справедливее”, – думал Закария, отжимаясь от пола.
Да и Асраил, который казался ему почти могущественным, бросил его, и не подавал вообще никаких признаков жизни. “А может быть, я сошел с ума. И не было никого, не было той команды помощников, не было Франтишека, не было никаких фотографий, не было этого всесильного шефа. А было только мое больное воображение. И мои демоны, которые толкали меня на совершение этих актов мести…”, – приходила ему на ум очередная, тревожная мысль.
Но как реагировать на нож, тот самый нож, который он выбрал сам, взяв один из двух, в багажнике машины Франтишека. Think twice before.... Ему казалось, что ему в руки это лезвие попало с помощью реки судьбы. Или злого рока?
Чтобы отвлечься от всех этих симптомов начинающегося душевного расстройства, он начал активно заниматься своей физической формой. Отжимался, приседал, подтягивался, благо, устройство его вполне комфортабельной камеры позволяло это делать. К его удивлению, Такахаси спустя какое-то время появился среди персонала, и все время находился где-то рядом. Сначала он смотрел на него довольно хмуро, молчал и только кивал головой, но, спустя какое-то время, оттаял, и они часто беседовали с ним, о былых днях. Закарии казалось, что его сослуживца специально приставили к нему, но вот с какой целью – этого он пока понять не мог. “Время покажет”, решил он и пока просто радовался, что ему есть с кем поговорить.
Такахаси под свою ответственность оформил для него разрешение для посещения спортивного зала, и там усиленно гонял ветерана, словно осуществляя свою хитрую, самурайскую месть. Закария до изнеможения бил по боксерским мешкам разных размеров, отрабатывая всевозможные комбинации, и руками, и ногами, а суровый японец следил, чтобы тот не расслаблялся. Иногда сам надевал лапы, и мотал своего бывшего боевого товарища по рингу, отрабатывая всевозможные двойки и тройки, уверенно ловя молниеносные и мощные удары Закарии своими железными руками, одетыми в своеобразные дутые варежки. Закария валился на пол от усталости на настил ринга, еле отдышавшись, а Китано грозным голосом наказывал ему еще сделать 20 пробежек по залу, и завершить сегодняшнюю тренировку 200 отжиманиями. И потом в душ. И обратно в свою камеру, куда ему приносили вполне сносный и калорийный ужин с повышенным содержанием белка.
– Они что, готовят меня к бою за чемпионский пояс Легиона? – думал без сил Закария и проваливался в глубокий сон без всяких сновидений.
А затем он отрабатывал взрывную силу, прыгая в высоту и длину, рвал штангу на грудь и от себя, подбрасывал вверх шары, своеобразные ядра, напоминающие гири, и чувствовал, что его силовая выносливость постепенно растет, а сердце приобретает кондиции и состояние безотказного, и отлично налаженного мотора. И снова на ринг к Китано, а потом к грушам, а потом спарринги с бойцами Легиона, и он уже мыслил, двигался и бил, как боксер вполне приличного уровня. И потом рукопашный бой, татами, дзюдо и не знающий жалости Такахаси, который жестко тренируя его, делал из него настоящего борца. Правда, иногда доводя свои удушающие приемы чуть ли не до фатальной стадии, но, все же успевая своевременно ослабить свой мощный захват. И Закария ощущал в себе новое понимание и чувство координации, равновесия, расстояния до своего соперника и момент, когда лучше всего произвести захват и бросок, за что благодарил мысленно своего жесткого учителя.
Потом они кланялись друг другу и расходились по своим прибежищам – Закария обратно в камеру, а Китано в свой коттедж, который располагался на территории комплекса. Однажды Такахаси, смущенно покашливая, принес Закарии вещи, которые он оставил, поспешно покинув свою камеру, из которой его вытащил несколько лет тому назад Асраил. Тут было несколько фотографий и его домбра. Он едва не пустил слезу, когда его боевой товарищ чуть ли не с поклоном протянул их ему.
– Чтобы ты лучше настраивался на тренировки, – пояснил Китано свой акт доброты и сразу же удалился. А Закария сидя на полу, разложил перед собой фотографии своего деда, Атабека и своего канадского аксакала – Джорджа. Он взял домбру в руки, и пальцы сами заскользили по трем струнам. Очевидно, мышечная память осталась, и это удивило его. Он стал наигрывать какую-то мелодию, в которой он на уровне подсознания узнал любимое произведение своего ата – кюй Адай, Курмангазы. “Да, знали бы вы, деды мои, где ваш внук оказался в итоге. А ведь ничего не предвещало такого печального конца. Или предвещало?” – погружался он в размышления, пользуясь редким шансом на отдых.
Но для такой релаксации времени было мало. Потому что было много боли, и даже крови. Постоянного труда и самоотдачи. Жестокие броски, захваты, подсечки, удары. И повторное прохождение боевой подготовки спецназа – когда ты, не задумываясь, используешь любые подручные предметы, любые удары – хоть коленом, хоть локтем, хоть головой, бьешь на своих рефлексах, используя все свое тело и его естественные движения, добиваешься только для одной цели – обездвижить и обезвредить своего противника. Не устраивать гладиаторские ритуальные бои, а быстро завершить процесс, в результате которого ты один твердо стоишь на ногах. А твои цели уже уничтожены. И опять, по кругу – физподготовка, спецподготовка, и короткий отдых.
И за эти несколько месяцев Закария так втянулся в этот процесс подготовки, что уже больше ни о чем не думал. Вернее, сил и времени у него для этого занятия не оставалось. И он благодарил Такахаси за эту терапию, которая помогла ему преодолеть свою рефлексию и опять воспринимать этот мир без лишней и не нужной обязанности размышлять по поводу его устройства. О том, как он несправедлив и жесток. И почти забыть свои нелепые попытки исправить в нем что-то.
Однажды они с Китано разговорились, уже после тренировки, и Закария рассказал ему про несколько своих подвигов. И про убийство той кровавой тройки, и про наказание двух подонков – серийных убийц полицейских. Китано слушал напряженно, с большим вниманием, время от времени задавая уточняющие вопросы. Потом покачал головой и сказал Закарии, который почти смущенно ждал реакции Китано.
– Сначала ты был самурай. Слуга при господине, ну ты понимаешь – феодал и его воин. Затем, во время твоей последней операции ты был уже ронин – самурай без хозяина. По-моему, он тебя кинул. Тебе бы стоило признать свою миссию провальной. И сделать харакири. Хочешь, принесу танто?
Закария смотрел серьезно на Китано, и видел непривычные веселые огоньки в его глазах.
– Я шучу. Ты же не самурай, бусидо не для тебя. Иди своим путем, по
