Стоп. «А воровство-то где?».
«Уставная грамотка» фиксирует суммы платежей, но не даты. Поэтому платежи «по обычаю» — законно. А порядок взыскания с конечных налогоплательщиков — не прописан. Похоже, в Вержевлянах Великих чуть сдвинули сроки взыскания налоговых платежей.
Схема понятна: купец работнику на волоке — заплатил, погостный боярин тут же у крестьянина серебрушку — забрал. Во избежание и для пересечения возможных будущих… негораздов. Типа: рожь погорела, овсы не уродились…
— А прикуплю-ка я хлебушка…
— А подать?
— Дык… нет же ж ничего! Не помирать же с голоду!
Мужичка с волока за неуплату не сильно похолопишь, гречникам за недоимку не продашь — работать-то кому-то надо.
Похоже на налоговые законы моего времени: «удержание у источника дохода».
Дальше боярин гонит серебро в Вержавск посаднику. Посадник денежку крутит, а потом отправляет подать князю. К Новому Году. Сумма сходиться — криминала нет.
Не-не-не! Так дело не пойдёт! У меня чёткая задача — доказать воровство посадника. Иначе — епископский суд, усадьбу отберут, нам с Акимом… так взыщут. Думай, Ванька, думай! «Где казна — там и вор»… Русская народная мудрость… Народ у нас мудрый… Воровство — должно быть…
Ага! Факеншит! Да всё ж просто! Риски!
Серебро, в скрыне лёжа, само собой прирастать не будет. Это ж не бамбук! Посадник даёт его в рост. Аффилированного банка, как было в Демократической России, через который губернатор прокачивает федеральные трансферты — у него нет. Посадник даёт серебро купцам. А они… могут и не вернуть. По разным причинам, включая уважительные. По которым «Русская Правда» долг списывает. Но там — долги частных лиц друг другу. А тут Вержавский посадник рискует казёнными средствами. Без разрешения вышестоящей инстанции.
Нет, фигня. С этим к Афоне возвращаться без толку: превышение должностных полномочий без отягчающих обстоятельств… ну, пожурят дядю. Ещё и в долю войдут. А я войду в епископскую тюрьму. До морковкиного заговения…
— Эй, кормщик!
— Ась? Чего?! Госс-поди, царица небесная! Да что ж тебе, неуёмному, никак не спиться!
— Ты лучше скажи: эта речка, Жереспея, она длинная?
— Святые угодники! Истину люди глаголят: «Зверь Лютый» — ни отдыху, ни покою. Ну что ж ты людям спать не даёшь! Что ж ты всё теребишь да беспокоишь! Длинная она, длинная! Сто вёрст. Спи.
— Сто вёрст… С гаком?
— Нет! Без гака! Спи!!!
Мысль — правильная. Но зачем же так кричать?
Глава 259
Сто вёрст без гака этой Жереспеи. Потом — чуток самой Каспли. У устья Гобзы местечко бойкое — Поречье. Княжеский погост во всей красе: туда — нельзя, сюда — нельзя, каждый шаг — серебрушка. Но сервис — на высоте.
— Банька…? — Протоплена. — Щи? — Готовые. — А вот девку бы…? — Беленькую? Чёрненькую? — А…? — Развлечься? Завтра по утру татя пойманного кнутом бить будут. За вход — куна с рыла. Извиняюсь — с гостя.
Ну что за милейшие люди!
Моим «мужам добрым» не до развлечений — попадали с устатку. По-засыпали и во сне зубами скрипят, стонут.
А вот мне не спиться. Генная моя, факен её шитом, модифицированность! Хитроумность моя, разъедрить её, злоеб…чая! Мозги… аж до боли — думают! Ощущение — будто зубы по граниту сползают. Ну вот же! Всё ж понял! Одно не понял — чего делать-то?! Как уелбантурить Вержавского посадника, чтобы Афанасий уелбантурил посадника, чтеца, казначея. И чтобы меня Кастрат… не уелбантуривал.
«Когда не знаешь что делать — прочитай инструкцию» — древняя инженерная мудрость. Нету у меня инструкции по подведению святорусских посадников под княжеский суд! Нету!
Однако есть общий принцип: нужна дополнительная информация. Иначе мозги сломаю, молотилка по пустому — в разнос идёт.
— Николай! Ты, никак, заснул с пирогом в зубах. Смотри, подавишься. Ну-ка выйдем-ка на двор.
Во дворе темно, звёзды в высоте перемигиваются. Поречье — спит. И мои люди отдыхают. Но не все. Следом за нами выскальзывает тенью Сухан. Ухватил свою любимую рогатину и затих в тени у ворот.
Тихий скулёж от собачьей будки — местные псы попрятались, когда Курт во двор пришёл. Теперь князь-волк сидит на перекладине местного турника-вешалы. Вообще-то, это кошачья манера — залезть повыше и там затаится. Но мой волк выучился по деревьям лазить и оценил преимущества такой позиции. Теперь ждёт — а вдруг местные четверолапые дурни рискнут выбраться из конуры, и можно будет подраться.
