Ещё тогда нельзя было этого позволять.
Если шериф даже её не узнал… это всё равно маленький городок. Шила в мешке не утаишь. Все откроется.
Они должны, должны подождать до мая.
Глаза у Коннора были темные-темные, огромные, и она не могла не смотреть в них, не тонуть в них. Перевела взгляд на его губы, и стало ещё хуже: Хизер помнила, как он целовал её, жадно, жарко, как ласкал её, а она цеплялась пальцами за простыню и тихо стонала.
— Коннор, мы должны подождать, — с каким трудом ей дались эти слова! Хизер осторожно отодвинулась от него, закусила губу. — В этом городе тяжело хранить тайны. А мы не особо пытаемся, — она кивнула на дверь подсобки. — Всего несколько месяцев. Пока ты не выпустишься.
Коннор покачал головой. Шагнул к ней, вновь сокращая расстояние, и Хизер едва удержалась, чтобы снова не отступить.
— Я не смогу. А ты?
Хизер тоже не сможет. Она знала это. Не сможет смотреть на него на уроках, ловить его взгляд, слушать его голос. Не сможет не думать о нём, не представлять его, касаясь себя по вечерам. Теперь она знает, каким он может быть, какой он…
И у неё не будет сил.
Она должна была предвидеть этот тупик. Она понимала, что так будет.
И вот они оба здесь.
Хизер сглотнула.
— Я тоже… не знаю, смогу ли. Но хотя бы сейчас, пока всё не уляжется, мы должны попытаться. Пожалуйста, Коннор. Давай будем осторожнее.
Он моргнул.
— Я не знаю… я даже сейчас чертовски хочу тебя, — Коннор снова сгреб её в охапку, покрыл поцелуями лицо. — Хизер…
Нет, она не сможет, она точно не сможет. Хизер всхлипнула, запрокидывая голову, позволяя ему прижаться губами к её шее, с трудом сдержала стон.
— Хотя бы неделю, — прошептала она. — Пока всё не уляжется. Ладно?
Коннор бессильно застонал, уткнувшись в её шею. Кивнул.
— Ты права. Ты так блядски права, что меня это бесит. Неделю, ладно? А там посмотрим.
Хизер вышла в коридор первой. Было пусто. С опаской она заглянула за ближайший угол, но и там никто не прятался, не слышались чьи-то торопливые шаги.
Она выдохнула.
С Коннором невозможно было договориться. Но неделя. А потом, может, ещё одна. А потом… вдруг удастся уговорить его подождать до мая? Хизер знала, что будет резать без ножа и его, и себя, но иного выхода у них не было.
У шерифа не было доказательств, но они могли ещё появиться.
Её сердце ныло, однако Хизер думала, что приняла верное решение.
Вот если бы она ещё это чувствовала.
========== Глава двадцать девятая ==========
Комментарий к Глава двадцать девятая
Aesthetic: https://vk.cc/ccmBQK
Зря он рассказал. Или не зря?
Коннор злился на себя, на Джемму, на шерифа. На всех и разом, кроме Хизер — на неё просто не мог, да и знал, что она, черт возьми, права. Было слишком легко думать, что всё будет хорошо, пока от реального мира их отделяла дверь номера в мотеле, но окружающий повернулся своей уродливой харей.
Если бы они могли запереться в том номере… Коннор мотнул головой. Захлопнул учебник по биологии и приложился лбом о мягкую обложку. Хизер была, мать вашу, права. Им нужно подождать. Но ничего в жизни не казалось таким неправильным, как ожидание. И ничто не было столь верным, чем Хизер Ньюман в его объятиях.
Коннор понимал: он подвергает её опасности. Они ходят по чертовски тонкому льду. Если шериф вдруг решит, что хочет выяснить, правдивы ли его подозрения насчет Хизер, они могут крупно влипнуть. Наверное, впервые в жизни Коннор очуметь как позавидовал Крису: его девчонке хоть и было двадцать, но она не была его учительницей. Они могли встречаться открыто, хрен бы ему кто слово сказал.
— Сынок, ты идешь на похороны? — мать заглянула в спальню. — Её родители сказали, что прощания не будет, но на похороны могут прийти все, кто хочет. Знаю, что вы расстались, но смерть бедной девочки была ужасной, и я подумала…
Коннор застонал, потирая лицо ладонями.
