Женщина-миссионер, Флоренс Кумб, работавшая в этом регионе приблизительно в одно время с Гопкинсом, рассказывает об одном священнике, который служил на острове Сан-Кристобаль. Однажды он набрел на группу туземцев, которые готовили на печке для себя еду – мясо убитого ими врага. Вот что он писал ей: «Каково же было мое отвращение, мое искреннее негодование! Мне так хотелось подбежать к печке и перевернуть чан с его содержимым, но вдруг мне в голову пришла мысль: ведь если я так поступлю, то, весьма вероятно, могу оказаться на месте этого несчастного на той же самой печке. На них, казалось, не произвело никакого впечатления замешательство белого человека. Они продолжали смеяться и шутить, вспоминая, как сопротивлялась несчастная жертва, и засовывая вываренные косточки от ее пальцев в волосы».
Флоренс Кумб напоминает нам «еще об одной идее, которая, настойчиво преодолевая наше отвращение, все же стремится выразить себя». Это идея мана – общего духа племени.
«Когда могущественного вождя, долгое время всеми в равной степени ненавидимого и обожаемого, убивают в сражении, то жажда его врагов заполучить частичку его духа – мана, – который объясняет тайну его доблести и успеха, превращается в почти религиозное чувство. Необходимо как можно скорее стать обладателем хотя бы маленькой частицы плоти этого храброго воина и выпить по глотку его крови – только это может добавить мужества и бесстрашия.
Вот в таком акте каннибализма, – заключает Флоренс Кумб, – я вижу зародыш божественной истины».
На этих островах обнаруживается не только желание во что бы то ни стало обрести мана, но и страх перед ним. Миссионер Джордж Браун сообщает о любопытном обычае среди туземцев, который ему самому приходилось наблюдать: «Тот человек, который расчленяет тело, иногда накладывает повязку на рот и на нос, чтобы во время такой операции дух мертвеца нечаянно не вошел в него. По той же причине двери и окна хижины, где происходит чудовищная трапеза, плотно закрываются. После этого все участники пиршества принимаются громко кричать, дуть в рожки, потрясать копьями и вообще создавать как можно больше шума, чтобы отпугнуть дух человека, которого они только что съели. В Шортлендской группе Соломоновых островов в порту есть маленький островочек, куда обычно туземцы привозят пленников, чтобы убить. Они не хотят этого делать в деревне, опасаясь, как бы впоследствии дух убитого человека не натворил бед».
Антрополог Браун много размышлял о различных причинах, лежащих в основе каннибализма на островах Меланезии. Он пришел к выводу, что чаще всего каннибализм в этом регионе являлся полусвященным обрядом.
По мнению Брауна, главной причиной каннибализма среди тех племен, с которыми ему удалось установить контакт, было обязательство перед мертвым родственником, что подтверждается в ходе его беседы с одним туземцем, который сказал ему: «Предположим, моего брата убил кто-то из утам (соседнее племя). Я жду, пока не услышу, что один из них был убит другим племенем, отправляюсь и покупаю кусок тела, приношу его в дом брата и предлагаю брату как жертвоприношение». Браун добавляет, что в некоторых частях островов туземец давал обет не мыться до тех пор, пока до конца не отомстит своим врагам. В племени кабабайя, например, поедали волосы, кишки и даже экскременты человека, который убил одного из их соплеменников.
Вообще говоря, там, где каннибализм полностью утвердился и был всеми признан, обычно съедаются все части тела жертвы. Руки и груди женщин всегда считались лакомым блюдом. Некоторые из оставшихся от трупа костей использовались в качестве грузиков на концах копий. Черепа нанизывали на сухую ветвь дерева и либо относили на берег моря, либо клали рядом с хижиной человека, убившего ее прежних владельцев. Райс приводит некоторые детали каннибализма, процветающего в Новой Каледонии.
«Здесь, – пишет он, – женщины обычно убирают с поля битвы наименее пострадавшие мертвые тела воинов и начинают приготавливать их для тушения в печах, хотя их соплеменники в это время все еще сражаются с врагами. Женщины бросают раскаленные камни во временные печи, вырытые в земле прямо у кромки поля брани, чтобы, не теряя даром времени, приступить к желанному пиршеству сразу же, как смолкнет гул битвы…».
К сожалению, он не объясняет, что произойдет, если вдруг удача улыбнется другой стороне. Если это случается, то вот прекрасный пример так называемого горького конца!
