Я никогда не оставалась с Мэйбл наедине. Даже если бы это случилось, я слишком уставала, чтобы в чем-то ее убеждать, а тем более выведывать ее имя. На ферме никто не делал мне ртутных вливаний. Ноги снова распухли, а в груди росла злая тяжесть. Воздух казался мне густым, спала я урывками, и утренний гонг с трудом вырывал меня из сна.
За едой мы сидели на скамейках, стоявших вдоль длинного стола, сделанного из голых досок, поставленных на козлы. Все понимали, что вилку ронять нельзя — она исчезла бы в широкой дыре между досками. Разговаривать не полагалось — при самом тихом шепоте совиные глаза мисс Юски отрывались от тарелки. Она всегда находила виновниц. В качестве наказания нас лишали еды, а остаться голодным не хотел никто. В отличие от Дома милосердия, кормили здесь обильно и вкусно: яйца, кукурузные лепешки, мясное рагу, свежий хлеб, молоко, сыр и фруктовые пироги.
— Голодные девицы работать не могут, — говорила мисс Юска. — Так что жалобы на слабость не помогут.
На ферме были еще две хозяйки: мисс Карлайл и мисс Мейсон, тихие, строгие и похожие на маленьких крепких лошадок. От уголков рта к подбородку у обеих тянулись глубокие морщины. Мисс Мейсон занималась кухней, а тех, кому она благоволила, учила готовить сыр и хлеб. Тем же, кто оказывался в немилости, полагалось постоянно мыть посуду. Я в любимчиках не числилась.
На этой неделе я стояла на коленях между длинными рядами картошки и выпалывала сорняки. Они ничуть не походили на нежную поросль, которую я порой вырывала из маминых клумб, а были толстые, прочные и цеплялись за землю так, будто я пыталась из тела вырвать душу. От этой работы на моих ладонях набухали и лопались мозоли.
Я занималась этим уже два дня, когда вдруг услышала свое имя, произнесенное тихим шепотом. Выпрямившись, я увидела в соседнем ряду Мэйбл. Ее светлое платье пожелтело и покрылось грязью. Только миновал полдень, на небе не было ни облачка, и солнце палило нещадно. Мисс Карлайл обычно обходила посадки перед обедом. Сейчас мы, кажется, остались одни, но не торопились отдыхать — кто-то всегда присматривал за нами из дома. Если какая-нибудь девушка переводила дух слишком долго или осмеливалась встать и размять спину, из дома выбегала одна из хозяек или Джо — рабочий, который спал в амбаре и был немного не в себе. Нас быстро заставляли вернуться к работе.
Чуть приблизившись к Мэйбл, я выкопала сорняк. Запах разворошенной земли напомнил о ручье и Луэлле. Мне хотелось разуться и встать на землю голыми ногами.
— Я собираюсь бежать, — прошептала Мэйбл.
Это было не совсем то, что я задумала, — я не планировала еще один побег. Чтобы сбежать, мне требовалось узнать ее имя, завоевать доверие.
— Прямо сейчас? — Солнечные лучи пробивались сквозь поля ее шляпы и ложились на щеки еще одной россыпью веснушек.
— Нет, тупица, и нечего на меня так пялиться.
Она смотрела в землю. Я взглянула на сорняк, обвивший мясистый стебель картофельной ботвы. Мэйбл не попалась в тщательно расставленную ловушку мисс Юски, которая хотела поселить в наших сердцах страх, а в телах — усталость, чтобы мы не могли думать ни о чем, кроме еды и сна. Потянув за сорняк, я вырвала его вместе с крохотной красной картофелиной, которую быстро сунула обратно в дыру, и забросала землей, хорошо понимая, что всего через несколько минут зеленые побеги поникнут и выдадут мою небрежность.
— Когда?
— Скоро. Ты в деле?
— Почему я?
— Вместе безопаснее. Не придется одной там… — Она взглядом указала на лес.
— Почему не другие?
— Не верю им. — Мэйбл пожала плечами. — Они сразу донесут, а ты не такая. Это я уже поняла.
Полосы ткани, которые я вчера оторвала от нижней юбки, чтобы перевязать кровоточащие руки, ослабли. Я присела и стала заново их наматывать. Засохшая кровь трескалась на льне. Было жарко, хотелось пить, пот стекал по лицу.
— Почему я должна тебе верить после прошлого раза?
Мэйбл вырвала сорняк, швырнула его в кучу и проползла на дюйм вперед.
— Можно подумать, у тебя есть выбор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Гнев, который от усталости чуть ослабил свою хватку, немедленно вернулся.
