— Нет, Борис Иосифович, они сперва глубоко задумаются. Потому что не сегодня-завтра устроят выборы нового мэра, Арсланов вполне в силах посадить своего человека, и тогда милиция со своим расследованием может оказаться в глубокой… гм… луже.
— Он ещё меня называет циником! — Доцент надулся.
Я ответил ему в тон:
— Не на луне живу… — А потом перешел в атаку: — И вы со своим заключением сыграли им на руку. Ну как же, экспертиза однозначно показала, что смерть мэра произошла в результате несчастного случая, вызванного специфическим техсостоянием тормозов… По крайней мере, так сказал моему клиенту некий высокий милицейский чин.
— Однозначно?! — вскинулся Школьник — и тут же прикусил язык.
Я не стал кричать «Ага!», я только печально кивнул:
— Вот видите, вы пишете одно, а они читают другое… А говорят третье, а делают — четвертое.
Он пожевал губу, небрежно поинтересовался:
— И что же такое четвертое они делают?
— Не успели высохнуть чернила на вашем заключении, как они кинулись искать следы преступления на станции обслуживания.
Школьник пожал плечами:
— Бессмысленно, конечно, но их можно понять. За соломинку хватаются…
Я почуял, что в эту точку надо бы ткнуть киркой ещё пару раз, и брякнул наугад:
— Отчего же бессмысленно? Найдут там какую-то негодную запчасть и скажут: вот, мол, такое поставили на машину мэра, он из-за этого столкнулся с КрАЗом, а такой способ убийства указало нам заключение эксперта.
Но он ещё не сдавался, он крепко держал язык за зубами.
— А в какой мере это вас волнует?
У меня оставалось последнее оружие — полная откровенность.
— Формальный повод для волнений прост: станция обслуживания принадлежит моему клиенту. А он предъявляет очень весомые доказательства того, что мэр, его друг, нужен был ему живым и здоровым не только по дружбе, но и по финансовым соображениям. Ведь мой клиент — это Слон…
— Слон? — удивился доцент. — Женя Долгов с кафедры экономики?
Да-а, Борис Олегович был бы уязвлен.
— Нет, не с кафедры экономики. Это фигура того же масштаба, что и Арсланов, разве только менее одиозная. Действует чуть-чуть изящнее.
— И вы такого защищаете? — В голосе Школьника прозвучалабрезгливость.
— Нет, это вы защищаете и покрываете убийцу своими осторожными недомолвками! Не знаю, что вы написали в акте, но ваше заключение явно можно толковать как угодно, этим милиция и занимается! А я хочу установить истину! Мне не нравится, когда убивают порядочных людей, и мне не нравится, когда на невинных людей вешают обвинение в убийстве! Я должен знать правду… Хотя бы затем, чтобы не помогать подонкам…
— Если ни вы, ни милиция не смогли установить правду, так чего вы хотите от меня? Я что, ясновидец?
— Борис Иосифович, я хочу от вас только одного: расскажите мне, что именно показала экспертиза и на какие выводы вас натолкнула. Вы что-то написали, милиция перетолковала по своему вкусу и что-то из этой отредактированной версии сообщила по знакомству моему клиенту, а что из этого клиент передал мне — черт его знает! А мне надо вести расследование!.. Господи, да неужели вам безразлично? Пусть и дальше убивают, да?
Школьник долго смотрел на меня, время от времени подталкивая пальцем очки — они у него сползали на нос. Наконец буркнул:
— Сейчас я поеду домой, пообедаю и возьму копию акта. Через три часа на этом же месте.
Я поскреб в затылке.
— Простите, вы откуда будете ехать?
— С конца Кагановской линии.
— Тогда давайте я вас буду ждать через два с половиной часа возле входа в метро «Трудовая» — правильно, да? Черная «восьмерка» 25–73.
* * *
Ася налила по третьей чашке кофе и снова примостилась в торце стола. Андрюша продолжал пытать Школьника — все-таки он шофер поопытнее. Впрочем, я тоже почти все понимал: доцент есть доцент, всю жизнь что-то объясняет бестолковым студентам, привык говорить понятно.
— Вот так, ребята, — заключил Борис Иосифович и отпил глоток кофе. Сами видите, тут такое нагромождение случайностей, которое никак не устроишь умышленно. Даже если кто-то подпортил тормоз специально, это был дурацкий замысел: совершенно ведь неизвестно, когда сработает. Нет, слишком сложно. Не верю. И вообще, погиб бы не мэр, а его жена, он ездил раз в год на пасху…
— Но ведь сработало же? — вставила Ася.
