Такое возможно, когда отчетливо сознаешь, что ты никому в сем мире не нужен.
Архаров много бы до чего додумался, но привели в чувство выстрелы.
Он, сбив нечаянно банкетку, кинулся к окну. Это окно выходило в курдоннер – а Бредихин должен был покончить с мародерами на заднем дворе. Да и стрельба была отнюдь не залповая – три выстрела вразнобой. Должно быть, кто-то из мародеров попытался сбежать. Архаров разозлился.
Все в нем вскипело – как в те мгновения, когда душа расправлялась в азарте и давала волю тяжелым кулакам. Он выбежал из гостиной и сделал стоявшему в анфиладе Левушке знак – за мной!
В полной тишине они прошли быстрым шагом два помещения анфилады – два уютных гнездышка с диванами, картинами, бронзами, в шелковых обоях. На третьем их догнала музыка. Но близко уже была лестница, они устремились вниз, а музыка осталась наверху, такая нелепая в эту ночь и в этом доме, музыка, пронизанная обреченностью.
– Что там за чертовщина? – крикнул Архаров, высунувшись в окно.
– Два сукина сына сбежать хотели! – отвечал со двора Бредихин. – Погоди, не суйся! Сейчас выведем!
Оказалось, всех, назначенных к расстрелу, собрали как раз там, где они и жили – в огромной кухне. Солдаты при свете факела раскидали дрова, сложенные у стены каретного сарая, и высвободили необходимое место. Левушка из-за спины Архарова поглядел на двор – и тут же отвернулся. Он еще ни разу не видел расстрела мародеров.
Их повели на заднее крыльцо. Архаров хотел был их счесть и встал почти что на пути, на повороте коридора. Рядом оказались Федька и Демка. Через плечо у них были перекинуты дегтярные робы, в руках – крюки.
– Вы что тут толчетесь? – спросил он.
– Нас господин Бредихин прочь погнал, – отвечал Демка.
Мимо Архарова шли здоровые мужики – пахать на таких можно. И чума их не тронула, и за свою жизнь они, может, только в детстве соплями маялись. Теперь же эта жизнь почти иссякла, и они были в состоянии оглушившего душу тупого смирения.
Был среди них и сторож Степан, которого не спасли впопыхах напяленная парадная ливрея и поминание всуе хозяйской фамилии. Шварц, присматривавший за соблюдением законности и при свидетелях ткнувший пальцем в тех, кто пытался сжечь его в опустевшем доме, признал своего заоконного собеседника и нравоучительно высказался о вреде пособничества. Ущерб, нанесенный графам Ховриным через расстрел их крепостного, обещался покрыть из своего кармана рассерженный Бредихин – сказал, что полуполтина у него всегда найдется, а более такой преданный раб и не стоит.
Вдруг на архаровское плечо шлепнулась Левушкина рука, с силой нажала, сместила крупное тело в сторону, Архаров покачнулся, а когда повернул голову, чтобы ругнуть юного приятеля, то увидел такую картину: Левушка пихал локтем кого-то, стоящего у него за спиной, и сам пятился, и смотрел на Архарова круглыми глазами.
Архаров вдруг понял, что произошло: подпоручик Тучков, воспользовавшись поворотом коридора, выдернул из череды мародеров одного – и это был Клаварош. Сейчас он стоял, прижатый к стенке Левушкиной спиной, а Федька с Демкой, видевшие сей маневр, замерли, разинув рты.
Иногда Архаров соображал тяжко – докапываясь до смысла приказа, вышедшего из-под пера полкового писаря, скажем, – а иногда очень даже шустро. На то, что казалось ему смешным, он отвечал немедленным и громогласным хохотом. Или же в драке – хотя там не головой соображал, но непосредственно кулаками.
Осознал поступок Левушки он не сразу, но решение принял молниеносно. И – опять же, как в драке, – оно возникло как-то помимо головы.
– Живо! – приказал Архаров Демке и Федьке и, удивившись их непонятливости, добавил: – Ну?!
Демка догадался первым. Он стал напяливать на Клавароша свой дегтярный балахон, Федька тут же помог, и в последний миг они нахлобучили французу колпак и сунули в руку крюк.
Вышли двое солдат, замыкавших цепочку наскоро осужденных, и тут же со двора зашел Бредихин.
– Ну, Архаров, – сказал он угрюмо.
– Служба такая, – отвечал Архаров несколько виновато.
И впрямь – служба. Одному наутро – похвала от графа Орлова за удачную поимку большой и зловредной шайки мародеров, а другому сейчас – командовать расстрелом, это гвардейцу-то…
Бредихин вздохнул, помотал головой и вышел.
– Молите Бога, чтоб он позабыл арифметику, – вдруг сказал мортусам Архаров. На Левушку даже не поглядел.
Несколько минут все четверо стояли молча, причем Федька действительно молился – его губы шевелились, как у ребенка.
