И на полу, придавленные ручищами полицейских, лежали двое мужчин.
— Поднимите их, — попросил Олег.
— Ты? — Бер аж задохнулся от возмущения. — Я слышал, что ты-с, но не верил-с!
Он, конечно, постарел, в светлых волосах наметилась плешь, а брюшко округлилось еще больше, отросли неряшливые бакенбарды, но взгляд остался тем же — рассеянный, какой-то пронизывающий, словно его обладатель видел нечто, спрятанное за обычной, доступной всем людям реальностью.
Второго Олег не знал — русый, изящный, с ухоженной бородкой, и очень спокойный.
— Продался, значит, да-с? Карьеру сделал? — Вовка не столько осуждал, сколько горевал, и это ранило куда сильнее прямых оскорблений. — Как-с ты мог? А ведь был когда-то человеком-с!
— Заткнись, — велел носатый.
— Пусть говорит, — велел Олег. — Он прав. Когда-то я был человеком, а потом перестал. Только с тобой, Бер, произошло то же самое… зачем ты связался с этой бандой террористов? Сидели бы в своей башне из слоновой кости, так нет же, понадобилось людей убивать. Зачем?
Обладатель русой бородки поморщился.
— Мы пытались отговорить Тегера, но слишком уж вкусной оказалась наживка, — сказал он. — Невероятно вкусной… когда к тебе приходит целый генерал и говорит, что он готов помочь тебе взрывчаткой и информацией.
— Какой генерал? — спросил мордастый полицейский.
— Жандармский, — отозвался обладатель бородки. — Коренастый такой, с красным носом.
Вот и все, дело сделано, можно забыть про то, что голову терзает все усиливающаяся боль и наслаждаться победой… Олег раскрутил это дело, вышел на людей, знающих всю подноготную, способных дать показания против Голубова, вот только почему-то не ощутил ни радости, ни даже удовлетворения.
Осталось дозвониться до Штилера, сообщить ему о случившемся, обеспечить безопасность Бера и его приятеля, а заодно уцелеть самому, хотя это на самом деле не так уж и важно.
— А вы кто? — спросил Олег, с трудом складывая слова в звуки.
— Всеволод Белюстин, секретарь Духовного Капитула ордена российских розенкрейцеров. Все-равно ведь допытаетесь, так что чего скрывать, — и обладатель бородки пожал плечами. — Вооруженная борьба — крайний метод, и не все были согласны с тем, что стоит его применять. Только вот нынешнее государство, именующее себя Вечной Империей, есть зло плотное, материальное, и для борьбы с ним допустимы любые средства, хоть то же самое насилие.
— Обыскиваем тут все, — распорядился носатый. — Селиванов, пост снаружи выстави. Понял?
Белюстин говорил что-то еще, пылко и логично, но Олег был уже не в силах понять, что именно. Все силы тратил на то, чтобы удержаться, не дать себе рухнуть в пламя беспамятства, не поддаться боли.
Бер смотрел на него укоризненно, и взгляд этот жег не хуже раскаленного прута.
Вокруг суетились полицейские, деловито простукивали стены, перекладывали с места на место пачки книг.
— Ха! Вот это ничего себе! — воскликнул один из них так громко, что эта фраза дошла даже до сознания Олега.
Он обернулся.
Мордастый держал в руках знамя, но не черное полотнище с золотой каймой и белым трезубцем, а бело-сине-красное, использовавшееся со времен Александра Третьего и до тридцать второго года, до введения «Закона о Гербе и Флаге».
Символ другой России, где нет «опричнины», нет всевластной партии и фильтрационных лагерей.
— Забирай, пригодится как улика, — вынес вердикт носатый. — Давай, что тут у нас еще?
Интересного в забитой книгами квартирке нашли много — множество рукописных трудов мистического содержания, ритуальные чаши, ножи и одеяния, украшения вроде перстней или подвесок, сложные схемы на больших листах бумаги, изображающие непонятно что, то ли магические круги, то ли странные механизмы, несколько тетрадок, заполненных тайнописью.
Каждый предмет, предположительно связанный с розенкрейцерами, показывали Олегу. Тот кивал, Бер смотрел презрительно, во взгляде Белюстина светились понимание и сочувствие, и от этого было только хуже.
Боль терзала затылок точно хищник попавшую ему в лапы жертву, порой становилось настолько плохо, что перед глазами все плыло, и он вынужден был держаться за стул, чтобы не упасть. Затем приступ слабел, и он вновь мог видеть, что происходит вокруг, и даже думать, хотя последнее давалось с большим трудом.
Обыск был почти закончен, когда из-за окна донесся рык мотора, по стеклу скользнули лучи фар.
