Бык скакал. Еще он ревел и мотал головой. Ветви свистели надо мной, осыпая снегом. С треском переломилась задетая бурым плечом березка…
И вдруг лесной царь-великан встал, как вкопанный.
Я не слетел вниз лишь потому, что уперся ступнями в основания рогов…
На нашем пути стоял гигант, мало чем уступающий рогатому зверю. Здоровенный медведь с широкими кривыми передними лапами, покатой спиной и пастью, в которой целиком поместилась бы лошадиная голова. Во всяком случае, мне так показалось, когда я заглянул в эту глотку.
Бык заревел, нагнул голову и нанес удар.
Медведь не стал уворачиваться: ударил сбоку. Лапа с длинными тупыми когтями ушибла рогатого великана, но не остановила. Длинный рог сорвал клок шкуры с шерстью с медвежьего плеча. Но я этого не видел, потому что, слетев с бычьего загривка, воткнулся в скрывший кусты сугроб.
Когда я выпутался из мешанины веток и поднялся, исцарапанный и весь облепленный снегом, битва уже закончилась.
Бык бился в агонии, а медведь, мотая головой, рвал клыками бычье брюхо.
…Я ощутил прикосновение меха к ноге. Снежно-белый волк был рядом. Его собрат – на шаг впереди, – не сводил глаз с пропитанного кровью снега.
…А в двух шагах от жрущего громадного мишки, стоял третий волк. Мой. Стоял и улыбался. Звал.
И тогда я бесстрашно двинулся вперед.
…Медведь поднял перепачканную красным морду, поглядел на меня (Наши глаза были почти вровень, такой он огромный!), потом фыркнул мощно и снова зарылся в тушу.
А я выдернул один из своих ножей (второй придавило бычьей башкой), отмахнул вывалившийся из бычьей пасти язык и запустил в него зубы…
* * *
Дивный был сон. В смысле, удивительный. Настолько странный, что я поделился им с побратимом.
И тот, к моему удивлению, вмиг его истолковал. Даже не задумавшись.
Мол, с его, Свартхёвди (Медведя то есть) помощью я завоюю страну дремучих лесов, где водятся бородатые быки. Зубры, по-нашему.
А волки – это те храбрые воины, которые пойдут с нами. Ну а мой тотемный Волчина – это как бы гарантия свыше: все будет путём.
– А ты еще не хотел собирать воинов под свою руку! – укорил меня Свартхёвди. – Чую: быть сыну моей сестры сыном конунга!
Прослезился от избытка чувств, сцапал меня и притиснул лицом в бородище.
Все же неудобно, когда «младший брат» настолько выше ростом, чем «старший». Несолидно как-то…
Глава тридцать восьмая. О вождях и кораблях
Мы прогуливались по острову. Несмотря на то, что большая часть норманов отсутствовала, спешно дограбливая окрестности, сбывая и покупая ценности на стихийно образованном рынке или карауля отсиживающихся за стенами Нанта франков, на острове было весьма людно. И возникало ощущение не военного лагеря, а какой-то судостроительной верфи. Дух свежего дерева перебивался только запахом горячей смолы и вонью топленого сала.
Викинги готовились к скорому отплытию. Последние штрихи, так сказать.
Инициатором прогулки был Свартхёвди. Он и увлек меня на ту часть острова, которую занимали Рагнар с сыновьями. Увлек с загадочным видом человека, готовящего сюрприз. Я крепился и ждал. Готовился ко всему. Сюрпризы Медвежонка могут быть весьма неожиданными.
О, мы остановились. Надо полагать, пришли. И что в этом месте интересного, если не считать здоровенного шатра со значком Ивара Бескостного?
– Подумал я, брат, о том, что ты сказал. Мол, нет у нас своего корабля и это нехорошо.
Когда это я такое сказал? Что-то не припомню…
Но Свартхёвди моих мыслей читать не умел, гнул свое:
– Подумал я, и решил: прав ты, брат. Вон, погляди-ка…
И указал на берег. На берегу, похожие на дремлющих морских чудовищ, лежали драккары.
– Смотри! – сказал Медвежонок, подводя меня к берегу, между поставленными на валки кораблями. – Что ты скажешь?
Что я видел? Другие корабли, уже спущенные на воду. Пара кнорров, еще один драккар… На всех – знаки Ивара. Так я и сказал.
– Вот туда гляди! – Свартхёвди развернул меня в нужном направлении. – Что видишь?
Я посмотрел. Время, проведенное с викингами, не сделало меня великим специалистом по кораблестроению. Однако кое-в-чем я уже разбирался.
– Ну, кнорр, – сказал я. – В хорошем состоянии, – уточнил, приглядевшись внимательнее. – Собран, вроде, неплохо. Года три?
– Пашет море с позапрошлой весны! – заявил Свартхёвди с такой гордостью, будто приходился данному кнорру папой.