Ещё пара теней выскальзывает следом. По-очереди, с паузой. И расходятся в разные стороны: один — к нужнику, другой — к поварне. Бывает. Понос, изжога… мало ли что…
— Николашка, ты купцов Вержавских знаешь? Кто из них дальний торг ведёт? Кто за последние годы сильно поднялся?
Николай дожёвывает пирог, запивает квасом из моей кружки и, с охами и упрёками по части моей надоедливости и доставучести, начинает-таки выдавать «информацию для размышления» — характеристики наиболее значимых персон местного бизнеса.
После перечисления ряда туземных персонажей с яркими и матерными характеристиками их личностей, вдруг бьёт себя по лбу, убивая очередного комара, отчего процесс воспоминаний резко интенсифицируется. И вспоминает:
— Да вот же! У пристани три лодейки стоит, от нашей недалече. Одного из тамошних купцов. Звать — Трифон-дыровёрт. Прежде, говорят, дырки в бочонках вертел да сливал оттуда чего-нибудь. А ныне, слыхал я, большие дела делает. Только сам он, вроде бы, в походы более не ходит — сынок у него подрос, его и посылает. А сынок у него — дрянь известная. Тоже — «дыровёрт». Но — по бабам. А, слышь — гомонят? Развлекается, третий день местных баб топчет, девок портит. Хозяин наш сказал: там вон, через два двора стоит. Я-то его три года назад видел. Был слюнявый подросток, сын и наследник Трифона, развратнейший мальчишка, какого свет производил.
Где-то я такую характеристику слышал… Или читал? У Достоевского? Да ну, фигня! Знаю мало — надо знать больше. А купеческий загул… Самое подходящее место для… На Руси говорят: «мордой торговать». А кто у нас тут «главная торговая морда»?
— Николай, возьми-ка бочонок спирта, отлей да разведи с пивом местным. И — не жадничай! Потом сходишь к этому… «дыровёрту». Ивашку с собой возьми. Для трезвости. Надо поглядеть-послушать.
— Гос-споди! Да чего там смотреть-слушать?! Пьяных брёх да безобразие!
Продолжая негромко костерить меня под нос, мой главный приказчик отправился исполнять приказ. Разбуженный хозяин долго не мог взять в толк — зачем приезжим посреди ночи три четверти ведра пива? Почему именно три четверти, а не полное?
Наконец, Ивашка с Николашкой отправились к соседям. Вскоре последовавшие радостные приветственные вопли, далеко разносившиеся над спящим погостом, возвестили о принятии моих засланцев в загулявшую компанию.
Ну вот, можно и вздремнуть. Утречком они инфу в клювике принесут, может, чего и проясниться. А пока уточним состав засланцев. Не «от меня», а «ко мне».
Анализ перечня добровольно перемещённых лиц, в смысле — перемещённых через порог нашего постоя, произведённый из засады в сенях путём укладывания граблей на проходе, показал, что Ряха страдает мочеиспуканием, а к Мичуре по ночам «приходит Жора» — жрать ему хочется.
Технологически — ничего нового, общеизвестная мудрость, широко растиражированная в моё время:
«Страшней меча, копья и сабли, Случайно встреченные грабли. Особенно опасны те, Что бьют на малой высоте».
Как средство для выявления вражеских агентов… Абсолютно оригинальная инновация! Сам додумался! Почему нашим контрразведчикам никто про раскладывание граблей по охраняемым периметрам не подсказал?
Я ещё выслушивал унылый перечень съеденного Мичурой, как грабли сработали третий раз. Поток глубоко народных и весьма экспрессивных выражений, исполняемых в минорной ми-бемоль, позволил опознать Николашку. И определить уровень его поддатости. Визуальный контроль при пляшущем свете «зиппы» полностью подтвердил аудио-диагноз.
Выведенный за шиворот во двор Николай приступил к исполнению обычного, в таком состоянии, репертуара: он плакал и ругался, лез целоваться и драться. Угрюмый, от своей трезвости, Ивашко, изредка вспоминая филологически обобщённую мать, кратко изложил резюме произведённой рекогносцировки:
— Ужратые они там все. Третий день буруздят. Сопля эта, Трифонов сынок, как от бати вырвался, так и заколобродил. Всё — «я! я…!», а сам-то… головка от… Сказал, что покуда все целки в Поречье не поломает — дальше не пойдёт. Гребцы-то уже по-разошлись — сил пить более нету. Осталось там всякая… пьянь да дрянь. Наше-то пойло… заглотили за милую душу. Ещё хотят. А этот… главный, прости господи, приказчик. «А у нас ещё есть! Ща притараним!»… Иване, ну нельзя ж такому… товар доверять! Он же не пропьёт, так проболтает!
