малыш!... Простак, я к тебе обращаюсь!... Ну-ка на ноги! Вставай, скотина!
Таким образом, не останавливаясь перед жесточайшей руганью, Ян поднял на ноги всех троих. Лишь Чёрный Рок остался валяться где был, то есть под столом. Его молодой организм Ян пожалел, прекрасно зная, как воздействует на гоблинов жуткое отрезвляющее зелье. К тому же Чёрный Рок был ему пока не нужен, - вот и пусть себе спит, пока спится. Другое дело – Строри и Наката. К их мнению он привык прислушиваться всегда. Так было правильно. Так должно было быть – ибо они старше и опытнее.
- Наката, – Ян покосился на старшего товарища, – Очнулся?
Накате было плохо. Очень плохо! Однако ниппонец, хоть и с трудом, сохранил невозмутимое выражение на лице. Только голову наклонил чуть, не рискуя, видимо, разговаривать. Достаточно было заметить мрачный, тусклый огонек в его глазах, чтобы понять насколько ему худо. Но он держится.
Вот Строри, тот опять разворчался. Шумный и недовольный, он через слово вплетал в речь самые чёрные ругательства и изощренные проклятья. Впрочем, иссякнув, он тоже высказался в том духе, что вполне пригоден для серьёзного разговора.
Зато Простаку пришлось приложить по затылку, остановив его вполне понятный первый порыв – к бутылке. Маленький гном сунулся носом в салат, и после этого уже не дергался и не выступал. Подзатыльник ему отвесил озверелый Ворчун, а когда Строри в таком настроении, лучше его не злить. В яростном запале он и пришибить может!
Так что Простак просто молчал. Наката изображал статую. Строри ругался.
Говорить пришлось одному Яну. Он не стал ходить вокруг да около – не тот случай. Тем более не стал скрываться от Михея – проверенного-перепроверенного, жизнью битого. Всё начистоту выложил.
Отёр вспотевший лоб, выжидающе уставился на товарищей.
- Ну и что? – угрюмо спросил Ворчун, выждав положенное время. – Не хочешь ведь ты сказать, что мы уже завтра должны будем вновь выйти на тропу?
Молодой вожак открыл было рот, но гном поднял широкую – с лопату – ладонь, останавливая.
- Ян! Ты помнишь, чем мы всегда от остальных трапперов отличались? Да тем, что плевали на золото! Даже когда остальные бросались в авантюры.. и гибли, мы, как те курочки во дворе, клевали по зёрнышку. По зёрнышку, Ян! А ты от нас требуешь…
- Не требую, – быстро перебил его Ян. – Но, Ворчун, такие деньги! Это ж мы могли бы весь следующий сезон здесь обретаться.
- И с тоски дохнуть! – мрачно обронил Наката, встав, таким образом, на сторону гнома. – Впрочем, я не против похода. Даже наоборот – согласен выйти на тропу раньше срока. Только, Ян, стоит подумать, надо ли нам вообще браться за сопровождение этих… «шпор». Может оставим их кому-нибудь, вроде Вальдека Остроуха или, там, Луиса?
- Да, мы обычно не брали на борт посторонних, - согласился Ян. – Мы привыкли полагаться на удачу в поиске, и она нас редко подводила. Но прошлый поход был неудачен… Помолчи, Строри, свое сказать ты успеешь… Так вот, всё, что заработали тогда, ушло на новое снаряжение. Мы готовы к выходу, но не сможем пробыть здесь слишком долго. У нас просто не хватит денег.
- Эй! - тут же подал голос Михей, оскорбленный в лучших чувствах. – Когда это я требовал деньги с вашего брата до выхода на тропу?
Ян его не слушал. Он напряженно смотрел на своих в ожидании ответа. Дождался…
- Ты прав, Ян, не будем! – рыкнул Ворчун. – Не будем говорить, кто повинен в том, что кварта отличной тролльей желчи пропала! Не будем вспоминать, что, не шляйся мы по тем болотам в поисках подарка, не бегай мы после того, как напуганные кролики, месяц от орков, мы имели бы на пятьсот монет больше! И нам всем хватило бы на прожитье. Еще не будем говорить, что во время той погони мы растратили весь огневой припас, потому теперь вынуждены на него тратиться! И, да, Ян, теперь мы на самом деле вынуждены принять на борт «шпор»! Когда выступаем? Завтра? Утром я буду на праме.
Грохнув дверью, Строри вышел. Следом, виновато пожав плечами и изобразив лицом нечто успокаивающее, выскользнул Простак. Рок всё так же бессмысленно улыбался, лежа на лавке, куда его пристроил сердобольный Михей. И потому из собеседников Яна остался разве что Наката. Но Наката лишь скупо кивнул младшему товарищу, и принялся доедать гуся, что почти нетронутым лежал на его блюде. Ну что тут ещё скажешь?
