этой тухлятинки перед сном». 
Кот Матроскин задумался.
 — А мы скажем, что у нашего Печкина день рождения. И что он свою любимую еду для гостей приготовил. Дяде Фёдору и отказаться будет неудобно.
 — Он мне еще и подарок принесет, — гордо сказал Печкин.
 — Этот подарок не будет считаться, — проворчал Матроскин. — Мы его обратно унесем.
 «Как же! — про себя подумал Печкин. — Я вам тоже гриба попробовать дам, вы про подарок и забудете». И пошли наши заговорщики к Печкину спасательный отвар готовить в виде грибов с картошкой.
 Тут почтальон Печкин свою печку затопил и стал всякие травы доставать сопроводительные: дурман-траву, зверобой, крапиву и картошку молодую.
 Матроскин говорит:
 — Вообще-то, хорошо бы это отворотное средство испытать на ком-нибудь. Проверить его действие, прежде чем дяде Фёдору давать.
 — А на ком? — спрашивает наивный Шарик.
 Матроскин так, глядя в потолок, отвечает:
 — Обычно всякие медицинские лекарства прежде, чем людям давать, сначала на собаках проверяют.
 — Чего? — кричит пес. — А на кошках не проверяют?
 — А на кошках не проверяют, — говорит Матроскин.
 — А почему?
 — Потому что кошки царапаются.
 — И ничего подобного, — кричит Шарик. — Не потому, что они царапаются, а потому, что кошка — это не существо, а так, одна шкурка! А собака — друг человека. Собаку ничем не заменишь.
 — А кошку чем заменишь? — спрашивает Матроскин.
 — Мышеловкой, — отвечает Шарик. — Вот чем!
 — Да?! — кричит Матроскин. — И собаку запросто заменить можно.
 — Это чем? — спрашивает Шарик.
 — А тем, — говорит Матроскин. — Замок в дверь поставить. А в собачью будку радиогавкалку запихнуть.
 — Вот что, друзья животные, прекратите ссориться. Мы должны работать дружно, в сговоре, — говорит Печкин.
 — И потом, от кого ты меня отворачивать собираешься? Не от себя ли? Я и так на тебя смотреть не хочу, все время отворачиваюсь.
 — Ладно, ладно, — успокоил его Матроскин. — Я думаю, это средство не надо проверять. Оно, наверное, уже веками проверено, раз оно в колдовскую книгу попало.
 На этом они сошлись и решили испытания не проводить.
 А дядя Фёдор ничего не знал, сколько заботы о нем проявляется. Он себе спокойно в гостях у профессора Сёмина чай пил.
 Профессор Сёмин его о личной жизни спрашивал:
 — Ну, как у вас дела, молодой человек: что у вас в огороде растет?
 — Много чего, — отвечает дядя Фёдор. — Морковь, редиска, картошка сортовая.
 — А какая картошка сортовая? — спрашивает профессор Сёмин. — Сейчас вся научная интеллигенция аргентинским картофелем «Лолита Торрес» увлечена. Мне лично академик Воздвиженский — крупный куровод — целый мешок на развод подарил. Все картофелины круглые, как бильярдные шары. А кожура тонкая, можно руками снимать. Могу с вами поделиться осенью.
 — У нас картошка из Голландии, — отвечает дядя Фёдор. — Мой папа искусствовед. Он по всем музеям на всех картинах картошку высматривал. И увидел хорошую очень на картине Рембрандта. Там каждая картофелина была размером с кирпич. Она очень кривобокая, но очень большая.
 — Я читал про эту картошку в художественной литературе, — сказал профессор Сёмин. — Она так и называется «Рембрандтовская скороспелая». Отдельные экземпляры у неё размером с печатную машинку бывают. Только в ней уж больно кожура толстая. Очисток много. Не навыбрасываешься.
 — А мы очистки не выбрасываем. Они как раз нам нужны для коровы и для теленка. Мы еще хотим поросенка завести.
 Так они интеллигентно беседовали, пили чай. А девочка Катя портрет дяди Фёдора рисовала. Очень ей дядя Фёдор нравился. Портрет получился просто на диво. Он и сейчас висит в городской квартире профессора Сёмина, Катиного дяди. С названием: «Портрет неизвестного мальчика дяди Фёдора из деревни Простоквашино. Акварель».
 Домой дядя Фёдор пошел очень серьезно обогащенный знаниями про картошку.
 Вечером дядя Фёдор заметил, что Матроскин что-то больно красиво наряжается. Он матроску свою самую любимую выгладил. Бескозырку чернилами подкрасил. И весь вечер песню распевал:
 Когда я на почте служил ямщиком, Был молод, имел я силенку. И крепко же, братцы, в селенье одном Любил я в те поры сгущенку. 
И Шарик все перед зеркалом крутился, все себе блох из хвоста выкусывал. И тоже напевал:
 Я моряк, красивый сам собою, Мне от роду двадцать лет. Полюби меня ты всей душою, Что ты скажешь мне в ответ? 
Матроскин говорит:
 — Шарик, а, Шарик, давай песнями меняться. Я тебе про ямщика отдам, а ты мне про моряка. Ведь я же из морских котов, из корабельных.
 Шарик не согласен:
 — Я сгущенку не люблю.
 Матроскин предлагает:
 — А ты тушенку вставь. «Любил я в те поры тушенку».
 Дядя Фёдор рассердился:
 — Эй вы, солисты московской эстрады! Надо правильно петь. Этот дядя из песни не сгущенку, он девчонку любил в те поры.
 Матроскин тогда сказал:
 — А раз так, надо эту песню тебе, дядя Фёдор, подарить. Она тебе больше подходит. Очень хорошая песня.
 И они с Шариком так намекательно переглянулись. А дядя Фёдор ничего не понял. Он же с девочкой Катей просто дружил.
 Шарик дядю Фёдора просит:
 — Причеши меня, дядя Фёдор.
 — В чем дело, Матроскин? — спрашивает дядя Фёдор. — Куда это вы с Шариком собрались?
 — Как куда? — отвечает Матроскин. — Сегодня у нас всенародный праздник. День