— Сработало! Но скорее не по плану, а по случайности! — взбеленился доцент. — Если бы он не наглотался нитроглицерина, у него не замедлилась бы реакция, он затормозил бы раньше и спокойнее, успел бы парировать занос поворотом рулевого колеса… И вообще, если б не сердце, он бы остался жив после столкновения! Умышленное убийство организовали бы куда надежнее! Нет, не верю!
— А станцию обслуживания трясет милиция и вот-вот кого-нибудь посадит, — снова вмешалась Ася. Она, хоть и инженер, все-таки меньше понимала в автомобилях, потому не так углублялась в детали и продолжала видеть общую картину.
— Девушка… — с сожалением глянул на неё доцент. — Я понимаю, вам хочется защитить своего клиента. Но я что могу сделать? Конечно, то, что я говорил здесь, я повторю в любом суде. Только как отреагирует суд? Был казус, как-то я полчаса доказывал, новорожденный мерин уже понял бы, а судья — дама в тот раз случилась — мне в ответ: «Бросьте, знаю я, как эти шофера ездят, меня саму однажды чуть не задавили!»
Он помолчал, пожевал губами, ухмыльнулся:
— Конечно, можно было бы провести моделирование на ЭВМ, напрофанов производит впечатление, им почему-то кажется, что машина врать не умеет…
— А разве умеет? — Ася сделала большие глаза.
— Девонька, машина — дура, что ей задашь, то и получишь. Только и разницы, что быстро считает и не ошибается в арифметике. Умным должен быть исследователь…
Но Аська не сдавалась — «уж если ей втемяшится в башку какая блажь…» Говорит:
— Слушайте, так давайте сделаем такую штуку для профанов — вдруг и в самом деле придется защищать безвинно обвиненного.
Борис Иосифович вздохнул и сник на глазах.
— Увы, я говорил вообще, об отвлеченной возможности. А в реальной жизни возникают на дороге самые идиотские препятствия: у нас на кафедре машины вообще слабоваты, добиты, полторы штуки работают с грехом пополам, и единственный толковый программист загружен выше головы. Так что без договора и оплаты шеф к машине и близко не подпустит…
Не знаю, что задумала Аська, но я уже видел в таком моделировании кое-какие возможности, а потому энергично подключился:
— Слабоваты машины, говорите? А «пентиум» вас устроит? Программист у нас прекрасный, дай Бог каждому. Вот с оплатой сложнее — оплатить мы можем, клиент согласится, только не вузу, они накрутят черт знает сколько, а вам лично как консультанту. Официально, через кассу.
У него начали стервенеть глаза, я тут же объяснил:
— Если консультация не будет оформлена по всем правилам, в суде она прозвучит двусмысленно…
Он ещё раз глянул на меня с подозрением — а потом вдруг что-то щелкнуло у него там в глазах, возникла на губах улыбочка:
— А давайте и в самом деле попробуем! Не знаю, пригодится ли оно для суда, а мы матмодель обкатаем… Так когда вы нас сможете пустить на свой прекрасный «пентиум»?
— Завтра с девяти утра — подходит?
— Ха! — ответил доцент.
* * *
Школьник уже усаживался в «восьмерку», и тут я решился наконец задать вопрос, который давно капал с языка:
— Борис Иосифович, а почему вы все-таки решили нам помочь?
Он поднял глаза выше очков, дернул щекой:
— Ах, Димочка, за столько лет на этой работе я все-таки научился определять, когда студент врет, а когда нет…
Глава 36
Родное ГИПРО
Не люблю я к старому возвращаться. А иногда приходится. Вот как сегодня, когда шла по некогда родной Томской улице в бывший родной ГИПРОпром. Сразу после окончания института я провела там несколько незабываемых лет. Особенно незабываемых с точки зрения колхозов и командировок. Когда поняла, что наездилась по ранее бескрайней шестой части суши и больше не хочу, уволилась. Причем контраст вышел самым разительным, поскольку занялась шитьем на дому. Брюки шила. Из расчета два доллара за пару. По доллару за штанину, значит. Целых три года сиднем за машинкой просидела, пока не пошла в «Татьяну» наниматься.
В общем, «дела давно минувших дней»… Хотя в родном ГИПРе меня помнили и даже периодически привет передавали и на работу звали. Любимый ГИП с годами становился все крупнее. Но характер, как говорили девчонки, не портился. Он так и остался жизнелюбом и если не охотником, то уж точно большим ценителем прекрасного пола. А так как его группа и до сегодняшнего дня — пол исключительно прекрасный, то Виктор Игоревич в лепешку разбивается, а работу находит. По нынешним временам — подвиг.