Рассердившись не на шутку, Ян резко развернулся на каблуках и не вышел – вылетел – наружу. Грохот двери о косяк возвестил о его уходе.
Даже не обернувшись, Наката лениво грыз остывшую гусиную ногу, о чем-то напряженно размышляя. Лишь морщился временами от простреливающей боли в висках – с похмелья.
7.
- Так, говоришь, лучшего нет? – с явным сомнением в голосе переспросил Михея милсдарь Александер.
- Какое там! – корчмарь аж задохнулся и руками взмахнул от возмущения, – Нет, может, кто-то и превзойдёт Яна в чём-то – трапперов вокруг много. Но он ещё и умён! И хитер как водяной тролль! Поверьте, милсдарь, не у каждого на праме вам будет комфортно путешествовать. К тому же, у него в прайде два гнома. А они, как известно, крайне чистоплотны. У нас, правда, не бывает ни вшей, ни блох, ни клопов. Но на некоторые, с позволения сказать, прамы ногу не поставишь, так там всё загажено… Впрочем, милсдарь, дело конечно ваше…
- Что-то задерживается ваш симпатяга Ян, – перебил не в меру словоохотливого трактирщика второй «шпора», известный под именем мессира Джерарда. – Я, конечно, понимаю, тут ходить приходится…
Докончить мысль ему не позволила открывшаяся дверь и звяканье колокольчика. Одетый по походному, – при оружии и в кольчуге – Ян переступил порог и направился прямиком к их столу. И, судя по лицу и походке, настроение его было не слишком добрым. Не сказать больше – преотвратным.
Знавший кое-что про личную жизнь Яна, а о многом – догадывающийся, Михей безошибочно определил: виной тому – Оксана. Только она может довести мужчину до верха блаженства и она же легко обрушит его в самое грязное и вонючее болото. О, женщины!… Дальше каждый может продолжить на свой лад.
- Итак, я согласен! – сказал Ян, подходя к столу и упирая кулаки в столешницу, – Как и договаривались, половину денег вперёд. Пятнадцать сотен золотыми монетами. Чеки или векселя я не беру. Монеты не должны быть обрезаны. И, лучше бы, если это были Северные марки, а не солиды… Просто потому, что они мне больше нравятся!
Кажется, он сумел достать юного Александера. Что же до мессира Джерарда, то тот только кивнул, словно бы подтверждая обоснованность требований. Кивнул и выложил на стол достаточно объёмистый мешочек.
- Мне тоже больше по душе марки, – проронил он. – Здесь двенадцать дюжин в упаковках и ещё шесть червонцев. Надеюсь, вы не станете требовать, чтобы мы выплатили вам всю сумму марками по меньшему номиналу?
- Нет, червонцы меня вполне устроят, - заверил Ян, словно и не заметив скрытой издевки в словах нанимателя. И уселся, с явным намерением пересчитать задаток.
- Сударь! – вскочив на ноги, вскричал Джерард, – Да вы, никак, подозреваете нас в нечистоплотности! Смею вас заверить, мы – не подлецы, и не фальшивомонетчики. Все червонцы настоящие – нам их выдали в княжеском казначействе. Надеюсь, моего заявления достаточно?
Ян остался невозмутим. Он, конечно, заверил, что достаточно. Но не постеснялся час времени потратить на то, чтобы пересчитать монеты и проверить, обрезаны ли у них края. С лишком два фунта золота порядком оттянули его пояс.
Наконец, довольный, он встал.
- Завтра в шесть пополуночи мы выступаем. Хотелось бы, чтобы к этому времени вы были на борту моего прама. Вы, и ваш груз. Не успеете – не обессудьте уж.
Нормальный прам, наподобие «Звёздного гонца», представлял собой большой плот, покоящийся на четырех-шести больших поплавках, и оттого обладавший малой осадкой и великолепной проходимостью. Размеры сильно варьировались в зависимости от количества людей в прайде и, главное, начальной суммы капитала, на которую и строилось судно. Так, прам Яна в длину вымахал на все двадцать пять саженей, а в ширину – на четырнадцать.
Надо ли говорить, что при таких размерах этот «корабль» не мог не обладать двигателем. Довольно громоздкий, но очень мощный паровой движок занимал примерно четвёртую часть могучего двухэтажного блокгауза. Тот, в свою очередь, оставлял совсем немного свободного места на палубе.
На прамах, как правило, ходили по Великой реке. Зачастую среди деревьев. Потому здесь не было мачты, а два весла были скорее для проформы. Поэтому двигатель был единственной гарантией и надеждой на благополучное возвращение.
