После произнесения коротких высокопарных речей с уверениями в дружбе и вечной любви, кое-как переведенных Мариной и Агильяром, во двор потянулись другие слуги-индейцы. Они принесли свежие доски, пахнущие смолой, установили их на высокие козлы и на деревянные чурки, изготовив столы и скамейки. Женщины начали расставлять на этих походных столах разнообразную еду, приготовленную весьма изысканно.
Четыре почти голых аборигена принесли и поставили в теньке стол и десяток крепких лавок для касика, его советников и высокопоставленных посланцев богов.
Капитаны во главе с Кортесом и де Агильяр сели с левой стороны стола, Марина встала за креслом капитан-генерала. Касик посмотрел на нее с неудовольствием, но смолчал и с пыхтением водрузил свое грузное тело на лавку. Свита расселась на свободные места строго в порядке старшинства. Слуги поставили на стол деревянные и золотые блюда с местными деликатесами и фруктами и слабое вино в выдолбленных тыквах.
Касик поежился, покряхтел, оторвал кусок от огромной птицы, потом бросил ее обратно на блюдо. Он подставил кружку под струю вина, едва пригубил его и поставил на стол. Было видно, что правителю не по себе. Еда не лезет в горло, вино не льется в рот.
— Великий господин! — обратился он к Кортесу. — Мне прискорбно сознавать, что наши дары так скудны. Было бы у нас больше, мы дали бы больше! Мне жаль, что приходится кормить вас не с золота, приличествующего вашему положению, а с презренного дерева.
— Наш император велик и великодушен, — осторожно ответил Кортес, покосившись на огромную груду даров. — Он поймет любые горести, если вы их ему надлежащим образом объясните. Дон Карлос послал нас, своих вассалов, чтобы мы везде искореняли зло и обиды, наказывали несправедливых, оберегали угнетенных.
— Лишь недавно страна наша подчинилась Мешико, — глубоко вздохнул касик. — И великий Мотекусома отнял у нас все. Особенно золото. — Касик с горечью посмотрел на деревянные миски на своем столе. — Гнет так силен, что некуда двинуться, но никто не смеет противиться, зная, что Мотекусома владеет великим множеством провинций и городов и несметным войском. Покорение сопровождалось бесчинствами. Мотекусома ежегодно требовал большое количество юношей и девушек для приношения их в жертву своим богам или для рабского служения. Его чиновники не отставали и выбирали себе, кто что хотел. Так они поступали по всей стране тотонаков, а в ней ведь более тридцати значительных поселений.
— Мы можем облегчить ваше положение, — ответил Кортес. — Но не сию минуту, ибо сперва нужно вернуться к нашим кораблям и городу, подготовиться к походу, все проверить и обдумать.
— О, мы хотим, чтобы вы оставались нашими гостями сколь угодно долго.
— Спасибо, мы побудем у вас несколько дней, но потом вернемся к нашим кораблям и там решим, как прекратить бесчинства правителя Мешико.
— Тогда будем пить и веселиться три дня. — У касика явно поднялось настроение, он безоговорочно поверил в могущество белых людей. — Объявляю праздник и повелеваю в честь этого принести богу тридцать… нет, пятьдесят человек!
— А нельзя ли не убивать их? — спросил Кортес. — Наша святая вера не признает человеческих жертв и считает их злом.
Де Агильяр перевел. Касик выслушал его, потом покачал головой. Агильяр снова заговорил, но касик смотрел на него как на пустое место.
— Дон Эрнан! — склонился Ромка к уху капитан-генерала. — Это бесполезно. Он просто не в силах представить себе, как отблагодарить своего бога иным способом. Это просто не укладывается у него в голове. А настаивая, мы только испортим к себе отношение.
— Да, дон Рамон, ты прав, — задумчиво ответил Кортес и велел де Агильяру замолчать.
«Да, Мирослав мог бы мной гордиться», — подумал Ромка и тут же оборвал себя. Почему он подумал про Мирослава, а не про отца? Но покопаться в себе ему не дали.
— Только, боюсь, мы уже испортили дело. Посмотри на него, — проговорил Кортес, продолжая улыбаться снова помрачневшему касику одними губами. — Надо как-то его задобрить.
К правителю Семпоалы подбежал запыхавшийся индеец и что-то зашептал на ухо, косясь на пришельцев. Касик покраснел, потом побелел, потом пошел пятнами. Он невнятно буркнул извинения, вскочил из-за стола столь быстро, сколь позволяла его комплекция, и двинулся к выходу, раскачиваясь на бочкообразных ногах.
— Что случилось? — спросил Кортес.
— Только что правителю донесли, что в город прибыли пять мешикских чиновников для сбора налогов. Сейчас слуги проводили их во дворец, где они едят и пьют и вызывают его к себе, — ответил один из советников.
— Что значит вызывают? Он великий вождь бесстрашного и гордого народа тотонаков, а кто такие они?
Спина удаляющегося повелителя тотонаков выпрямилась, насколько это было возможно под складками жира, но тут же снова согнулась.
— За ними стоят огромные армии. Мы не сможем им противостоять, — грустно сказал он, обернувшись всем телом.
— Не могли, пока нас здесь не было. Теперь мы пойдем и посмотрим на этих гусей. Это не переводите! Сеньор Вилья, сеньор Альварадо, приглашаю вас прогуляться до королевского текпана[25]. И возьмите с собой по десятку стрелков и мечников. На всякий случай.
Они поднялись, прошли через площадь и завернули в ворота королевского дворца. За высокой стеной располагался небольшой двор, от которого вверх поднималась мраморная лестница.
Откуда-то сбоку выскочили человек двенадцать обнаженных мускулистых индейцев, тащивших на плечах носилки с сиденьем, похожим на половинку яйца. Выложенное изнутри подушками, оно было подвешено на паутине веревок меж хитро изогнутыми ручками, чтобы удобней было тащить по лестнице. Кряхтя и утирая пот, обильно выступающий на безволосом лице, правитель забрался в середину и заполнил все, позволив отдельным складкам жира вывалиться наружу. Носильщики с натугой приподняли экипаж и понесли вверх. Остальные двинулись следом.
Каждая двенадцатая ступенька лестницы упиралась в небольшую площадку, на которой перила расходились в стороны и образовывали полукруг. В нишах неизвестный архитектор установил статуи мифических чудовищ с разверстыми пастями. Всего таких скалящихся друг на друга пар было двенадцать. В некоторых узнавались почти человеческие черты, некоторые напоминали животных, а некоторые выглядели и вовсе фантасмагорическими порождениями спящего разума.
На десятом пролете молодой граф почувствовал, что устал, солдаты тоже дышали через силу, а привычные индейцы без устали скакали по ступенькам как горные козлы. На одиннадцатом юноша оперся на балюстраду и перевел дух, уткнувшись лбом в лапу каменного кота с кривыми когтями. Вставшего на дыбы. Тщательно вырезанная лобастая голова смотрела на юношу пустыми каменными глазами. «Наверное, это и есть ягуар», — подумал он, собрал волю в кулак и двинулся дальше.
