Тут вместе с предсмертными криками подстреленных бандитов из коридора вылетела невидимая пуля и раздробила затылок деду Паганини.
Старик даже не успел крикнуть. Захлебнувшись кровью, он рухнул ничком на пороге комнаты.
– Папа! – крикнул Студент, бросаясь к нему.
Щукин подмигнул Григорию, чтобы он действовал, но Григорий и сам уже не терял времени даром.
Он метнулся к ближайшей гипсовой скульптуре, схватил ее обеими руками и с силой опустил на голову Студента. Студент не успел среагировать. Его стон совпал с торжествующим вскриком Вероники Михайловны.
– Быстрее! – забормотала она. – Унесите меня отсюда… Пока он не очнулся…
– Не так быстро все, – усмехаясь, сказал Щукин, – у нас еще остались кое-какие проблемы… Потерпите немного…
Григорий подхватил с пола автомат, который, умирая, выронил из рук дед Паганини. И тут же отшатнулся в глубь комнаты.
– А ну бросай ствол! – долетел до Щукина голос, в котором он тотчас узнал голос Петровича. – Сейчас я тебе!..
На пороге комнаты показался Петрович собственной персоной. Левая рука его была окровавлена и висела плетью. В правой руке он сжимал пистолет, казавшийся игрушечным в его чудовищном кулаке.
Григорий закрыл глаза и нажал на курок.
– Вот сука… – удивленно проговорил Петрович, – попал в меня…
И рухнул с прошитой автоматной очередью грудью на труп деда Паганини.
Григорий выпустил всю обойму в проем двери.
Только потом открыл глаза.
– Все, – проговорил он, бросая на пол бесполезный уже автомат, – патроны кончились.
– Пистолет, – подсказал Щукин.
Григорий схватил пистолет Петровича и тут же, охнув, упал на корточки. Рубашка на правом его боку заплывала кровью.
– Подстрелили меня, – дрожащим голосом сообщил он, отползая в угол, откуда он почти сразу же принялся время от времени стрелять по темному, исходящему предсмертными криками коридору.
Щукин посмотрел на Веронику Михайловну. Она не шевелилась. Судя по всему, она давно была в обмороке.
– Эй, вы там! – донеслось из коридора. – Сдавайтесь! Нас много, а вас… нет. Отдайте записку, мы вас отпустим.
Ну да, как же…
Держась за окровавленную голову, приподнялся с пола Студент. Он подполз к двери и попытался закрыть ее.
Ничего не получилось – мешали трупы его отчима и Петровича, лежащие на пороге.
Студент отполз в сторону и бессильно привалился к стене.
– Вероника! – позвал он. – Вероника, ты жива? Ответь мне!
Вероника Михайловна была без чувств.
– Папа! Папа!!
Дед Паганини тоже, конечно, не мог ему ответить.
– Сволочи!! – закричал вдруг Студент рваным голосом. – Сволочи!! Гады!!! Все, что у меня было!.. Все, что я любил!..
Он увидел Щукина и завел руку за спину.
«У него еще один пистолет? – мелькнуло в голове у Щукина. – Вот урод».
Закрыв голову руками, он прыгнул в угол, где, по его мнению, пуля Студента не могла его достать.
Несколько раз грохнуло. Щукин упал на пол. На него посыпалась штукатурка.
– Эй, вы там! – снова долетел в комнату грубый голос. – Даем вам последний шанс! Сдавайтесь, а не то!.. Все равно вам не жить, пидарасы!!
Григорий несколько раз выстрелил в проем двери.
– Ах так! – снова тот же голос. – Тогда получайте!!
В комнату вкатилась граната. Она толкнулась в ножку операционного стола и осталась лежать под столом.
Единственное, что Щукин успел, – отвернуться к стене и закрыть голову руками.
За мгновение до того, как прогремел взрыв, Щукин услышал дикий крик Студента:
– Ве-ера-а!!
Глава 13
Клубы черного дыма не успели еще рассеяться, а Щукин понял, что и на этот раз по странной прихоти судьбы остался жив. Правда, нестерпимо болела правая сторона головы. Прикоснувшись к виску, Щукин неслышно чертыхнулся и стряхнул с пальцев кровь.
Но это ерунда. Легко отделался. Остальные, находящиеся в комнате, скорее всего были мертвы – Щукин успел откатиться в угол, да и всю силу взрыва с его стороны принял на себя операционный стол.
И Вероника Михайловна.
А Студент и Григорий находились на открытом пространстве – и очень недалеко от эпицентра взрыва. Следовательно…
Щукин поднялся из своего угла, сделал шаг, ничего совершенно не видя в облаке дыма, и наткнулся на изувеченные обломки взорванного операционного стола. Что-то мягкое хлюпнуло у него под ногами, но Щукин предпочел не смотреть туда. Тем более что у него были дела поважнее – надо было бежать отсюда, пока не рассеялся дым.
