— Какой кошмар, — прокомментировала саркастически, складывая раскиданные по столу листки в аккуратную стопку. — А тебе не пора…
— Аурелия! — ни её возглас, ни, одухотворённое очередной гениальной идеей, выражение лица мне не понравились. — Помоги мне!
И это понравилось ещё меньше. Плюнув на манеры, такт и сочувствие, к этому моменту серьёзно потрёпанные, я сплела заклинание слабенькой воздушной волны, чтобы выдворить «подругу» из комнаты.
— Укради журнал Гронберг.
Глава 4
Плетение рассыпалось на предпоследнем узле, а руки так и застыли в наилучшем для атаки положении.
— Что… — я недоверчиво тряхнула головой. — Что ты сейчас сказала?
— Ну, Аурелия, ну, миленькая, — сложив руки в молитвенном жесте, зачастила Корса: — Я ведь точно попадусь! И меня исключат! А ты лучше всех на факультете, если не во всей академии, обходишь охранки! Это все знают! И у тебя получится! Я точно знаю. И потом, ты же не бросишь подругу в беде? — И эта вот… подруга уставилась на меня умоляющими голубыми глазами, заставляя потерять дар речи от размаха наглости.
Впервые за все шесть лет учёбы.
И, пока я соотносила степень нашей дружбы и идиотизма её предложения, Корса так и стояла рядом, купая меня в отвратно-сладких духах. И ведь не шутила, на полном серьёзе предлагая мне за полгода до диплома таким вот оригинальным способом самоотчислиться. Даже не по собственной, а ради чужой дурости.
Только Корса просчиталась, меня мало волновали чужие проблемы. Поэтому друзья не входили в список моих приоритетов, а, не будь этих шести лет, которые мы провели с ней в одной аудитории, я выставила бы её гораздо раньше.
— Знаешь что, подруга… — Новое заклинание сплелось мгновенно и почти само по себе. День оказался каким-то невыносимо долгим, и душа требовала сделать гадость хоть кому-нибудь. — Иди-ка ты… — выдержав паузу, я демонстративно подняла скрещенные пальцы на уровень груди. — К себе. Вместе со своими фальшивыми слезами, страданиями и истериками.
— Ты не можешь мне отказать! — Из жалкой подавленной девицы Корса очень быстро стала собой — капризным и ноющим ребёнком. — Я заплачу! — вдруг осенило её. — У тебя же проблемы с деньгами! Назови цену!
Последнее волевое усилие жгло руки, сдерживая рвущееся заклинание.
Заплатить. Мне. За воровство.
И пусть я сотни раз нарушала академический устав, пусть зарабатывала заклинаниями, за которые меня могли упечь в Гвинбор*, но никогда, ни при каких обстоятельствах я не стала бы воровать! Не тогда, когда меня обокрал и продолжал это делать собственный опекун.
— Пошла вон! — процедила я сквозь зубы, шагнув на неё, и этого оказалось достаточно, чтобы Корса дрогнула, вылетев в коридор и громко хлопнув дверью.
Вот же… графская дочка! Я! Воровать! У Гронберг!
Руки подрагивали, в глазах рябило, грудь тяжело поднималась и опускалась.
Проблемы с деньгами! Может и так, но хотя бы не с головой, как у некоторых! Но, несмотря на уговоры, бешенство не отпускало, и изнутри поднимался не огонь — целое пожарище. Тёмное, запрещённое, уговаривающее разнести не комнату, но всю академию.
Я воровать у Гронберг!
Да, с куратором мы сталкивались регулярно, но обе понимали, что всё это так, игра. Понимали и уважали друг друга уже за честность и откровенность. А эта дрянь…
Ладони пылали и, открыв глаза, я убедилась, что пылали в самом прямом смысле. Чёрное с алыми проблесками пламя послушно лизало руки, предлагая помочь, успокоить, бросить к моим ногам всю столицу, до которой езды-то полчаса, но…
Скрипнув зубами, я сжала ладони в кулаки, приказывая себе смотреть. Смотреть и понимать, что одна уступка, даже самая незначительная, и сила вырвется, погребая под собой мои планы, мою жизнь и меня саму. А то, что сейчас уговаривало ласково и нежно, взовьётся к небу, отказываясь подчиняться.
