Я вышел на улицу когда уже смеркалось. Тротуары превращались в поле битвы. Снег распадался прямо в воздухе и долетал до меня в виде застывших кристалликов льда. Было тихо. Но вывески магазинов по бокам улицы все еще горели, горели синим, красным, фиолетовым, как в кино, вы знаете. Изо рта пар – дымился такого же цвета. Он раскрашивал капли льда во все цвета радуги и указывал мне путь. Но это все случилось уже после. После того как я очутился в совершенно незнакомом мне месте. Сложно было сказать на аутсайде это или инсайде, под водой или в небе, в нашу эпоху либо доисторическую. Ощущение, чувство распада присутствовало, сопровождая каждое нерачительное движение, каждый незначительный шорох. Мой один хороший друг сидел, свесив руки с коленей, и напевал что-то очень знакомое. Все было увешано гитарами, словно сталактиты они слетали с потолка и разбивались вдребезги. Длинный обвешанный лампами коридор уходил в неизвестность, в неизвестность уходили следы на снегу, в неизвестность уходил я…
Когда я проснулся, из головы у меня шла кровь и из ушей и из носа. Куртизанки голые, будто поросята валялись в прихожей, прижимаясь к стеклянному шкафу. Бочек извергал брызги, как пожарный кран, красное тело становилось черным и наоборот. Кто-то завопил как обрубленный. В соседней комнате что-то разбилось, упало, сломалось и покатилось, катилось (это был, наверное, пульт от телевизора) потом непонятный шорох и бамс-бамс – запахло порохом и миллионы, миллиарды машин на аутсайде запиликали, словно ненормальные; в голове запиликало, забилось, казалось, что сейчас меня вывернет наизнанку, но все это случилось уже потом. Когда я вышел на лестничную клетку. Старуха с тростью зырила на меня как на статую Иисуса, а тем временем «свиньи» уже пустили дым. Я слышал, как они трутся железными щитами там внизу, слышал, как стучат их казенные ботинки по бетонным ступеням; серое ядовитое облако застилало мне глаза, из глотки посыпался недопереваренный завтрак… Есть, знаете ли, сквиртовые девочки, которые кончают, словно фонтаны, и ты будто омовение делаешь…, ну так вот старуха членом чую – она такая же была в молодости, отпадная баба была в молодости. И я бы с удовольствием оприходовал, отделал ее прямо здесь, думал я, под лампами прямо, и в дыму, в дыму, сквозь который и рук-то не видно не говоря уже о чем-то другом. Несомненно, оприходовал бы, будь мы в другой эпохе, лет так двадцать назад, но нужно сливаться, думал я, сливаться пока «свиньи» не пришакалили и не впечатали меня мордой в бетон, сливаться через люк, а дальше по мусоропроводу на мансарду.
Конец ознакомительного фрагмента.
