Дочка заканчивает с умным видом просвещение, и переводит взгляд нашего гостя на меня и обратно. Мол, есть у нас к ней еще какие вопросы.
Я лихорадочно пытаюсь вспомнить, и действительно, в Эклерке было такое, что я придумала на ходу безобидную ложь, чтобы Мариса со спокойной душой отпустила свои переживания и не уговаривала меня остаться жить в деревне. Тогда, Пенелопа, кажись, была неподалеку. Не думала, что она все услышит и запомнит, да еще спросит потом о смерти у Рокси, дочки Кайла. А мне ни слова, ни вопроса не обронила и не задала. Не прошло бесследно образование прошлой нерадивой Эрин. С мамой о папе говорить нельзя – засела четкая установка. Но, если другие начали, то можно. Вот Пенелопа и не поскупилась. Да так, что я теперь в полной расстерянности. Присутствие в этот момент постороннего делает только хуже.
– Рыцарь, значит? – улыбка на лице Альтана мне как-то не по душе. – На небе живет?
40
Я прикусываю губу и заметно напрягаюсь, но спустя пару секунд раздумий, пожимаю плечами. Конечно, неловко, что Пенелопа поверила в мою ложь, но выступать сейчас с опровержением я не собираюсь, это бессмысленно.
Кто биологический отец моего ребенка так до сих пор и неизвестно, сказать, что он не рыцарь и не умер, означает, что далее закономерным будет интерес узнать кто же тогда настоящий родитель. На этот вопрос ответа у меня нет. Бередить сейчас сознание своей малышки не хочу. Пусть пока верит в то, во что верит. Глядя на спокойное личико Пенелопы могу с уверенностью сказать, что она уже приняла прошлые мои слова и примирилась с ними.
– Да, – киваю я, прищуриваясь в сторону мужчины. – Из-за чего такой интерес?
Имею право быть подозрительной. Праздное ли любопытство двигало Альтаном, кто знает. Или же он о чем-то догадывается? Может, в его кругу знакомых есть похожий на Пенелопу человек? Нет, вряд ли. Дочка копия Эрин, только волосы у нее темнее, на этом различия и заканчиваются.
Неожиданно для меня гость улыбается.
– Да так, в кого такая умненькая девочка уродилось было интересно.
Намекает, что интеллект Печеньке не от меня достался? Возмутительно!
– Эй! – я забываю про все свои опасения. – В меня она! Понятно?! Такая же умная и красивая, как мама.
Пенелопа смеется.
– Да-да, кто я такой, чтобы спорить? Вся в тебя. Это даже хорошо, что вы двое так похожи, – улыбается Альтан так, что в уголках его глаз появляются морщинки.
– Я маму люблю больше всех, – Печенька тянется ко мне и крепко обнимает за шею.
Да, моя прелесть. Только моя!
– А мама любит тебя.
– Ммм…значит, мам, ты купишь мне на фестивале две сладких ваты?
– Две? – хмурюсь я. Вот вам и разговоры о любви, куда мы без торга. – У нас уговор был на одну.
В этом мире медицина не так развита, как на Земле. Если у Пенелопы начнется кариес, как его лечить – непонятно. Похожие на стоматологов врачи, может быть, имеются, но вряд ли они дошли в своем мастерстве до того, чтобы пломбы ставить. Отсюда и моя обеспокоенность насчет здоровья наших с Печенькой зубов. Особенно ее, как ребенок она имеет повышенную тягу к сладостям и меньшую дисциплину чистить зубы два раза в день.
Ну, а еще Настя, самопровозгласившая себя святой собственно написанного мира, на самом деле носит брекеты. Так что ненависть к зубным докторам у нее в крови, мне о ней прекрасно уши прожужжали, боюсь, тут оказаться в кресле дантиста будет себе только дороже. Мало ли, вполне в ее власти и характере отомстить всем стоматологам книжного мира, лишив их права на существование.
– Фестиваль? В честь основания страны? – заинтересованно переспрашивает Альтан, услышав для себя важное.
Печеньке повод только был и нужен, так и льется ручьем из дочки информация о наших планах на воскресенье в ответ на вопрос мужчины.
– Здорово! А мне вот не с кем пойти.
