не виднелось нигде.
– All good.
– Are we good?
– We are good.
– Good.
– Good!
– Yeah, good.
– Тогда слушай, что было дальше.
– Подожди, Братец Череп, я тебе расскажу сначала чуть-чуть про себя. Снова небольшую историю из моей жизни.
– Хэ! Давай.
– …
– Ну, я слушаю.
– Я не могу вспомнить ничего совсем.
– Not good!
– Not good.
– Ну полежи, отдохни немного, меня послушай. Смотри, звезды!
Небо действительно было иссиня-черное, утыканное иглами звезд.
* * *
Мясо Медведицы Насти, частично зажаренное, нашли над костром в придворцовом парке. Еще несколько отрезанных и отпиленных кусков валялось на траве вокруг. С помощью домашних работающих Домна в коже Хоуп сложила все Настины части в один сундук, шкуру Насти – в другой. В сундуках хранилась раньше одежда, купленная еще с Хоуп в коже Домны. Домашние работающие вздыхали, кривились, старались не дышать, собирая медвежьи остатки. Вроде зверь, а вроде почти человек. От этого становилось еще страшнее и неприятнее делать такую работу. Домна в коже Хоуп голыми руками укладывала останки. Домашние работающие ей тихо говорили по-русски и по-французски, что лучше бы сверху надеть плотные перчатки, лучше кожаные, но она не слушала. Титульная женщина проснулась к вечеру, когда уже все было собрано, прибрано и вымыто и сундуки убраны до завтра под дворец. Она узнала, что случилось, ходила за Домной в коже Хоуп, клялась, что заснула почти в начале сборища-празднества и не знает, что случилось. Домна в коже Хоуп не отвечала ей. Титульная женщина исчезла, но Домна в коже Хоуп не обратила на это внимания.
* * *
Медведицу Настю закопали в землю в двух сундуках за городом на специальном медвежьем кладбище. Пришли Девочки и еще некоторые сотрудницы фабрики. Все они как-то узнали. Мать сестер не пришла. Домна в коже Хоуп не знала, где живут Настины родственники, по которым та скучала, поэтому не могла их позвать. Церемонию проводил Религиозно-служащий медведь. Пел, молился, крестил сундуки, махал дымящейся чашкой на цепочке. Потом из специальной церкви для медведей сундуки отнесли кладбищенские медведи, сложили в землю. Домна в коже Хоуп набрала в свою коричневую ладонь холодной и мокрой почвы и кинула ее сначала на один сундук, потом на второй. Девочки плакали, и работницы плакали. Домна в коже Хоуп – нет. В стороне, под холмом, лежало остальное Говорящее зверье, просто его жило, а значит, умирало гораздо меньше, поэтому кладбище считалось медвежьим. От холма пришли немолодые Белка и Медведица. Постояли у могилы, тоже кинули земли. Старшая из Девочек спросила, знали ли они Настю. Те ответили, что нет, но их близкие погибли и неизвестно где закопаны, поэтому они ходят на похороны любого Говорящего зверья, у которого нет звериной родни, и прощаются с ним. Пожилая Белка посоветовала Домне в коже Хоуп поплакать. Та не ответила. По дороге с кладбища Медведица и Белка обсудили, что это редкий человеческий вид – черная кожа и светлые голубые глаза. Девочки рассказывали Домне в коже Хоуп, что ушли вскоре после того, как она отправилась спать, и Настя тоже сказала, что устала и идет ночевать.
На фабрику на следующий день никто не пришел, Домне в коже Хоуп было все равно. Она собирала вещи. Все Настины вещи она отдала в медвежью церковь. Часть своих платьев оставила во дворце: не хватало теперь сундуков, просила забрать домашних работающих. Те сказали, что Титульная женщина пьет третий день алкоголь в своей комнате. Домне в коже Хоуп было все равно. К ней приехал какой-то человек, надзирающий от государства, щуплый и зелено-желтоватый. Домна в коже Хоуп не расслышала, кто он. Подумала, что Расследующий, и даже чуть подумала, что для нее такие встречи с надзирающей системой могут быть опасны, но потом решила, что ей все равно. Он позадавал на французском формальные вопросы про убитую работающую Медведицу: возраст, вес, кличка, выделяющиеся приметы, родственники, если известно. Потом вдруг спросил, за сколько Медведицу купили, когда она была живая, и осталась ли бумага от этой сделки. Домна в коже Хоуп ответила, что не осталось, и назвала Настину цену, почему-то хорошо ее помнила. Человек достал из сумки кошелек с монетами и кожаную папку с бумажными деньгами, отдал Домне в коже Хоуп ровно такую сумму, наклонил в ее сторону свое хилое туловище и ушел. Домне в коже Хоуп лень было говорить ему, что Настя умерла уже свободной Медведицей и компенсировать ее стоимость не надо. Никто не собирался расследовать убийство Медведицы и наказывать виновников. Домне в коже Хоуп было почти все равно. Она оставила деньги за Настю вместе с лишней одеждой и этим же вечером уехала из дворца Титульной женщины.
Домна в коже Хоуп поселилась в той же гостинице, в которой они жили с Хоуп в коже Домны и Настей. Заказала себе номер-квартиру поменьше и впала в долгое безволие, как в спячку, в которую раздумывала погрузиться Настя. Домна в коже Хоуп случайно услышала, как Медведица рассказывала подругам на фабрике, что, если Хозяйка (это она Домну в коже Хоуп так называла) разрешит впасть в спячку и оборудовать для этого зимнюю нору во дворце или лучше тут, на фабрике, Настя впадет. Многие говорящие медведи, особенно работающие, давно подстроились и не зимовали. Одни переносили отмену зимнего сна хорошо, но другие часто болели, рожали слепых медвежат, становились нервные, злые, усталые, слабые, начинали пить. Все Настино семейство впадало в спячку на зиму каждый год при бывшем Хозяине, то есть все Настино детство, а Новый хозяин им запретил и заставил работать, становиться ловящими рыбу или управляющими лощадьми. С тех пор Настин Медведь-отец стал употреблять алкоголь, и их семья обеднела. Но в зиме, Настя считала, было хорошее: катание на досках с полозьями с гор, катание на коньках, ловля рыбы подо льдом (если только не надо было отдавать всю ее хозяину). Она решала, заснуть ей или нет. Хотелось здоровья, бодрости и неслепых медвежат, но и очень хотелось увидеть Летающие огни и Ледяные дома, которые, как она слышала, делали для праздника во Втором главном городе. Девочки считали, что Насте, конечно, надо не спать, а их мать и многие сотрудницы фабрики считали, что надо делать так, как указывает природа.
Домна в коже Хоуп снова лежала, много спала или передвигалась по комнате полусонная. И совсем ни о чем не думала, не мечтала, как она делала некоторое время назад в этой же гостинице. Не вспоминала свою семью, бывшую Хозяйку, бывшего Мужа, даже бывшего Хозяина: ни то, как он терзал ее, ни то, как она
