Проблема, которую мне предстояло решить, была сама по себе не сложной, но хлопотной: из-за отказа одного из датчиков произошло аварийное отключение накопителя данных.
Снова подключить компьютер оказалось делом пустяковым, но после этого пришлось добрых четыре часа проверять кабель. Выяснилось, что в инструмент каким-то образом угодило черное дегтеобразное вещество, подействовавшее на электронику, а потом сыгравшее роль проводника; получилось классическое короткое замыкание. На прочистку прибора ушли секунды. Я даже собрал черное вещество в пробирку — на случай, если появятся любопытные.
Вернувшись в кабину вездехода, я принялся разглядывать серебристо-красное пространство Воскового моря. Меня интриговал темный туман на горизонте. Я вдыхал запахи Титана, просачивавшиеся в кабину, невзирая на любую герметизацию.
Это вовсе не вонь. Даже неприятными эти запахи не назовешь. Совершенно не похоже на запах органического гниения, вопреки фантазии некоторых старых авторов, не обремененных рациональным мышлением. Скорее, легкий свежий аромат походной горелки, без примеси окисления. Я помнил рассказы деда о приятном запахе бензоколонки: когда он был мальчишкой, в бензин еще не добавляли ни эфира, ни спирта. Прибавить к этому легкую примесь креозота — и получится запах старого телефонного столба, проливающего на жаре черные дегтярные слезы. Так пахнет на Титане.
От мыслей о дегте у меня отяжелели веки, ландшафт Титана приобрел масштабность и вызволил меня из заточения тесной кабины. Мне казалось, что я вышел без скафандра и прогуливаюсь вокруг вездехода, чувствуя, как ветер шевелит волосы, дождевые капли — ледяные шарики размером с теннисный мяч — падают на голую кожу, восковые снежинки тычутся, словно бабочки, в открытое лицо…
Что за дрянь проникла внутрь датчика?
Я прожил на Титане не один год, но, получалось, знал о планете совсем немного. Монтер слишком занят, чтобы обобщать наблюдения и делать заключения, а ученым не было дела до моего невежества.
Дженна… Дженна иногда пыталась со мной разговаривать. Случалось это в моменты, когда мы, покончив с нашей мимолетной общностью, лежали в обнимку на моей или ее койке. Темой разговоров обычно была ее специальность, одно из направлений в метеорологии — изучение атмосфер со сверхдавлением на планетах-гигантах.
Она твердила, что отсюда на эти планеты не попасть. О путешествиях на Юпитер и на Сатурн нечего и мечтать — во всяком случае, при моей жизни этого не произойдет. Возможно, когда-нибудь наступит время для работы в атмосфере Урана и Нептуна. Может быть, через поколение? По ее словам, для меня это поздновато. Титан — мой предел…
Пророческие слова? Наверное, причем без всякого злорадства. Дженна превращала проблему в голую математику: красота, от которой у меня глаза на мокром месте, в ее устах низводилась до домашнего задания по арифметике.
Однажды на Венере, сгибаясь под тяжестью очередного прибора, я увидел с высот гор Максвелла, венчающих землю Иштар, многоцветное зарево и замер в восхищении. Могу поклясться: никакой математики в этом не было, попросту ни малейшей!
Чтобы заставить Дженну умолкнуть, я осыпал ее поцелуями, подчинял требованиям не поддающейся счислению плоти. Со временем она бросила плести мне про арифметику своих снов.
…Воспоминания меня усыпили. Была надежда, что мне привидится по крайней мере Дженна, наши с ней объятия, простые удовольствия, которые мы дарили друг другу в тесных титанианских кельях. Вдруг от этих снов я очнусь, ощутив прилив желания? Тогда поутру я разверну вездеход и вернусь на базу, чтобы отыскать Дженну. Интересно, как со мной поступят, если я своевольно устрою себе отгул? Уволят?
Но вместо Дженны мне снилась Кристи Мейтнер в мешковатом нижнем комбинезоне; в скафандре она вообще теряла человеческий облик. Кристи Мейтнер и ее цветистые пустыри. Кристи Мейтнер, прыгающая по берегу, как безумная, наступающая на цветные пятна, вгоняющая их в грунт…
Утром, проверив, в порядке ли моя замороженная проба (а что бы с ней сделалось?), я взял курс на Рабочую станцию № 31, сообщив на базу о вынужденном отклонении от трассы и пообещав представить исчерпывающий доклад об изменениях в своем расписании.
Мне предстоял не слишком большой крюк. Несколько лишних часов — что ж такого?
Ее под пузырем не оказалось. Синяя пласта кордовая юрта выглядела еще хуже, чем в первый раз, — мешок мешком. Я вызывал хозяйку по радио, но отклика не дождался. Снегохода я тоже не обнаружил. Положившись на свой свежезаряженный аккумулятор, я поехал ее искать, ориентируясь по следам полозьев, которые вели к основанию платформы, где были установлены приборы.
Сам не зная почему, я остановился в нескольких сотнях метров от поворота и вылез. Слушая негромкий гул догорающего воздуха, я гадал, заметила ли она синее пламя, взметнувшееся над кручей.
Оставшуюся часть пути я преодолел пешком, хрустя подошвами по восковой поверхности. Стоило мне покинуть колею и двинуться по девственному реголиту, как вокруг меня стал подниматься пар. Достигнув края платформы, я задохнулся от открывшегося вида. Прямо подо мной поблескивала плоская береговая полоса, усеянная сахарными кристаллами, прочерченная черными и оранжевыми нитями. Дальше раскинулось серебристо-красное море, придавленное красно-оранжево-бурым туманом. Оранжево-бурое небо оживляли красные облака, кое-где синели вертикальные ленты дождя.
«Чуждый мир», — подсказал внутренний голос. И правда, совершенно чуждый, более чем чуждый. Луна, Венера, Марс были всего лишь мертвыми нагромождениями камней, пусть и под разноцветными небесами, но здесь… Я поежился, хотя мне было жарко в скафандре. Пот стекал у меня по бокам, под мышками было совсем мокро. Специальное белье впитывало пот, подавало его в систему рециркуляции, встроенную в скафандр, где он снова превращался в питьевую воду.
Внизу торчали совершенно нелепые в этом мире инструменты Кристи. Сначала меня удивила их неподвижность, потом я понял, что они выключены. Сама Кристи казалась отсюда совсем маленькой, словно детской куклой в белом скафандре, разместившейся строго посередине помоста метеостанции.
Где же аккумуляторы? Севшие аккумуляторы куда-то подевались. Я огляделся и обнаружил их сваленными под самой кручей, рядом со снегоходом. Не собирается ли она перевезти их в лагерь? Неплохая идея! Очень любезно с ее стороны…
Неподалеку от нее, у самого края моря, блестело радужное пятно. Я различал синие, зеленые, красные цвета, широкую оливковую полосу. На мой взгляд, это больше всего походило на… Впрочем, что значат мои фантазии? Что видит сама Кристи там, на берегу?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