Я скептически задираю бровь. К его жалобному личику у меня иммунитет, отказала же я на его предложение пожениться, даже глазом не моргнула. Но вот о дочке такого не скажешь.
– Ма-ам? Можно дядя с нами пойдет?
Чего и требовалось доказать. В любом возрасте сердобольная женщина не может устоять перед состроившим несчастную мордочку красавчиком. Большие глаза Печеньки смотрят так, что только бессердечного человека не разжалобят.
Вздыхаю и киваю. На улицах столицы будет полно народу, такой здоровый и мрачный господин Легранд легко сможет провести нас через толпу, люди перед ним разойдутся как море перед пророком. Да и мне подсказывается чуйка, что даже запрети я ему, он все равно окажется рядом.
После завтрака убираю за собой посуду, замечая про себя, что вчерашний пьяница помыл за собой и Печенькой тарелки – поели они раньше меня – и даже сковородка чистая. Мелочь, однако, но приятно.
Пенелопа тянет Альтана в гостиную, где на полу уже разбросаны ее игрушки и заставляет не сильно сопротивляющегося мужчину отыгрывать роль отца в игре дочки-матери.
Удивительные у них отношения. Кто бы подумал, что такой как Альтан, в своих черных одеждах и с грузом дел и проблем, будет вот так вот серьезно сидеть на ковре в нашей гостиной, полностью сосредоточившись на детской игре.
Пенелопа легко находит язык со всеми, она не может не нравится. И все же, не каждый взрослый может достичь за каких-то пару встреч подобной близости с ребенком.
Признаться, приятно смотреть на то, как эти двое наслаждаются обществом друг друга. Мне нравится, что Альтан не сюсюкает с Пенелопой, серьезно замолкает и задумывается, прежде чем ответить, внимательно слушает все, что она ему говорит и ведет себя не с высока своего возраста, а как равный.
Вот бы отцом Печеньки был… отшатываюсь назад, стремительно бледнея. Нет, невозможно. Нельзя даже в мыслях такое представлять. Желаемое действительным не станет, только принесет разочарование.
Я не хочу, чтобы во мне росли какие-то ожидания по отношению к тому, кто окажется вторым родителем Пенелопы. Не хочу радоваться, если они вдруг оправдаются, и еще больше не хочу расстраиваться, что они не стали реальностью. Я просто хочу узнать, кто он. При этом, лучше, чтобы сам мужчина вовсе не подозревал о том, что у него есть дочь. Для Пенелопы и меня так будет безопаснее. Наш с малышкой мир такой маленький и хрупкий, так много сил я вложила в то, чтобы его сберечь и пускать кого-то третьего. Кого-угодно, даже кажущегося на первый взгляд достойным человека мне страшно.
Но и эти мысли тоже неправильные. Рациональная часть меня все понимает, но сердце кричит, что не стоит заниматься поисками и копаться в прошлом. Снова и снова я повторяю про себя, что это необходимо не столько для меня, сколько для Пенелопы. Она имеет право знать кто ее отец. Он не рыцарь, не погибший во время службы безликий стражник.
Когда Печеньке надоедает игра и она берется за карандаши, Альтан встает и смущенно мне улыбается.
– Вам пора, – я констатирую очевидный факт. Он и без того прилично уже задержался, время скоро обед. Мужчина кивает, но его взгляд подсказывает мне, что уходить ему не хочется.
– Я вас провожу.
Идем в сторону выхода. Альтан обувается. Еще вчера он сидел на коврике у порога, и уже уходит.
– Не знаю, насколько серьезным было ночью ваше предложение. Но мне бы не хотелось вводить вас в заблуждение, – максимально спокойным тоном прерываю тишину. – Мой ответ нет. Я не выйду за вас.
Альтан молчит. Его лицо не выражает понятных мне эмоций, но в нахмуренных бровях кроется наглядный признак того, что мои слова пришлись ему не по душе.
Почему? Между нами не такие отношения, чтобы отказ на пьяное предложение воспринимался бы с такой обидой. Да и вообще, о каких отношениях речь? Я понимаю, что вряд ли могу рассчитывать на что-то подобное. Это к лучшему, – продолжаю убеждать саму себя, давя на корню все возражения размечтавшегося сердца.
– Посмотрим, – ухмыляется вдруг мужчина. – Я зайду за вами в воскресенье.
