— Не помешаю, волхв? — откинув внутренний полог, громко поинтересовался Андрей.
— Отчего же, чадо? Заходи, заждался я тебя. Зеркало сказывает, и пожар, и покушение случились давно, — ан тебя все нет и нет. Думал уж, забыл про старика.
— Ты забыл учесть в своих ожиданиях дорогу, мудрый Лютобор, — спустился в глубину чародейской берлоги юный боярин. — От Москвы до Пятого Креста немалый путь.
— Не говори мне о сем бесовском порождении, — недовольно рыкнул колдун. — Оно весь здешний мир переломало.
— Ты же говорил, что признаешь христианство, волхв!
— Если я признаю греческую веру, это не значит, что я должен ее любить, — отмахнулся чародей. — А ты, отрок, мог бы хоть во сне ко мне явиться, али днем через стену пройти.
— Какой же интерес во сне с тобой общаться, мудрейший из мудрых? — хмыкнул Андрей. — С тобой нужно встречаться лично. Ты когда сможешь вернуть меня домой? Ведь я сохранил жизнь царя, я восстановил течение времени. Теперь мое будущее тоже должно восстановиться!
— То тебя не дождешься, чадо, то вдруг торопить начинаешь. С чего бы это, отрок?
— В этом месяце меня должны женить.
— А-а-а… — Старик тут же закудахтал. — Ты же, как я помню, согласился на сие таинство?
— Согласился, — признал Зверев. — Но только в том случае, если мне не удастся удрать.
— Так и сказал?
— Так я подумал. Не тяни из меня нервы, волхв, мне и без того не по себе!
— Так оно всегда и бывает, чадо, не беспокойся. Перед свадьбой завсегда не в себе молодые ходют, — ухмыльнулся старик. — Хочешь настоя с мятой попить? Очень голову освежает.
— Да я даже не знаю, кто она такая! В глаза ни разу не видел! Фотографии ни одной не получил!
— Верно, верно. Но ведь ты обещал.
— А ты клялся сделать все, чтобы я домой к себе вернулся. Вот и делай, слово свое держи. Если мне вернуться суждено — уж лучше я до свадьбы это сделаю, невесту соломенной вдовой оставлять не стану. Разве так не лучше для всех будет? Ну а коли не получится… Тогда уж я, как обещал, ради блага общего, ради рода бояр Лисьиных собой пожертвую. Но только на то время, пока ты правильное заклинание не подберешь!
— Подобрал, подобрал, — вздохнул Лютобор. — Через шесть дней полнолуние будет, отпущу тебя к родным домовым. Однако же ты, вижу, заклинаний, что для проникновения через пространство надобны, не помнишь. А ведь учеником рьяным быть обещался!
— Учусь, как удается, — развел руками Зверев. — Однако тут не школа, каждый день на шесть уроков сюда не явишься. И хозяйством заниматься нужно, отцу помогать, и на ратное поле по зову явиться, да еще в Москву, государя выручать, носиться приходится. Ну не могу я разорваться, Лютобор!
— А ты попробуй, — невозмутимо ответил старик.
— Пытаюсь. — Андрей приподнял тафью, погладил бритую голову и уселся за стол, сложив руки, точно первоклашка: — Вот он я. Пришел на урок. Что у нас сегодня по теме?
* * *
Так и получилось, что боярин Василий Ярославович все шесть дней хлопотал о будущей свадьбе, через день мотаясь к соседу в имение, а его сын тем временем отправлялся каждое утро на Козютин мох, где учил заговоры и зелья, поджидая очередное полнолуние.
Зверев ждал этой ночи со всем нетерпением — но когда настало назначенное время, не испытал ничего. Душа была спокойна, все происходящее выглядело привычным и даже обыденным. Ползающая и скачущая по холму нежить; вытянутый каменный алтарь, древний, как сама земля; костерок в ногах, холодные руки волхва.
— Раздевайся, чадо. Ныне я попробую душу твою от тела отделить и в место, тобой желанное, отправить. Там она, надеюсь, найдет, куда вместиться.
— Вообще не май месяц на улице, — недовольно буркнул молодой боярин, однако разделся, забрался на алтарь.
Единственная поблажка, которую сделал для него из-за мороза Лютобор — так это постеленная на камень беличья епанча. Зверев вытянулся на ней, пошевелился, расправляя складки под спиной, и сложил руки на животе.
— Готов, чадо?
— Да уж отправляй, заждался я… Как мыслишь, получится?
Колдун тяжело вздохнул, быстрыми движениями начал рисовать вдоль рук, ног, по животу продольные линии:
— На море-окияне, на острове Буяне растет дуб, на дубе гнездо, на гнезде птица. Подними голову, птица Сирин, услышь голос мой, птица Сирин. Принеси огонь смерти и бессмертия, скажи слова жизни и нежити, урони перо смерти и рождения. Обратись пеплом, тело смертное, вознесись пылью серой. Вознеситесь руки, вознеситесь ноги, вознеситесь чресла… — Слова волхва показались Андрею подозрительно знакомыми. Или он их зубрил в числе прочих заклятий? Но тогда почему не помнит, к чему они предназначены? — Поднимись, Похвист могучий, в небеса широкие, уноси пыль серую. Уноси через реку Смородину, уноси через Калинов мост, уноси за океаны бескрайние, уноси за года великие, уно…
Голова Андрея закружилась, он ощутил, как падает, падает, падает. Тело обожгло тугой огненной волной, он отлетел, с хрустом ломая ветви, что-то больно ударило его под ребра, что-то затрещало, перемещаясь куда-то вниз. Наконец все стихло. Он застонал, открыл глаза.
— Жив, Андрейка? — Круглолицый паренек с монгольскими раскосыми глазами сидел на камне рядом, подбрасывая и ловя монетку. Голова его была перевязана коричневым платком, по лицу наискось шли маслянистые черные полосы, тело скрывал камуфлированный костюм. — Оклемался? Крепко тебя миной жахнуло. Мы думали, отвоевался казак. Орлик твой, вон, наповал. Нет больше гнедого.
Зверев повернул голову и увидел в нескольких шагах, под сосной, крепко вцепившейся корнями в камни, жеребца с повернутой к крупу головой. Он был уже расседлан, потник, седло и уздечка лежали рядом.
— Как же я без коня? — застонал Андрей.
— Подожди, обезболивающего вколю, раз уж ты больше не помираешь. — Круглолицый достал из нагрудного кармана пластиковую коробочку, вытряхнул из нее ампулу с иглой, тут же вонзил ее Звереву в бедро. — А коня тебе капитан велел Никаровского оставить. Стеньку.
Андрей посмотрел на собеседника, на пластиковую «аптечку», на мертвого коня, после чего спросил:
— Подожди, мы кто?
Круглолицый захихикал:
— Ты чего, совсем?
— Ну скажи хоть, мы русские?
Вопрос вызвал у собеседника бурю восторга:
— А ты как думаешь?! Негры, да?
— А ты кто?
— Рустам я, твой напарник еще с учебки. Тебе чего, совсем память отшибло?
— А какой сейчас год?
— Две тысячи четырнадцатый.
— Значит, попал, — облегченно вздохнул Андрей. — И домой попал, и, кажется, в армию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