«На Новой Каледонии, – продолжает Райс, – руки человека считались самой лакомой частью, и они по праву становились добычей жрецов победившего племени. Они обычно вместе с женщинами следовали за воинами и во время битвы находились в авангарде. Так страстно хотелось им заполучить отрубленные руки поверженные врагов, что они были даже готовы голодать несколько дней, но не соглашались утолить голод менее изысканной пищей.
Здесь не запрещалось женщинам принимать участие в каннибальских пиршествах. Не было никакого табу на съедение тела и самого вождя. В обязательном порядке все члены победившего племени должны были получить по крайней мере по крошечному кусочку его плоти. Одно строгое табу касалось женских тел. Если по какой-то случайности такой труп оказывался в числе тех, которые предлагались для праздничной трапезы, то, несмотря на то что спрос на человеческое мясо всегда значительно превышал предложение, туловище женщины выбрасывалось и лишь руки и ноги употреблялись в пищу».
Возможно, только на островах, известных под названием Новая Ирландия, расположенных совсем близко от Новой Гвинеи, каннибализм принял столь чудовищные формы, что описания бытующих там людоедских обрядов не могут не вызвать содрогания.
Вот что пишет по этому поводу правительственный чиновник Хью Гастингс Ромилли: «Как только я вступил на землю Новой Ирландии, до меня донеслись громкие звуки и веселый смех. На опушке на ветвях большого дерева болтались на веревке шесть трупов, кончики пальцев их ног касались земли. Пораженный таким неожиданным зрелищем, я потянулся за своей фляжкой. Сделав пару глотков для храбрости, я, опустившись на землю и прислонившись к стволу ближайшего дерева, продолжал наблюдать за действиями женщин.
Туземцы, разведя большие костры, кипятили на них в больших горшках воду. Когда вода вскипела, они, черпая ее скорлупой кокосового ореха, стали обливать кипятком один за другим покачивающиеся на ветру трупы, после чего начали скоблить их бамбуковыми ножами. Это был, по сути дела, обычный процесс подготовки свиной туши.
Женщины все время смеялись и шутили при этом, вслух обсуждая физические достоинства каждого из висевших перед ними мужчин. Все делалось очень просто, удивительно по-будничному.
Пришли мужчины из деревни, и началась другая работа. Притащили циновку из пальмовых листьев, и на нее уложили один из трупов. Дряхлый старик, вероятно старейшина племени, вышел из толпы. Все отступили назад, освобождая пространство для действий. В руках у него было пять или шесть бамбуковых ножей. Большим пальцем он провел по их лезвиям, острым как бритвы.
Вначале он приступил к «очищению» тела. Отрезав несколько наиболее быстро подвергающихся разложению частей, он швырнул их женщинам, как бросают отбросы собакам. Те, только чуть подогрев их на огне, тут же съели. Потом он, осторожно отрезав голову, положил ее набок на приготовленный специально для этой цели пальмовый лист.
Один за другим подобной процедуре подверглись все шестеро трупов, затем их разрезали на мелкие кусочки, каждый завернули в толстый пальмовый лист и крепко перевязали. Бедра и большие берцовые кости остались нетронутыми. Позже их используют для изготовления ручек для копий. Завернутое в листья пальмы человеческое мясо положили в печи, прикрыв сверху раскаленными камнями. Кости и те части тела, которые считаются несъедобными, были сложены на циновки – их отнесут в джунгли и там закопают.
Человеческую плоть в печах полагалось готовить три дня. Готовое мясо едят таким образом: голова едока откидывается далеко назад, как это делает итальянец, заглатывая спагетти. Лист с кусочком мяса внутри надрывается с одной стороны, и кусок вытряхивается в рот».
Ромилли добавляет, что в течение нескольких дней после окончания трапезы все члены племени воздерживаются от умывания, чтобы как можно дольше сохранить воспоминания об этом «замечательном» празднике.
Возможно, принимая во внимание общее отношение к каннибализму, которое доминирует почти на всей территории Меланезии, не вызывает особого удивления тот факт, что на этих островах так редки мифы и легенды. Только когда каннибализм тесно ассоциируется с жертвоприношениями каким-либо божествам, появляются легенды, которые связывают прошлое с настоящим. Мы это уже видели на примере ацтеков и американских индейцев квакиутль.
Но нельзя тем не менее сказать, что в Меланезии вообще отсутствует мифология.