– Пора нам, дедушка! – вздохнул Косухин.
Старик покачал головой, а затем вновь взмахнул рукой, на этот раз резко и повелительно, подзывая поближе. У входа уже слышались голоса. Капитан, решив, что выходить все равно поздно, потянул Степу за рукав шинели. Старик кивнул, и они присели рядом с ним. Почти тут же в храме стало темнее – двое солдат, держа карабины на изготовку, стояли у входа.
Беглецы замерли, стараясь не дышать. Старик оставался абсолютно спокойным, только на тонких серых губах его проступила улыбка. Между тем солдаты, бегло осмотрелись, затем один из них вернулся ко входу и что-то прокричал. Снизу донеслись ответные голоса.
«Неужели не заметили?» – поразился Арцеулов.
Солдаты принялись осматривать храм. Один заглянул в боковую нишу, ткнув в нее для верности прикладом, другой остановился в полушаге от застывшего Косухина. Секунду постояв, он крикнул, оглянувшись на своего товарища, пожал плечами и шагнул к выходу. Тот еще минуту потоптался на месте, затем тоже пожал плечами и стал спускаться. Шум шагов замер вдали, послышались голоса – и вновь все стихло.
– Фу, – выдохнул Степа. – Слепые, что ли?
Послышался негромкий смех – смеялся старик. Кажется, он понимал по-русски.
– Дедушка, – негромко, все еще боясь говорить в полный голос, начал Косухин. – Ты эта… чего? То есть, кто?
Старик что-то ответил, но слова были совершенно непонятны. Степа с надеждой поглядел на капитана.
– Я не знаю китайского, – усмехнулся тот. – Да и на китайца он не похож…
Действительно, лицо старика ничуть не походило на раскосые физиономии солдат генерала Мо. Годы наложили свой след – на лбу и под глазами легли глубокие морщины, непогода и солнце покрыли лицо темным, коричневым загаром, но было заметно, что в молодости этот человек был красив.
«Может, таджик? – прикинул Арцеулов. – Или перс?»
Воображение Косухина не шло дальше татарина, но и на татарина этот человек совсем не походил.
– Не понимаем мы, дедушка, – вздохнул Степа.
Старик взглянул на него с явным сочувствием, словно на больного, затем вздохнул и достал откуда-то из-под одежды большую круглую чашу. Холодно блеснул металл – чаша была серебряной, с изображением двух крылатых драконов. Откуда-то появился небольшой глиняный сосуд, напоминающий обыкновенный кухонный горшок, но с длинным горлом.
– Чего это он? – поинтересовался Косухин.
Арцеулов промолчал, соображая, где он мог видеть подобное изображение. Дракон чем-то походил на рисунок на китайских вазах, но все же был другим. Между тем старик, открыв сосуд, налил в чашу, как показалось, обыкновенную воду – совершенно прозрачную и чистую. Степа, облизнув пересохшие губы, подумал, что и в самом деле хлебнул бы глоток-другой, но вдруг замер – драконы на стенках чаши зашевелились. Косухин хотел протереть глаза, но сообразил, что драконы, конечно, и не думали двигаться – двигалась вода, словно в чаше образовался маленький, но сильный водоворот. Появился пузырек, потом другой… Через минуту вода в чаше кипела.
Арцеулов покачал головой, подумав, что хорошо бы позвать сюда Семена Богораза. Ростиславу с его юнкерским училищем понять подобные вещи было не по плечу.
Вода кипела пару минут, затем ее цвет стал меняться. Из прозрачной она постепенно стала розовой, потом красной, а еще через минуту – бурой. Пузыри яростно лопались, и Степа вдруг сообразил, что старик держит серебряную чашу в руке. Тот словно услышал его мысли, вновь сочувственно улыбнулся и осторожно поставил чашу на каменный пол. Кипение тут же прекратилось, вода начала медленно светлеть, вновь становясь чистой и прозрачной. Старик удовлетворенно кивнул, поднес чашу к губам и, не торопясь, отхлебнул. Затем худая, покрытая вечным загаром рука протянула ее Косухину. Тот осторожно подхватил тяжелую серебряную вещь и вновь поразился – рука не ощутила тепла.
– Пить, что ли? – понял он. – Так ведь… Да ладно!
Степа решился и сделал глоток. Вода оказалась вкусной и свежей, словно только из колодца – причем совершенно холодная. Осмелев, Косухин вновь отхлебнул, а затем протянул чашу Арцеулову. Тот выпил, не задумываясь, и вернул чашу хозяину.
– А ничего! – заметил Степа. – Хотя по здешнему холоду, я бы лучше спирту…
– Сейчас согреешься, воин…
Косухин замер – говорил старик. Язык был прежний, незнакомый, но теперь Степа разбирал каждое слово. По разом застывшему лицу Арцеулова стало ясно, что он тоже понял сказанное.
