«Кислота, — догадался Виктор. — Какие всё-таки это опасные люди!» Они только что спасли ему жизнь. Ему и Насте. Но как буднично это всё происходило и продолжает происходить! Ни одного лишнего движения. Они только что завалили четверых человек и ведут себя как ни в чём ни бывало, как будто штабель досок переложили с места на место. С такими ребятами не хотелось бы оказаться по разные стороны баррикады.
Парень меж тем закончил со своей уборкой и молча вышел на улицу.
— Всё, Зевс, давай скорее закрывай свою халабуду, и поехали, — Саня стоял у дверей.
Виктор закрыл замок и направился к «Блэйзеру». Минивен буксанул резиной и скрылся за поворотом.
— Вот и всё, чисто сработали, — Сиплый вырулил на дорогу. — Давай, Зевсик, командуй, в гости к тебе поедем. Есть о чём поговорить, — он, счастливый, расплылся в довольной улыбке.
Поговорить было о чём. Оба это знали.
Места у подъезда не было, и Виктор перегнал на улицу «Ниву», уже давно занимавшую место прямо перед входом. Саня поставил свой броский внедорожник на его место. Виктор, закрывая рукой красный от крови, рваный рукав куртки, сразу прошёл в подъезд — не хватало ещё, чтобы кто-нибудь из окон заметил. Потом Саня, как спящего ребёнка, принёс на руках Настю. Та где-то уже потеряла свои новые туфли: может, в минивэне, а может, их и не было вовсе. Виктор был тогда в таком шоке, что вряд ли мог припомнить детально, что там происходило. Саня почти бегом поднялся на пятый этаж, догоняя Виктора, и даже дыхание не сбил. Вот что значит хорошее физо!
К счастью, и в этот раз им никто не встретился из соседей. Саня, не разуваясь, протопал в комнату и, положив Настю на кровать, огляделся:
— Зевс, да ты стареешь, брат! Как-то у тебя тут слишком уютно. — Потом он заметил в углу турник и красный боксёрский мешок. — А, вот хоть так. Боксируешь, значит? Ну, поправляйся тогда скорее, я хоть тебя отлуплю.
Виктор в первый раз за всё это время снял с себя холодный Нуо и повесил его над компьютерным столом. Затем переоделся в чистое, с трудом натянул белую футболку, стараясь не задеть ноющее плечо. На кухне ломился стол с закусками и уже холодным мясом.
— Есть будешь? — спросил Виктор.
— Закусывать буду, — поправил его Сиплый. — Плечо болит?
— Ну так, терпимо, — сказал Виктор.
— По-хорошему, зашить бы надо, но там вроде и так хорошо прилипло. Завтра глянем. Я тебе обезбол поставил, но это ненадолго. У меня в машине много всего, если чё — добавим. Тебе сегодня, пожалуй, лучше не пить. Я тебе кое-что другое дам, — он подмигнул.
— Наркотическое если, то не надо, — сказал Виктор.
— Зевс, не учи учёного. Я знаю, как надо. Всё будет зашибись. Я же знаю, что ты у нас интеллигент, но поверь моему опыту.
— А чего они там Насте вкололи? — спросил Виктор, — Фено чего-то бурбидон вроде, он сказал.
— Фенобарбитал, — поправил Саня. — Нормально, выспится хорошо, хотя смотря сколько вкололи.
— Может, её того, в скорую надо? — запереживал Виктор.
Сиплый подошёл к Насте, мирно спящей, поднял веко, посмотрел зрачок. Потом легонько похлопал по щеке. Она слегка поморщилась. Сиплый шлёпнул ладонью посильнее. Она открыла глаза и испуганно уставилась на Саню. Тот уже снял свою чёрную камуфляжную куртку и был в обтягивающей тёмно-зелёной футболке. Она полусонными глазами смотрела непонимающе, потом увидела Виктора, и взгляд сразу прояснился. Она улыбнулась уголками губ. Виктор присел рядом, обнял Настю. Та слабо погладила его по руке, тихо спросила:
— Где все?
— Все ушли, — сказал Виктор. — Ты полежи ещё, мы здесь будем, рядом. Тебе надо чего-нибудь?
Она кивнула, потом тихо, почти неразборчиво сказала:
— Платье новое помнётся.
Виктор чуть не прослезился от такой милоты. Тут всё вокруг рушилось, мир висел на волоске, а она переживает за платье. Поцеловал в лоб:
— Не волнуйся за платье, отдыхай.
Она кивнула и закрыла глаза. Виктор достал из холодильника бутылку водки.
— Пойдёт? — спросил он.