— Я не верю тем, кто скрывает свое имя, — сказала я и сама поразилась своей двуличности.
Мэйбл прекратила прополку, выпрямила спину, уперла грязные руки в бедра и посмотрела за горизонт, будто выглядывая какую-то неправильность в пейзаже или надеясь увидеть зеленое небо вместо синего.
— Никому нельзя верить. Можешь идти со мной или нет. Выбор за тобой.
Она выдернула картофелину, которую я закопала, обтерла ее юбкой и вгрызлась в нее. Брызнул белый сок.
— Ты еще не научилась избавляться от улик?
Я смотрела, как она втихомолку поглощает мою картофелину. За Мэйбл на краю поля виднелся темный густой лес. Я не могла вернуться в Дом милосердия, просто не могла! Руки у меня больше не дрожали, разум прояснился, но лицо стало одутловатым и бледным, а ноги так распухли, что казалось, будто вот-вот взорвутся, как воздушные шары, если ткнуть в них иглой. Приступы вернулись. Вчера ночью я проснулась от того, что стены падали на меня.
Прикончив картошку, Мэйбл двинулась дальше, выдергивая сорняки. Работала она с той же четкостью, что и в прачечной. Она привела Эдну навстречу ее судьбе и меня, скорее всего, приведет навстречу моей. Но я не видела другого способа выбраться, а времени у меня оставалось мало.
На следующее утро мы улучили время поговорить, пока собирали вьющуюся фасоль. Ее стебли частично скрывали нас от тех, кто наблюдал из дома. Дождя не было уже несколько дней, и комки земли под ногами рассыпались в пыль. Было только семь утра, но я уже чувствовала приближение жары.
— Мисс Юска не врала насчет медведей, — прошептала Мэйбл. Голову она наклонила так, что я видела одну только шляпу. — Придется быть осторожнее. Жаль, нет ружья. Это было бы уже кое-что. Хотя тогда я пристрелила бы мисс Юску и освободила бы нас всех.
Звенели цикады, воздух дрожал от жары. У меня немного кружилась голова. Если медведь и съест кого-то, то, скорее всего, меня. Я что, снова стану приманкой?
— Чего застыла? — Мэйбл прихлопнула комара на руке. — Просто не трогай медвежьих малышей — и все будет хорошо. Я эти леса знаю.
— Как это, знаешь леса?
— Неважно. Просто доверься мне. — Ее кривые зубы блеснули, когда она улыбнулась. — Или хотя бы попытайся.
Я сорвала стручок. Злость на Мэйбл все еще не прошла. Она тянула меня к себе, так же, как и Эдну, и как цыгане тянули к себе Луэллу. Но я не хотела больше подчиняться. Я не доверяла ей, и мне не было дела до ее преступлений.
Прошлой ночью она нашептала мне свой план, пока все спали. Сегодня нам предстояло украсть у спящих хозяек по паре туфель, пробраться в кладовую за едой, свечами и кухонным ножом, сложить все это в наволочку и выскользнуть в заднюю дверь.
— Добрые доверчивые старушенции, — смеялась Мэйбл в темноте. — Не запирают дверей! Ну сами и виноваты: не поняли, что я не городская.
Я взглянула на дом. Мисс Карлайл не выходила с утра, и я не знала, из какого окна она за нами смотрит.
— Пошли прямо сейчас, — сказала я.
Мэйбл рассмеялась и присела, чтобы собрать нижние стручки. Она даже не стала обдумывать мои слова.
Остальные девушки рассыпались вдоль рядов фасоли. Они наклоняли головы, защищаясь от солнца, руки их сновали от стеблей к корзинам и назад. Никто на нас не смотрел.
— К обеду не прозвонят еще долго.
— Без еды мы никуда не дойдем — слишком далеко. Не знаю, как ты, мисс-я-никогда-в-жизни-не-стирала-белья, но лично я не готова убивать животных голыми руками и есть сырьем.
Смерти я не боялась. Я умирала, когда на меня падали стены, когда я свалилась с кровати, измазанная дурацкими румянами Мэйбл, когда меня швырнули в яму. Что по сравнению с этим значила еще одна смерть?
Мэйбл стояла на корточках и бросала стручки в корзину. Подол ее юбки лежал в грязи.
Я ей не доверяла, но она почему-то доверяла мне, хотя мне доверять не следовало. В мои планы входило использовать ее, чтобы спасти себя, если я вообще могла спасти себя. Я не была беспомощной. Мне не было нужды болтаться в пустоте, и я сама могла выбирать.