– Мелкий какой-то, – выдал я первое, что пришло в голову. Кнорр и впрямь был невелик. Наш, утопший, был побольше водоизмещением.
– А зачем нам – побольше? – отозвался Медвежонок. – Шесть пар весел – в самый раз. А трюм у него вместительный. То, что надо! Покупаем?
Я в изумлении уставился на побратима. Это и есть сюрприз?
– Цена хорошая! – заверил меня Свартхёявди. – Ивар сказал: с тебя много не возьмет. Ты ему по нраву, а золота у Рагнарссонов и так хватает.
– Так это что же, Иваров кнорр?
– Не то, чтобы Иваров, но… Шел с ним один торговец из Смоланда. Его убили осенью. А кнорр остался.
– А что люди купца?
Свартхёвди пожал плечами.
Ну да, дурацкий вопрос. Из тех, которые ни один разумный человек не станет задавать Бескостному.
– Ивар сам предложил, когда услышал, что ты ищешь судно.
– Вот как? А я его ищу?
– Ну да. Ты теперь вождь, а у вождя должен быть корабль. Сам же сказал. Лучше, конечно, драккар, – рассудительно произнес Медвежонок, – но для драккара нас пока маловато. Так что этот кнорр будет – в самый раз. Он тебе не нравится? – спросил Свартхёвди с беспокойством. – Что твоя удача говорит?
Моя удача слегка охренела и помалкивала.
– Ну почему ж не нравится? Отличный кнорр! Что дальше?
– Как что? Я дам тебе свою половину серебра, добавь к ней свою, иди к Ивару и покупай. А я пока скажу нашим, чтобы собирали свое имущество. Если у нас есть свой корабль, мы на нем и поплывем.
– А Хрёрек? Что он скажет? Мы ведь из его хирда? Вдруг он будет против?
Свартхёвди поглядел на меня очень внимательно, помедлил и изрек:
– Ты сегодня ничего… такого не сьел?
– То есть?
– Говоришь странные вещи.
– Со мной бывает, сам знаешь, – буркнул я и, чтобы сменить тему, предложил: – Давай-ка лучше на борт поднимемся. Глянем, так ли он хорош внутри, каким кажется.
Первое, что мне бросилось в глаза, когда я оказался наверху – почерневшая пленка крови, сплошь покрывшая палубу. Да, неслабый был бой. Кровь, если сразу не смыть, обладает неприятным свойством пропитывать даже просмоленные доски. А уж из щелей ее точно не выскрести.
Я поделился этой мыслью с Медвежонком, но уже после того, как мы осмотрели трюм и убедились, что кнорр – в полном порядке.
– Отскрести кровь? – переспросил мой побратим. – А зачем? Это же…
И минут пять пояснял мне, некультурному, как пролитая кровь повышает мореходные качества судна. С примерами из личной жизни и из общей истории и истории собственного воинственного рода.
Медвежонок был абсолютно уверен, что драккар, чей киль не будет окроплен человеческой кровью, утонет в первом же плавании. И что драккар, омытый не просто кровью раба, а кровью полноценного воина, с честью взятого в плен, будет бороздить моря, не зная поражений. И только я, тупой и невежественный, недопонимаю: раз на этом кнорре пролилась кровь многих воинов (сначала когда, напавшие франки убили всех наших моряков, а потом самих франков убили оказавшиеся поблизости хирдманны Ивара), то в любой шторм и в любых конфликтных ситуациях на таком кнорре будет безопаснее, чем в домашней постельке.
– Тем более, – заключил Свартхёвди, – этот кнорр был омыт не только кровью воинов, но кровью воинов Севера, а наша кровь для такого дела – самая хорошая. Лучше только кровь настоящих конунгов и кровь дракона.
– Вот только драконов, брат, давно перебили, – добавил Медвежонок с искренним огорчением. И тут же воспрял: – Зато теперь мы, берсерки и ульфхеднары, – самые неуязвимые из живущих!
Грохнул меня по броне деревянной лапой и сиганул на берег с трехметровой высоты.
Я же, будучи в доспехах, на такой прыжок не осмелился и аккуратно сошел по веслу.
Кровь Севера. Надо же! Помнится, и Тьёрви что-то такое говорил…
* * *
Хрёрек не стал укорять меня за «самостоятельность». Он, оказывается, был в курсе, что я собираю команду. И отнесся к этому положительно.
Не откладывая в долгий ящик, тут же сообщил, что ждет нас в конце лета в Хедебю или в начале осени – в Ладоге.
– Не опоздайте на праздник, – добавил он с усмешкой. – Будет весело.
И ушел распоряжаться погрузкой. Через три дня весь наш буйный лагерь снимался с якорей и уходил домой. Домой! То-то радости франкам! Или, напротив, огорчения. Мы ведь не порожняком уходим, а с полными карманами франкского имущества. И, увы, не навсегда. Норманы сюда еще вернутся. И не раз. Им понравилось.
