— Все равно не сходится! Посвящения. Когда я проходил Лабиринт, когда настраивался на Камень. Я скачком получал новые… Не знаю, как назвать.
— Я придерживал на время часть возможностей твоего алгоритма, — улыбается Окада. — Это было бы скучно — пройти Лабиринт и остаться прежним, ведь так?
Я еще не раз подолгу беседовал с академиком Окада. Он, без сомнения, сумасшедший. Нужно быть сумасшедшим, чтоб потратить десять веков человеческой жизни на создание своего мира. Пусть даже он дублировал себя сто, двести раз. Полубезумный ученый выбрал себе маску полубезумного персонажа. Наверно, это символично.
Величественная и трагическая фигура. Он строил себе карманный мирок, раковину, укрытие. А создал Вселенную. Растущий и развивающийся макрокосм. На это способен тоже только сумасшедший. Нормальный человек давно понял бы, во что переродились его игры. Но, постепенно и в его разрушенной личности вызрело убеждение, что он более не в праве распоряжаться им же созданным миром. И тогда появился Эксперт. Человек, призванный решить судьбу Окада и Эмбера. Не привязанный семьей и работой к ТОМУ миру. Способный, при необходимости, переложить бремя забот об этом мире на свои широкие плечи. Я, то есть.
Хочу я играть в атлантов?
Камилл не хочет. Вообще, трудно понять, чего хочет киборг. Он говорит, что некомпетентен в этом вопросе, но готов оказать помощь, какое бы решение я ни принял. Такую позицию я считаю аморальной для человека, но естественной для машины. А может, он просто не хочет влиять на мое решение. Камилл есть Камилл.
Теперь, имея доступ к Истинному Терминалу, живу сразу в двух мирах: смотрю по утрам новости настоящего мира, а за окном — сказочный… Населенный реальными людьми. Моими друзьями и врагами. Причудливая смесь реальности и… Каков автор, таков и мир. Странный, нереальный и, все-таки, гармоничный. Но контраст рождает чувство нереальности обоих миров…
Смогу ли я дать этому миру больше, чем Окада? Сможет ли один художник продолжить дело другого? Заменит ли Скульптор Поэта? Мда… Стоит назвать вещи своими именами, как ответ очевиден.
— … Надеюсь, ты никому не разболтал, что такое Истинный Терминал?
— Ну что ты, любимая! — пытаюсь усадить Паолу к себе на колени. — А ты?
— Ну конечно же… да!
— О, боже!
— Глупенький! Я всем говорю, что это такая крутая штука! Такая крутая! Гибрид спикарта с Колесом-Призраком. И даже еще круче! Вот! И он всего один.
— Умница моя!
— А ты как думал! Мог бы давно заметить, что я говорю только то, что хочу сказать — и ни слова больше!
Удивленно поднимаю бровь и получаю щелчок по носу.
— Ну, хвастайся! — Паола даже подпрыгивает от нетерпения. Вызываю на экран карту.
— Смотри, здесь, — накрываю пятерней пол-экрана, — мы! Массачусетский комплекс, в смысле. Вот здесь, на глубине тридцати метров, проходит старый, заброшенный тоннель подземной грузовой трассы. От главного здания массачусетского комплекса всего сто метров. А тут и тут — два здания филиалов Института Биологического Кодирования. Что удивительно, тоннель как раз под ними. А еще более удивительно, что массачусетский комплекс как раз между двумя филиалами. Институт обратился с просьбой отдать ему тоннель для установки под землей особо чувствительной аппаратуры. Якобы, тонкие эксперименты, экранировка от помех и так далее. Просьбу удовлетворили.
— Им позволили расположиться рядом с закрытой зоной массачусетского комплекса?
— Они повернули все аргументы в свою пользу. Мол, если закрытая зона, значит, никакой промышленности, никаких электроустановок на несколько километров вокруг. Именно то, что надо. Когда вели Великое Кодирование на десять километров вокруг на полторы недели свет отключили. Конечно, была масса недовольных. Так что основания у ребят были железные.
— А они к нам тоннель пробили!
— Правильно! Полная конспирация. Массачусетской машины нет, есть два филиала Института Биологического Кодирования. Умно придумано? Правда, расцвет филиалов был недолгим. Доказано, что нельзя перенести информацию из одного мозга в другой без потерь. Можно только наложить на этот же, если по какой-то причине память будет стерта. Один филиал переориентирован на какую-то другую тему. Влачит жалкое существование. Другой и вовсе закрыт, а помещения законсервированы. Так это выглядит снаружи. А внутри — на сегодня — около восьми с половиной тысяч персо… э-э вполне сформированных личностей. Ну, тех, которых можно считать родившимися. Выделившимися в отдельные процессы. Около двух сотен приближаются к этому состоянию. Приблизительно на три миллиона эмулирующей программой заведены индивидуальные файлы. Остальные — фон. Декорация. С глаз долой — и нет его. Вот такое население Эмбера.
— Богдан, зачем тебе это знать? Ну, кто настоящий, а кто — еще не совсем. Сколько где процессоров, и откуда ток идет?
— Как это — зачем? Если я в этом мире живу, должен все о нем знать. Он же не настоящий. Его надо поддерживать и обслуживать. Ремонт, профилактика, энергоснабжение, кабельное хозяйство, грунтовые воды — все пригляда требует. Киберы — они глупые. И увидят, да не допрут, пока до аварии не дойдет.
— И все? А ты ничего плохого не замышляешь?
— Глупышка! И вообще, это неэтично!
— А хорошего?
— Э-э… Как-то не думал… Ты против была, теперь боюсь.
— Так деликатно надо! Незаметно, тайком. Давай, Виале зрение вернем! Я все обдумала! Пусть оно не сразу, а постепенно восстановится. За год-полтора. Тогда на тебя никто не подумает, все будут думать, что это из-за того, что она Лабиринт прошла.
— Принято. Еще?
ИГРА НА ВЫЛЕТ
Чем бы это для меня ни кончилось, но я решил вернуться в реальный мир. Побуждающих мотивов слишком много. Главный даже не тот, что это «невсамделишный», игрушечный мир, а отсутствие в нем любимого дела для меня. Не могу я в нем быть исследователем. Исследование подразумевает тайну. У этого мира нет тайн от меня. Все тайны послушно скидывают покровы на экране Терминала. Родись я художником… Творить не в камне или на холсте, а своими руками ваять природу — художники отдали б за это полжизни. Окада в душе художник.
Нет, я твердо решил покинуть мир Эмбера. И пусть Корвин сложит обо мне песню.
Труднее всего было убедить Паолу.
— Я боюсь ТУДА. Они ТАМ не соображают ни фига, что делают. У них ай-кью в минусе! — ругалась моя любимая.
— Ты никого из них не знаешь, и так нехорошо о всех сразу говоришь.
— Я зато дела их знаю. Они простейших вещей не понимают.
— Приведи пример.
— Да хоть тысячу! Взять хотя бы Крысолова, который дудочкой крыс выманивал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