И в академии станет на одну глупую студентку меньше.
Потому что у ищеек всё отлажено, они на раз вычисляют малейший стихийный выброс, происходящий за пределами академии неконтролируемой магии.
Потому что сотню только наших студентов-боевиков натаскивают, в том числе, на ловлю стихийников.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Потому что ректор лично уничтожил не меньше десятка спятивших магов.
Потому что Аурелия Грасс — ничтожная магичка, с которой не станут церемониться.
Выдохнув, впившись ногтями в кожу ладоней, я думала только об этой боли. Дышала на счёт, вспоминала портрет родителей и запрещала себе радоваться, когда казалось, что проклЯтое пламя уменьшается. Шло время, но я вздохнула полной грудью только когда убедилась, что на руках не осталось ни единой искры.
Шаргхова Вамбург!
И приложить бы её тем не снимаемым заклинанием, но за использование магии такого порядка в общежитие мне грозит если не выговор, то лекция от куратора точно. Вдобавок к недельному дежурству в лазарете или уборке за особо вонючими питомцами академического зверинца.
Чувствуя, как кипит, не успокоившаяся до конца, злость, я спиной упала на кровать, раскинув руки и бездумно глядя в потолок.
Не буду об этом думать. Сейчас точно нет, а потом просто забуду, потому что Корса не тянет на роль даже песчинки в моём впечатляющем жизненном плане.
Да даже Присли не тянет, хотя в бОльшей части моих проблем — только его вина. Его — высокого, тощего, с круглым лицом и рыбьими глазами посредственного мага, получившего титул «за заслуги», но не добившегося высокой приставки «берг». Барона, но без власти. Хотя полезных друзей у скользкого и высокомерного Ораса Присли, по шутке рианов ставшего моим опекуном после убийства родителей, хватало с избытком.
И почти двадцать лет назад меня не отправили в приют, хотя лучше бы туда, отдав на воспитание единственному живому родственнику. Дальнему дяде, милому и кроткому барону, по рассказам, пустившему слезу, стоило переступить дом моих, убитых по глупости, родителей.
Мой дом, который Присли не собирается возвращать.
Вымотанная очередным стихийным приступом, я не заметила, как уснула, открыв глаза за четверть часа до ужина.
Надеясь проскочить одной из первых, накинула подбитый мехом плащ — в переходах прилично дуло, и зашагала в сторону столовой. Приятно, когда твои голодные ожидания оправдываются. И ещё приятнее, когда, снова свободный, утренний стол напоминает о громком провале Шалинберга, какие бы планы не бродили у того в голове.
Поставив поднос с рагу и укрепляющим травяным отваром на стол, я скинула плащ на спинку стула и села. Пальцы подрагивали, когда я держала стакан, но это ничего, слабость пройдёт, не в первый раз. Ведь, проявившийся перед поступлением в академию, стихийный дар, который тогда до смерти напугал меня одной-единственной искрой, за пять лет дорос до истинного пламени, охватывающего руки от кончиков пальцев до плеч.
Заставляя беззвучно кричать и давить в себе любые намёки на сильные эмоции. Пугая до визга. Но вместо того, чтобы лить слёзы, я искала. Выискивала любые сведения о стихийниках, особенно, огненных в библиотеке Присли, в газетах, в нашей академической библиотеке и, конечно, в преподавательской секции. Везде, где могло оказаться хоть слово, которое смогло бы меня спасти.
И не думала о том, что одна слабая сиротка-студентка мало что может.
Столовая быстро наполнялась гомоном голодных студентов и, пропорционально её наполнению, я всё больше чувствовала жжение в области спины. Проклятия они такие — то, что они не срабатывали, а невзрачное, но баснословно дорогое колечко на указательном пальце отвечало именно за это, не значило, что от них не останется и следа. Особенно, когда их насылают в таких количествах!
Смешно, но Рик снова меня переиграл, подставив своей утренней выходкой с балом — теперь его поклонницы будут проклинать меня до выпуска. Не смертельно, учитывая их, общую на всех, глупость, но приятного мало. И ведь думала же, что всё выглядит слишком подозрительно!
В столовую вошла Корса, но, слава рианам, не сумев высмотреть меня в огромном зале, пошла к раздаче.
