– Ох, не велите казнить, вашество, велите миловать! Сами мы не местные, деревня деревней, сопли подолом вытираем. – Ясные глаза друга были веселыми и шальными.
– Вот и вытирал бы себе…
Алексей тоже улыбался.
И как это раньше он без такого друга жил? Ни посмеяться, ни побегать, ни подраться, ни вместе поучиться, посоревноваться, да и Ванька, когда приехал, тем еще мышонком был. Это сейчас мальчишка силы набирает, ну да и он сам не отстает…
А все, опять же, Сонюшка.
Не вытащила бы она его сюда, не было бы ни школы, ни друга, ни свободы, вкус которой уже почувствовал Алексей… и за свое он готов был драться. Князья?
Да хоть бы и с целым миром!
И Иван и Софья были – его.
Родные, любимые и, что не менее важно, любящие.
Он бы убил ради них, но и знал, что может доверить и сестре и другу свою спину. А они, в свою очередь, готовы были уничтожить любого, кто посягнет на Алексея.
– А вот и Фрол…
Голос друга оборвал мысли Алексея.
– Вань, позови его ко мне, а?
Иван кивнул. Он отлично понимал, что царевичу предстоит нелегкий разговор. Но вот насколько нелегкий…
* * *
Скрывать от Фрола Алексей ничего не стал. Не то шило, которое можно в мешок запихать. Честно сказал, что ездил к отцу, требовал разобраться и получил категорический отказ.
Фрол потемнел лицом, понимая, что правды тут не найдет, но Алексей поднял руку.
– Постой на меня ругаться. Супротив отца я пойти не могу. Но перед иконой, – мальчишка перекрестился на светлый угол, из которого строго взирала Богородица, – клянусь тебе, что разберусь в этом деле и накажу тех, кто виноват. Пусть даже и прогневается на меня отец, только не по совести это! Нельзя так…
Фрол только головой покачал.
И откуда что взялось у мальчишки?
Но ведь не лжет, это видно.
Что ж.
Поверим. Но…
* * *
Чем для Софьи был еще мучителен семнадцатый век – это отвратительно низким информационным оборотом. Пока там спишешься, пока то да се – полгода пройдет. Софья, недолго думая, попросила построить в Дьяковском и на территории школы нечто вроде телеграфной башни – уменьшенную копию, из самых первых – и принялась налаживать их работу.
А что они представляли, первые-то?
Самый первый – вообще мельницу ветряную обыкновенную. Крылья останавливали в нужных положениях – вот тебе и сообщение.
Или гелиограф. Тут еще проще, было б небо ясным.
Маленькая заминка была за табличкой символов, но разве это проблема, когда у тебя полная школа мальчишек – и все с фантазией, и всем интересно…
Дай задание, через три дня собери результат и выбери лучшее.
И ведь получилось.
Чего другого, а ветряных мельниц по селам хватало, просто никто их так использовать не додумался. Теперь оставалось дело за малым – персонал. А то кто будет все это передавать?
Телеграфист должен отвечать трем условиям.
Быть грамотным – первое.
Быть в авторитете – второе.
Жить в том месте, где находится мельница, – третье.
И где столько умных набрать?
После недельного размышления Софье пришло в голову, что в каждой деревне должен быть поп – ну, в идеале… что они – откажут, если царь-батюшка попросит?
Ну, пусть откажут…
Сибирь – большая, Соловки – холодные.
Только вот попросит ли Алексей Михайлович? С его-то пиететом по отношению к церкви?
И нельзя ли его как-нибудь убедить? Или не его?
А чего это у нас патриарха до сих пор нет? И.о. – есть, а полноправного – никак-с? И кого изберут?
Нельзя ли как-то на это повлиять? Или лучше не лезть в тот гадюшник?
Нет, пока еще рано, вот когда Лешка будет на престоле, тогда и займемся вплотную. А пока можно Тишайшему – и в смысле скоростей тоже – простенько объяснить идею. Если заинтересуется – тогда подробности расскажем. А если нет…
Как оказалось, отца Софья недооценила. Набожность ему ну ничуть не мешала использовать церковь в своих интересах, иначе бы он столько на престоле и не просидел. А история с Никоном и вообще остатки дурмана из его головы вымела. Да, он уважал своего духовника, да, оставался глубоко верующим человеком и истово отправлял все обряды, но в то же время диссонансом звенело, что не так уж благи все иерархи… ой, далеко не так благи…
Софья, если бы пожелала, могла бы объяснить отцу, что с этой проблемой столкнулись многие и в ее веке.
Когда веришь в Бога, но видишь, как Его паскудит церковь своими лапами, поневоле начинаешь сомневаться… Не в Боге, нет. Но в том, что между тобой и им нужны такие паскудные посредники.