Грянул залп, тут же грянул и другой.
– Царствие небесное… – прошептал Демка.
* * *
Оставалось немногое – в соответствии с диспозицией устроить в особняке засаду на тех мародеров, которые должны были вскоре вернуться на фуре. Бредихин после расстрела был зол, от всего устранился, и Архаров со Шварцем сами расставили людей – кого в каретный сарай, кого – в сени, кого – во второе жилье на случай, коли мародеры догадаются о беде и попытаются удрать, так чтобы стреляли по ним сверху из окон. Но, слава Богу, обошлось – трое фальшивых мортусов вошли в дом с черного крыльца, таща с собой награбленное добро, без всякого сомнения и беспокойства.
Взять их было несложно – сложнее оказалось кликнуть Бредихина, чтобы он снова собрал и построил на дворе солдат. Наконец и эту заботу избыли.
Объяснив Бредихину, что самолично отконвоирует мортусов на бастион и сдаст их с рук на руки сержанту – иначе тот может сгоряча объявить наутро об их безвестном отсутствии и заварится каша, – Архаров вместе с солдатами и преображенцами спровадил и Левушку, с которым просто не желал объясняться.
Мортусы, принимавшие внимание в очистке особняка, собрались внизу, на той самой кухне, которая была штаб-квартирой мародеров. Архаров подивился тому, что их так много.
– А что ж, – гнусаво сказал Ваня. – Потому так быстро и управились.
Архаров оглядел неровный строй. Вот теперь он уже знал не только четверых. Маленький рыжий был Яшка-Скес, странноватый детинка с постоянно кривящимся ртом – Харитошка-Яман, круглолицый с носом репкой – Михей, немолодой сивый – Сергейка, совсем белоголовый Чкарь…
И от того, что многие имена и лица сделались знакомы, он испытывал неожиданное удовлетворение. Такое бывало, когда в полк присылали пополнение – и в некий прекрасный день оно переставало быть безликим и безымянным.
– Ребята, заберите к себе в барак этого молодца, – попросил Архаров. – Потом уж придумаю, как с ним быть.
Ваня посмотрел на стоящего при Архарове высокого человека в робе и колпаке мортуса, понял – дело неладно, и стащил у него с головы колпак.
– Ни хрена себе! – удивился он. – Мазурики, нашего полку, кажись, прибыло…
– А что нам с него? – задал резонный вопрос Тимофей.
– А пусть потрудится, – объяснил Архаров. – Как вы все лето и всю осень трудились. Авось его Господь и помилует.
Додумавшись до такого решения, он даже обрадовался.
Француз, поняв, что гроза миновала, вдруг раскинул руки, стремительно преклонил колено и заговорил, от волнения вставляя в русскую речь французские слова, так что его сейчас даже и Левушка бы не понял.
– Да уймись ты, – велел Архаров, – и повтори вразумительно!
– Я обещал! – пылко сказал француз. – Я спрятанное имущество видеть показать сан манке обещал!
– Да ну его, – отвечал Архаров. – Тут теперь хрен поймешь, что награбленное, что господское.
– Нет, сударь, о нет! Я доподлинно! Я знаю!
– Ох, отвяжись, не до барахла. Что, Ваня, присмотришь, чтобы он в бараке устроился?
– Как не присмотреть! – Ваня улыбался во весь рот, показывая безупречно крепкие и белые зубы. – Ну, талыгай, распотешил ты нас, мазов. Значит, мыслишь, что мы своими трудами какие ни на есть грехи – да искупили?
– Так и мыслю.
– А… а там, наверху – доложишь?..
Архаров задумался.
– А что вам обещали, когда вербовали в мортусы?
– Послабления обещали в наказаниях… что в Сибирь не пошлют… что ноздри драть не будут… – вразнобой заговорили мортусы.
– Так, значит, и будет, – постарался сказать как можно увереннее Архаров.
– Держи карман шире, – возразил Ваня. – Как мы нужны – так нам всего посулят, как чума схлынет – пожалуйте на каторгу. Ты, талыгай, сам видел – мы не совсем пропащие… Федька вон – как дурак, в застенок попал, что бы ему промолчать…
– Охловатенькой он у нас, – жалостливо и ехидно заметил Харитошка-Яман.
– Ты скажи его сиятельству графу Орлову, – попросил Демка. – Скажи, что и мы тоже пособляли… Ты, барин, в талыгайских чинах, тебя он послушает!
– Сказать-то скажу, вот вам крест, – Архаров перекрестился. – Да и вы не подведите. Соберитесь сейчас же, доставлю вас на бастион, сдам сержанту – и сидите тихо.
– Пошли, мусью, – сказал Федька Клаварошу. – Завтра до церкви добежим, свечку Богородице поставишь, да образ молодого барина выменяй… Ваша милость, чей образ-то искать?