Он всё ещё понятия не имел, зачем идти на похороны Джеммы, пусть там и соберется куча их одноклассников. Большинство всё равно её терпеть не могли, а теперь будут притворяться, что Джемма была их лучшей подружкой, хотя и общались-то с ней только чтобы не попасть в категорию тех, кого она не выносила. Оказаться там значило подписать себе приговор до конца старшей школы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мам, — он вздохнул, — с Джеммой я расплевался ещё перед летними каникулами. Она та ещё сука. И я не думаю, что её предки будут рады видеть меня после того, как мы разругались.
«А ещё она буллила Кэрри и узнала, что я встречаюсь со своей учительницей, так что у меня с Джеммой свои счеты были, мам. Пусть она и мертва, но говна сделала порядочно»
Разумеется, вслух он этого не сказал.
— Коннор, — мать присела на кровать. — То, что вы расстались, не значит, что Джемма не заслуживает последней дани уважения.
Всё, что ему хотелось — остаться дома. Воспоминания о Джемме и их отношениях и без того постоянно всплывали в его голове, хорошие и плохие. Цветы, которые он ей дарил. Истерики, которые она устраивала, если ей казалось, будто кто-то к нему клеится. Их секс, порой нежный, но зачастую — страстный и на грани. Её презрение к тем, кто казался ей «странным». Всё калейдоскопом вертелось в памяти, а потом Коннор вспоминал, что Джемма хотела шантажировать его отношениями с Хизер, и перед глазами застилало багровой пеленой так, что тряслись руки.
Джемма пыталась в дерьме измазать его чувства, так заслуживала ли она уважения?
Мать ждала ответа, и Коннор сдался. Вздохнул, двумя пальцами сжал переносицу.
— Хотя бы Кэрри не заставляй идти.
…Похороны давили. Мать Джеммы тихо плакала, уткнувшись носом в носовой платок; отец выглядел то ли не в себе, что не удивляло, то ли нетрезвым. Коннор понятия не имел, что хуже. Попадаться им обоим на глаза ему всё равно совершенно не хотелось, и он топтался позади всей толпы одноклассников, глядя, как буквально каждый из них подходил, чтобы бросить на гроб Джеммы горсть земли.
Как будто её смерть их действительно волновала.
Хотя, быть может, она волновала Сэнди. На ту было смотреть-то жутко: бледная, с синяками под глазами, заплаканная, она обнимала себя руками за плечи и неотрывно пялилась в засыпаемую землей могилу.
— Пиздец, конечно, — прокомментировал Крис. — Не думал, что ты придешь.
Коннор кивнул в сторону матери, как раз направлявшейся к могиле Джеммы.
— Я не собирался. Мать уговорила. Ну хоть Кэрри не вытащила.
— Да уж.
Через день должны были хоронить Кая Джонсона, и могила, приготовленная для него, зияла разинутым ртом в соседнем ряду. И Кая было действительно жаль. Коннор вдруг подумал: никто не избежит смерти, но, наверное, важнее оставить после себя хорошие воспоминания. Больше хороших, чем паршивых.
Разве, бегая с ним на свидания в кино еще год назад, могла Джемма подумать, что следующей осенью ей перегрызет горло бешеный медведь?
Коннор помнил, как они целовались на последнем ряду — работа в кинотеатре давала ему свои привилегии бесплатных билетов, — и как Джемма забиралась к нему на колени, запускала пальцы в волосы. Терлась об него жадной до секса кошкой, так, что у Коннора в ушах шумело, и им обоим это было чертовски в кайф. И это были неплохие воспоминания, к слову.
Он видел, как одной из последних к могиле Джеммы приблизилась Хизер, бросила на крышку гроба красную розу. Коннор машинально сделал шаг вперед — хотелось её успокоить, обнять, прижать к себе — и остановился. Его тянуло к Хизер, как магнитом; он чувствовал всем существом, как ей хреново, и чертовски невыносимо было находиться так близко и так офигительно далеко от неё, когда ей плохо.
Только вот она сама решила подождать хотя бы неделю.
Пока всё уляжется.
Прошло два дня.
Ещё только два дня.
Блядь.
Он прикрыл глаза.
В конце концов, Хизер была права: они должны быть осторожнее. Разумнее. А чем ближе Хизер к нему была, тем меньше Коннору удавалось следовать голосу разума. Даже здесь и сейчас.