— Это еще кто? — пробормотал носатый полицейский, выглядывая из-за занавески. — Провалиться бы им!
Взвизгнули тормоза, хлопнула дверца машины, и снаружи прозвучал хриплый голос Голубова:
— Вперед, мать вашу! На этих козлов внимания не обращать!
Темник, здесь, так быстро?
Откуда только узнал?.. Хотя наверняка у него есть свои люди и в охранном отделении.
От злости и разочарования Олегу захотелось взвыть во весь голос, он сжал кулаки.
— Еще шаг, и буду стрелять! — ответил Голубову кто-то, скорее всего, тот самый Селиванов, отправленный стеречь подъезд.
— Ты видишь, что у меня есть, сука?! — рявкнул темник. — Или ослеп?!
Наверняка он предъявил свою пайцзу, большую, золотую, какую можно различить издалека даже в сумерках.
— А у меня есть приказ начальства, и я его выполню! — не отступил Селиванов. — Оставайтесь там, где стоите! Еще шаг, и я стреляю!
Голубов разразился потоком площадной брани, а Олег осознал, что головная боль отступила — не прошла совсем, но сделалась вполне обычной, какую можно терпеть, даже не обращать внимания.
— Знаком вам этот голос? — спросил он, посмотрев на розенкрейцеров.
Те выглядели ошарашенными — еще бы, откуда им знать, что именно происходит, и что они всего лишь пешки в огромной игре, в борьбе двух гигантских чудовищ, Народной дружины и имперского министерства внутренних дел.
— Да, и довольно хорошо, — ответил Белюстин.
— Тот самый «генерал с красным носом»? — пробормотал носатый полицейский. — Жопа. Попали мы либо в награды, либо в камеру… Так, Кеша?
— Ага, — мордастый кивнул. — Чего делать будем, господин капитан?
— А этот надменен и чем-то кичится? Руби не по шее — руби по ключице! — процитировал носатый «Сокровенную историю монголов». — Исполним свой долг. Ясно? Эти двое, особенно бородатый, должны уцелеть и оказаться в здании нашего отделения. Остальное — детали.
И он поднял пистолет.
Неужели в самом центре Нижнего, прямо на улице начнется стрельба?
Олег почувствовал себя неуютно — он бывал под пулями, дважды ездил в командировки на фронт, в июле тридцать второго в Карпаты, где под натиском русских и румынских войск откатывались потрепанные австрийские дивизии, и в октябре тридцать пятого в Силезию, где немцы предприняли мощное контрнаступление, надеясь повернуть ход войны в свою пользу… но там все происходило по-другому, он знал, куда и на что идет, да и сам он был несколько иным.
Моложе, сильнее, увереннее.
— Так, лица им прикройте, — продолжал командовать носатый капитан. — Улики взяли. Овчаров, ты отвечаешь за круглого, а ты, Радулов, за бородатого… тащить к машине и внутрь. Прикроем, если что, а вы за руль и уходите, и чтоб без остановок на максимальной скорости. Теперь ты…
И он перевел взгляд на Олега.
— Тебя прикрывать будет некому, но постарайся уцелеть… и выдайте ему часть груза. Хотя… стрелять умеешь?
— Нет, — признался Одинцов.
— Это несложно, — и капитан вытащил откуда-то из-за штанины второй пистолет, маленький, с коротким дулом. — Вот так снимаешь с предохранителя, целишься, и нажимаешь спусковой крючок, а как все завершится, не забудь поставить обратно, а то еще ранишь сам себя. Пали лучше в сторону, для испуга, ногами перебирай, и слушай мои команды. Ясно тебе?
— Хм, да, — Олег принял оружие двумя руками, осторожно, точно ядовитое насекомое.
Но одну тут же освободил, поскольку ему вручили грязный мешок, найденный здесь же, в квартире у Бера, судя по запаху, из-под картошки, но сейчас набитый чашами, тетрадями, ритуальными ножами и прочими «уликами».
— Все, пошли, — скомандовал капитан, и Олегу уже на ходу пришлось разбираться, как все это удержать, не рассыпав содержимое, не слишком испачкавшись и не выронив готовый к стрельбе пистолет.
В подъезде их встретила могильная тьма, а снаружи — снег, пронизанный светом фар.
Машины охранного отделения замерли несколько правее, за ближайшей прятались двое полицейских с оружием наготове. Напротив дома, перегораживая выезд на улицу Минина, застыл черный большой автомобиль, и рядом с ним бесновался Голубов, в одной руке блестит пайцза, в другой — шашка.
Увидев Олега, темник замолк, глаза его выпучились.
— Стреляйте, вашу мать! — завизжал он, и позади машины «опричников» шевельнулись две раскоряченные тени.
