– Разве это богатые люди? – удивляется Алекс. – Большинство здешних обитателей всю жизнь проработали служащими среднего звена, клерками, управляющими в магазинах, медсестрами. Их пенсионные отчисления были вложены в ценные бумаги. И принесли хорошие дивиденды. Как правило, человек, отработавший на государство или частную компанию всю жизнь, к старости забывает о бедности. Но настоящие богачи живут не здесь, в других местах. Гораздо лучше этого.
– А что остается тем беднягам, у которых нет пенсии? – Рита пылает гневом. – Ночевать на улице? Умирать от болезней? Или пухнуть с голода?
– Опухшего с голоду человека мне встречать не доводилось, – кажется, Алекс во время диалога с Ритой, испытывает некоторую неловкость от того, что его подопечные не прозябают в болоте нищеты и не голодают. – Просто не помню таких случаев, ну, чтобы с голоду пухли. И не умирал никто. К старикам в этой стране хорошо относятся. И пенсию по старости получают все, даже те, кто ни дня не проработал. Деньги небольшие 500–700 долларов. Но такие люди имеют право на бесплатную муниципальную квартиру. Плюс талоны на бесплатные продукты. Плюс программа бесплатного медицинского обслуживания для малоимущих и стариков – «Медикеир» («Medicare»).
– «Медикеир»?
– А в довесок к этой программе в каждом штате действуют свои программы «Медикейт» («Medicate»). Это дополнительные льготы в медицинском обслуживании и бесплатные лекарства (бесплатные – не значит плохие). Или, например, вызов бесплатного такси для поездки в поликлинику или больницу.
Рита остывает, немного смягчается. По дороге в гостиницу она рассуждает о том, что справедливости в мире как не было, так и нет. Конечно, обеспеченная старость – это хорошо. И дом престарелых не самое плохое место на свете. Однако пожилому человеку надо жить в семье, с детьми, внуками и правнуками, а не в казенном доме, не на казенных хлебах.
О животных и людях
Мы ехали по узкой дороге, вокруг тянулись загородки частных владений, за ними дома в стиле ранчо, каждое владение – не меньше двух-трех акров. Деревья, поля. Через пару миль поворот на хайвей, но я притормозил, когда увидели лист картона, прикрепленный на дереве, и надпись большими буквами: «Комната внаем. Бесплатный завтрак».
До кемпинга, где мы хотели устроиться, еще далеко, а солнце уже было готово упасть за холмистый горизонт. Прервать сегодняшнее путешествие и остановиться где-нибудь на ночлег, – удачная мысль. Рита не возражала, я свернул на узкую дорогу. Справа изгородь, слева смешанный дикий лес. Остановил машину перед воротами из двух продольных и двух поперечных досок, посигналил.
С моего места был виден одноэтажный дом с открытой летней верандой, флигель и сенной сарай, большой, как ангар для самолетов, а за ним конюшня. Чуть поодаль от дома загон, за загородкой я насчитал двенадцать лошадей, совершенно одинаковых, – и ростом и весом – все серой масти. Лошади немолодые, выглядят неважно. Заметно выпирают ребра, спины провисли. Три лошади подошли к загородке и с интересом наблюдали за машиной.
Появилась женщина лет шестидесяти пяти, в бордовой кофте на больших пуговицах и длинной синей юбке, она подошла и сказала, что катание на лошадях только по выходным. Можно приехать в субботу с утра и кататься хоть целый день.
– Мы хотели комнату снять, мэм, – сказал я. – Переночевать.
– А, комнату… Давно, еще с весны, не было желающих. Я уж забыла про то объявление на дереве.
Женщина открыла ворота, пропуская машину. Я оставил «Крайслер» на асфальтированной площадке возле дома и наблюдал со стороны за тем, как Рита и хозяйка, ее звали Линда Дорн, о чем-то разговаривают. Затем Линда провела нас в дом, показала две спальни. Комнаты в доме мне не понравились: там жарко и душно, а кондиционер сломался. Но есть комнаты в сенном сарае, можно переночевать там. Весной и осенью здесь путешествуют байкеры из северных штатов и даже из Канады. Они часто останавливаются на ночлег в сарае.
– Хотите посмотреть?
Зашли в сарай. Действительно, добрую треть помещения выгородили, оборудовали там двухярусные кровати, тут же, под лампой стоял длинный самодельный стол и несколько стульев. Рядом в комнате туалет и душ. Пахло старым сеном и свежей травой, сушившейся за перегородкой. Под потолком пара окошек, дававших немного света.
На второй этаж сарая поднимается прямая лестница с высокими ступенями. Сверху слышны звуки радио. Линда объясняет, что в комнате на втором этаже живет некий Генри, он хороший человек, помогает ей по хозяйству. Я сказал, что буду ночевать здесь, принес из машины сумку с вещами.
Через час хозяйка пригласила меня в дом на ужин. По дороге я встал у загона. Лошади бродили за загородкой, одна подошла ко мне, за ней другая. Они внимательно разглядывали меня, видимо, ждали угощения, но у меня ничего не было. Земля была вытоптана, трава, там, где она еще оставалась, ощипана под корень. Вблизи лошади выглядели еще хуже: худые старые клячи с большими печальными глазами. Кажется, они уже давно не ели досыта.
Дом Линды обставлен старомодной мебелью, полы поскрипывают, стены оклеены вылинявшими обоями (обычно в домах и квартирах стены красят, обои считают источником вредной пыли, их сегодня чаще всего увидишь в домах, где живут старики). На стенах много черно-белых фотографий. Здесь давно не делали ремонта.
* * *
Мы втроем сели на кухне, окна которой выходили на загон. Разговор все время возвращался к лошадям. Их завел Берт, покойный муж Линды. Он сам любил прокатиться и по воскресеньям разрешал всем желающим, детям и их родителям, ездить на лошадях. В лесу много широких троп, по которым можно кататься. Всадники поднимаются на ближайший холм, спускаются вниз с другой стороны, там делают большой круг и возвращались обратно.
С Бертом Линда прожила всю жизнь, у них был единственный ребенок Питер, он утонул в одиннадцать лет. Здесь много мелких речушек, мальчишки удирали из дома, плавали… Все кончилось плохо. Других детей супруги иметь не могли. Линда надолго замолкает.
– Муж много работал в компании, которая строила мосты, – сказала она. – В выходные копался в гараже. Видимо, ему не хватало общения с детьми. Однажды, это когда дело уже шло к пенсии, он сказал, что хочет завести лошадей, ну, чтобы дети катались.
Вместе со своим старшим братом Берт начал строительство сенного сарая. В следующем году они построили конюшню и загон, по случаю недорого купили лошадей. Муж был счастлив, – он осуществил свою давнюю мечту. С тех пор по субботам и воскресеньям здесь полно детей. Даже в плохую погоду.
Муж скоропостижно умер шесть лет назад. У Линды осталась его пенсия, на эти деньги как-то можно сводить концы с концами.