А что до Софьи – она вообще считала, что церковь должна работать. И не приходскими психиатрами-регистраторами, вовсе нет.
Пусть еще и пользу приносят.
Ей вообще очень хотелось превратить церковь в гибрид просветительской конторы с врачебной практикой.
Заодно, кстати, тем, кто согласится, можно из казны доплачивать. По чуть-чуть, но ведь окупится. Ценнее информации ничего нет, за особые новости можно еще и премию…
Но для начала надо было устроить демонстрацию для родителя, который пожелал все видеть своими глазами.
А представить товар лицом – дело сложное. Надо ведь все сделать так, чтобы оценили…
Софья принялась готовить Алексея, тот – свою команду… но пока они этим занимались – приехал Степан Разин.
* * *
Из-за острова на стрежень…
Софья насвистывала эту песню с раннего утра, вот как ей сообщили – так и начала. Ей-ей, сейчас она простила даже тех придурков, которые ее сюда переселили. Познакомиться с самим Стенькой Разиным! Да за такое и умереть не жалко, тем более там она все равно бы через пару месяцев ушла тропой неба. А вот здесь…
Эх, где мои шестнадцать лет!
Выглядел Стенька так, что хотелось или облизнуться, или ухмыльнуться.
Шикарный мужчина, иначе и не скажешь.
Мышцы, рост, светлые кудри, синие нахальные глаза, широкая улыбка… не влюбиться невозможно. Бородка подстрижена, рубаха вышита на вороте… не была бы царевной – влюбилась бы, ей-ей…
Красавец, картинка!
И сам об этом отлично знает, ухмыляется ухарски, взгляды на девчонок бросает… Софья машинально отмечала реакцию своего бабского батальона. Мало ли кто им ухмыляться будет…
Вот Груня раскраснелась, романтика полезла, мордочка томная, а у Маши в глазах чертики пляшут, ей Стенька неинтересен как мужчина.
Царевна Анна выглянула из укромного места, и в глазах равнодушие. Ну, хорош, но у нее Воин есть. А вот Татьяна едва не облизывается. Сама же Софья…
Жаль, что она не сможет присутствовать при разговоре официально. Только как привыкла – под столом. А ведь скоро и там не поместится.
И что тогда делать? В парня переодеваться?
Ладно, подумаю об этом потом.
Алексей принял Степана Разина в своем кабинете. Тот вошел, поклонился – и остался стоять. Просто смотрел.
Алексей тоже смотрел. Недолго.
Потом улыбнулся, кивнул и спокойно показал на стул напротив. Степан несколько минут колебался, но потом решил-таки сделать первый шаг и присел.
Алексей оценил и заговорил первым.
– Я не терял никого из близких, поэтому не буду говорить, что понимаю твою боль. Но обещаю, что виновник не останется безнаказанным.
Стенька смотрел снисходительно. Мол, мальчишка, что ты можешь сделать. Но сейчас у Алексея был экзамен на зрелость. Софья крепко скрещивала пальцы – для верности и на ногах. И брат ее не подвел. Смотрел все так же безмятежно.
– Скоро мне расскажут, что на самом деле произошло. Хватит ли у тебя терпения подождать вестей?
Степан сверкнул глазами. Как же! Сопливый мальчишка усомнился в его выдержке! Но Алексей смотрел спокойно.
– Ванька предать не мог. Да и не первый год мы воюем!
– Знаю. Не знаю только, кто виноват…
– Долгоруков, тварь…
– Возможно. А может, твоего брата подставил кто-то другой, а Долгоруков просто привел приговор в исполнение, не зная, что стал орудием в руках злодея. Неужели ты никогда с таким не сталкивался?
Степан помрачнел. Задумался. Видимо, Алексей попал в точку.
– Ты, государь-царевич, правду знать хочешь… а ежели князь виноват?
– То он и отвечать будет. На небе – перед Богом, а на земле – перед тобой. Или перед Фролом, ежели ты ему отмщение доверишь.
Именно так. Не месть. Отмщение.
– Мне отмщение и аз воздам…
– Это для неба. Но и на земле правосудие свершаться должно.
Такого поворота Стенька явно не ожидал. Но…
– А государь знает ли?
Алексей опустил глаза. Помолчал. Опять поднял их на собеседника.
– Для него князь ценнее казака. А для меня мои люди важнее золота.
– Ванька твоим человеком не был.
– Фрол мне добрую службу сослужил, да и ты тоже…
Мужчины помолчали. И неважно, что один – мальчишка, а у второго кровь за плечами… Сейчас у них общее дело. Общая месть. Общая готовность идти до конца. Это важнее возраста…