– Сейчас согреешься, – повторил старик. – Это сома дэви.
Степе действительно стало жарко, но не от воды, а от происходящего.
– Я думал, мы поймем друг друга и без этого, но вы были слишком невнимательны – как и те, что искали вашей смерти.
По бледным губам вновь скользнула улыбка. Несколько секунд все молчали. Наконец, Арцеулов решился:
– Кто вы?
– Я тот, кто послан вас встретить, – чуть помолчав, ответил старик. – Вы не догадались, вы слишком спешите, воины, и не успеваете даже подумать… Подумайте сейчас.
Степе как-то не думалось. На представителя китайской секции Коминтерна старик никак не походил. Арцеулов тоже не стал размышлять, и невеселая улыбка старика быстро подсказала ответ:
– То есть… Нам что – конец?
– Ваш путь закончен. Вы прошли его до последнего шага. Вас сторожат у тропы. Скоро они поднимутся наверх, и на этот раз будут более внимательны…
– И что? – возмутился Степа. – Неужто ничего сделать нельзя? Ну, спрятаться там?
– Вам незачем прятаться. Вы уже пришли…
Арцеулов молчал. Спрашивать было не о чем – он все понял.
– А… вы всех так встречаете? – не отставал любопытный Косухин.
– Не всех…
Издалека, со стороны дороги, сухо прогремел выстрел. Враги не ушли.
Степа между тем напряженно размышлял. Помирать совершенно не хотелось, к тому же старик явно что-то не договаривал.
– Вот что, товарищ, – на этот раз «дедушка» стал «товарищем». – Вы бы это… досказали. Чтобы все сразу. А то непонятно что-то…
– И что вам непонятно, Степан?
На свое имя Косухин не реагировал. Мало ли откуда здесь могут знать комиссара Челкеля?
– Все непонятно. Если нам и вправду крышка, так обычно и без таких… встречающих… обходится. Видел уж, знаю…
– Хорошо, объясню, – старик вздохнул, но без всякого раздражения, словно разговаривал с ребенком. – Вы прошли путь до конца. Но это был не ваш путь, Степан, и не ваш, Ростислав. Вы сбились с дороги, хотя и не по своей воле.
– Ага! – напрягся Степа. – Это, значит, мы сюда по ошибке попали?
– Не по ошибке. Это не так легко объяснить. Представьте, что вы плывете по реке. Внезапно начинается буря, вас уносит в море… Подумайте! Собирались ли вы еще месяц назад сокрушать покой небес? Приходило ли вам в голову, что такое возможно?
– Стоп, – мотнул головой Косухин. – Значит, по порядку. Ясное дело, не собирались. Но то, что возможно – это уж, извините. Видели!…
– Вы видели много невозможного. То, что случилось – это и была буря. Ваши пути закончились не так, как должны были, и меня послали вас встретить. Не бойтесь. Все страшное уже позади.
Этого говорить не следовало. Даже Арцеулов, несмотря на овладевшую им апатию, почувствовал нечто вроде обиды. Степа же буквально вскипел.
– Вот чего, товарищ! За политбеседу спасибо, но я лучше пойду прогуляюсь. Глядишь, перед смертью прихвачу с собой другого-третьего! Наслушался я этой поповщины!
Старик покачал головой:
– Вам уже ничего не сделать, Степан. Вам незачем даже ждать пулю. Вот…
Он легко взмахнул рукой, и в то же мгновение вокруг что-то начало меняться. Стало теплее, повеяло весенним ветром, откуда-то донесся легкий запах цветущего сада. Внезапно каменная ниша за спиной у старика засветилась прозрачным, еле заметным светом. Камень, в котором она была вырублена, стал бледнеть, исчезать, превращаясь в золотистый туман.
– Дверь открыта, – бесстрастно произнес старик. – Входите! Многие жаждут, но не многие удостаиваются этого. Вы заслужили – входите!
Арцеулов вспомнил – он уже видел все это сквозь серебряный перстень, сквозь льющийся из ночной темноты лунный свет…
– Нет! – отрубил Степа. – Спасибочки, но я уж лучше здесь останусь.
Старик махнул ладонью, и все исчезло. Вместо золотистого тумана вновь проступил грубый камень.
– Чего же вы хотите?
– Понять, – ответил Арцеулов. – Вы говорили о пути, который мы должны были пройти. Что вы имели в виду?
– Не жалейте о нем. Он был не лучше и не хуже, чем у тысяч ваших сверстников. Он никогда не привел бы вас к этой двери.
– Это как? – вмешался Косухин. – Все мы, прошу прощения, там будем.
– Не все. Большинству придется много раз проходить путь, прежде чем они заслужат право войти сюда.