Двигаясь почти на ощупь, шагая осторожно, Щукин направился туда, где, по его мнению, должен был быть выход из комнаты.
Резкий звук где-то очень близко заставил его остановиться.
– Пацаны! – откашлявшись, проговорил кто-то невидимый в черных клубах гари и дыма. – Кажись, они все наповал!
– Записку ищи!
– Да где тут искать? Не видать ни хрена, дым везде и пыль. В другой комнате посмотрим!
Щукин затаил дыхание и начал дышать лишь тогда, когда услышал удаляющиеся шаги.
«Сумка, – вдруг вспомнил он. – Сумка была у Григория. Моя сумка с бабками. Жизнь, конечно, важнее, но можно попробовать взять сумку».
Теперь он изменил направление своего пути, ориентируясь по операционному столу, на который только что наткнулся. Несколько шагов – и под ногами Щукина что-то звякнуло. Он наклонился.
Это был пистолет Петровича – тот самый, из которого стрелял Григорий. Значит, сам Григорий где-то недалеко.
Дым тем временем начал понемногу рассеиваться, в спертом воздухе подвальной комнаты стало сереть – и различимы стали частицы густой белой пыли от уничтоженных гипсовых статуй.
Простреленное, пробитое в нескольких местах осколками тело Григория выплыло из клубов тумана. Щукин опустился на колени. Сумку с деньгами он нащупал сразу. Потом положил руку на горло Григория.
– Глупо, – пробормотал он. – Мертв он. Жаль. Хороший был пацан.
Николай поднялся. Сумку он закинул на плечо, а пистолет Петровича взял в руку.
И подошел к двери, ведущей в коридор. Там все еще слышались крики и ругань – очевидно, в этом подвале была не одна комната, и теперь бандиты безуспешно пытались отыскать в этом вонючем подземелье записку, которая сейчас лежала в кармане брюк Николая.
Путь к люку был свободен.
Легко перепрыгнув через трупы деда Паганини и Петровича, Щукин побежал по темному коридору. У него было немного времени на то, чтобы добежать до люка и подпрыгнуть. У люка – в комнате деда Паганини – могли оставаться еще братки, но ведь у Щукина был пистолет.
«Буду напролом пробиваться, – решил на бегу Щукин. – Прятаться и красться не буду – хватит. Мне слишком долго везло. Теперь нужно перехватить инициативу у судьбы. А то ведь она, зараза, шалавая, как баба гулящая. Гладит тебя, гладит, да вдруг как врежет!»
Не успела эта мысль отразиться в его сознании, как уже полностью реализовалась в действительность. На этот раз оплеуха судьбы заключалась в почти полностью скрытом под вонючей водой трупе одного из братков.
Налетевший с разбегу на труп Щукин не смог удержаться на ногах и с проклятиями полетел на пол.
Упал он, впрочем, только на колени и не испачкался в дерьме по уши, лишь брюки забрызгал – но вот его неосторожную ругань услышали.
Тотчас за спиной Щукина раздались крики и топот множества ног – будто проснулось в страшном гневе сказочное стоглавое чудовище.
Николай проворно вскочил на ноги.
Он оглянулся, и в глаза ему ударил ослепительный свет электрического фонаря.
– Один из них! – долетели до него крики. – Вали!
Втянув голову в плечи, Николай ринулся вперед. Теперь счет шел на секунды – и с каждой секундой шансов выжить у Щукина оставалось все меньше. На бегу он вытащил из-за пояса пистолет Петровича и, почти не целясь, несколько раз выстрелил в громоздящиеся позади силуэты.
Четырьмя выстрелами прогремел пистолет в руке Щукина – и смолк. Но погас и сверлящий спину Щукина луч электрического фонаря. Щукин отбросил ненужный уже пистолет и, с удовлетворением отметив родившийся сзади отчаянный крик боли, побежал дальше.
Выстрелы ненадолго остановили преследователей Щукина, и бежать ему оставалось совсем немного.
Вот еще шаг, затем еще…
Щукин ускорил бег, потом, задыхаясь от напряжения, подпрыгнул и повис на кромке открытого люка в комнату деда Паганини – как утопающий цепляется за краешек полыньи.
– Э-э, – раздался недоумевающий голос прямо над Щукиным. – Чего там? Ты кто, мужик?
Заслоняя свет, в желтом четырехугольнике открытого люка возникла перекошенная небритая харя.
«На шухере стоит! – грохнуло в голове у Щукина. – Из команды Петровича!»
Заскрипев зубами от страшного напряжения мышц всего тела, Щукин перенес свой вес на левую руку, а правой схватил небритую харю за нос – и дернул изо всех сил, одновременно подтягиваясь на левой руке. Не удержавшись на краю люка, браток рухнул вниз, прошелестев массивной тушей мимо Щукина – и звучно плюхнулся в грязную воду подвала.