— Вполне, — сказал Саня, налил себе полную стопку, Виктору — половинку. Чокнулись,
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— За встречу, — сказал Виктор. Выпили. — Рассказывай. Как же так получилось, что ты, хохляцкая морда, мне ни разу не позвонил за все эти годы. Я ведь здесь постоянно, найти можно было, если бы захотел.
— Ждал удобного случая. — Саня налил ещё по стопке: опять себе — целую, Виктору — половину. — Вишь, как только случай представился, я тут как тут. Давай, вздрогнули.
Потом выпили по третьей, не чокаясь, Саня перевернул стопку Виктору, сказал:
— Всё, тебе не надо больше, — налил себе и, оторвав ногу от утки, с удовольствием начал есть.
Виктор смотрел на пышущего здоровьем и энергией друга и пытался разглядеть в нём того детдомовского сорванца, который его постоянно задирал. Саня возмужал. На лице появились морщины, взгляд был ясный, пронзительный, но всё равно, зная его, можно было увидеть черты того Сиплого, которого Виктор помнил.
— А с Машкой ты тогда целовался всё-таки, я знаю, — громко сказал он и заржал.
— Было дело, — улыбаясь, подтвердил Виктор.
— Ладно, было и было, а отнекивался тогда! Ой, Зевс, ну ты тихарь! Слушай, вкусная утка, зараза, я ещё, пожалуй, кусок утащу, — Саня выпил ещё стопку и оторвал у утки вторую ногу. — Короче, я же Машку видел, когда ещё в Москве работал. Она такая королева стала. О, ты бы охуел Зевс! Но она птица другого полёта, вышла замуж за импортного миллионера, и последнее, что я слышал, осела в Швейцарии. Хотя, если у тебя, может, и был шанс с ней замутить, у меня его точно не было. Я всегда это знал, может, поэтому и злился.
— А как твоя мечта о Французском легионе? — спросил Виктор.
— Воевать вместе с этими педиками? Нет, спасибо. Глупая детская мечта. Знаешь, Витёк, некоторые мечты, наверное, так и должны оставаться мечтами. После армии я долго не мог найти себе места. Видимо, в Афгане крышу мне прилично снесло. Никто со мной сработаться не мог. Чуть что — башню клинило, и всё, тормоза срывало. Потом сошёлся с одной тёлочкой. Тоже, кстати, Машкой звали. Я тогда в Подмосковье комнату снимал, в коммуналке. Район говённый, пьянь кругом. А эта Машка у соседа моего жила, смазливая такая коза. Лупил он её почем зря. Сам вот такой, — Сиплый показал мизинец. — А как напьётся, и вот орут за стеной. Эта дура верещит — типа убивают. Я слушал, слушал, потом как-то днём подошёл к нему и вежливо говорю: зачем, мол, уважаемый, дамочку обижаешь? Ещё раз услышу, зайду и нос тебе внутрь заправлю. Вообще, не моё, конечно, дело, вы там можете хоть поубивать друг друга, но чтоб тихонько, а то спать мешаете. Понимаешь, я ему так внятно всё разжевал, что и дурак бы понял, что, ну, не надо. И прикинь, в этот же вечер опять шум, грохот, крики. Я постучал, а этот поц открывает, как ни в чём не бывало. Я ему опять вежливо: ты, говорю, чего, бессмертный, что ли? А он, прикинь, с ножом на меня. Зевс, не поверишь, я его даже не ударил ни разу. Нож, конечно, отобрал, а самого взял за ухо, выволок на улицу, протащил через весь двор и бросил в мусорный бак.
— А чего с ухом? — поинтересовался Виктор.
— А чего, оторвалось в конце уже. Ну не совсем, а так, наполовину. Вернулся, а Машка эта уже у меня в комнате с вещами, ну не гнать же? Он потом мне угрожать пытался, корешей позвал, блатных каких-то. Пришли, все на понтах, пальцы не сгибаются. А мы как раз с приятелем пиво пили. Он большой такой, с два меня.
— Представляю, чем закончилось, — ухмыльнулся Виктор.
— Не угадал ни разу. Даже не подрались. Я сказал, что ещё раз у двери своей увижу, у каждого по уху оторву, чесноком намажу и съем. Так, прикинь, даже извинились.
А эта Машка меня всё по мозгоправам водила. Я-то не верю в это, а она настаивала. Не знаю, то ли совпадение, то ли правда помогло. Как-то вот отпустило — и всё. Спокойнее стал.
— Ну и чего потом? С этой Машкой.
— Да хрен их разберет, баб этих. Этот Ван Гог еёйный такой весь правильный стал, на работу устроился, она взяла, да и обратно к нему переехала. Чего, вещи таскать недалеко. А у меня дела в гору как раз пошли, и я в Москву перебрался. Потом первая чеченская. Я пошёл почти сразу.
