– Конечно!
Лишнев привстал, тихонько передвинулся ближе к Фокину.
– Тошно мне, Слава! – признался он. – Из-за Любани. Никак не могу забыть. Вот закрою глаза – и Любаня передо мной. Она ведь тогда, в лагере, ко мне бежала. За помощью. А я ничего не сделал. Не спас ее.
– Ты ничего не мог сделать, Костя, – тут же отозвался Святослав. – Не за что себя винить.
– Там были провода под током! – лихорадочно прошептал спецназовец и ухватил священника за руку. – Если б я прыгнул на них, меня б убило! Но это не спасло бы Любаню!
– Верно, Костя! – встряхнул горячую ладонь Лишнева, подтвердил Фокин. – Там были провода под током. Ты не мог спасти ее. Между вами находилась непреодолимая преграда. Твоя смерть ничего не изменила бы.
– Так-то оно так… – резко убирая руку, горько произнес Константин. И вдруг сменил тон: – Что мне делать, Слава? Любаня приходит ко мне, просит: «Отомсти!». А я? Я здесь, в сопках. Бегаю от солдат, как трусливый шакал.
– Расскажу тебе одну восточную историю, – подумав, сказал бывший священник. – На свой лад. Многое пропущу. А ты послушай и попробуй найти в ней зерно истины. Для себя…
Как-то раз по дороге шли учитель и юный ученик. Учитель имел высокую степень посвящения, но, впрочем, это трудно объяснить. В общем, был почти святым. А святым не только многое разрешено, но и многое запрещено. В частности, он не мог предаваться чревоугодию. Думаю, это тебе понятно: человеку разрешалось есть только хлеб, рис. Пить воду. Что еще нужно тому, кто мало внимания уделяет физической пище, предпочитая духовную? Ну и вот, среди прочих запретов был такой: учитель не имел права дотрагиваться до женщины. До любой. То было одно из самых великих табу.
Шли учитель и ученик пустой дорогой, и спустя какое-то время достигли реки, которую надо было переходить вброд. А на берегу, возле стремительного потока, стояла женщина с корзиной. Старая женщина. Она плакала. Никак не могла преодолеть реку. Старухе не хватало сил, чтобы справиться с течением.
«Помогите мне, пожалуйста, люди, – попросила она. – Помогите перебраться на другую сторону. Я стою здесь уже несколько часов, но вы первые, кто появился на дороге…».
Ни слова не говоря в ответ, учитель поднял женщину на руки, ступил в быструю воду реки. Он перенес старуху на противоположный берег. Поставил на землю и пошел дальше. Вскоре его догнал ученик, невероятно пораженным тем, что увидел.
Юноша долго шел молча, все никак не мог прийти в себя. А учитель не считал нужным что-либо говорить. Только спустя час или два ученик нашел в себе силы, чтобы спросить: «Учитель! Вы прикоснулись к женщине! Как такое возможно?!».
А тот, продолжая брести по дороге, посмотрел на юного спутника. Ответил: «Я перенес и поставил. А ты до сих пор несешь…».
– И что это значит? – спросил Лишнев.
Фокин усмехнулся.
– Ты не так глуп, Костя, как иногда хочешь казаться.
– Так что, Слава, ты предлагаешь просто забыть? И все?
– Иногда это лучший выход.
– Хорошая история, – подал голос Доценко.
Беседовавшие лишь теперь заметили, что Марат не спит. Оказывается, он внимательно слушал все, что говорил священник.
– Хорошая история, – повторил Доценко. – «Я перенес и поставил. А ты до сих пор несешь». Надо будет запомнить.
– Запомни, – коротко отозвался Святослав.
– А где наш юный друг-романтик? – вдруг забеспокоился Марат. – Он-то куда исчез?
– Наверное, веревку проглотил, – отмахнулся Лишнев.
– Чего? – не понял Доценко.
– Ну, когда он встал и за сопку отошел, я подумал: парень отлить собрался, – объяснил Константин. – А его все нет и нет. Видать, не по мелочи, по крупному делу пошел. Вот только не пойму: что там из него вылезти может? Мы столько времени ничего не жрали.
– Нет! Тут что-то не так! – забеспокоился Марат.
Он поднялся с места, принялся тревожно озираться по сторонам. Потом, выбрав направление, двинулся вперед:
– Димон! – громким шепотом позвал он. – Димоооон!
И – никакого отклика в ответ. Только свист ветра.
– Диии-моооон! Дииии-мооон!
Черное небо, черные тучи, черные скалы вокруг.
– Так, вскочили! – приказал Лишнев. – Двинули в три стороны: я – вправо, Доценко – влево, Фокин – вперед. Искать, но далеко не отходить. Прощупываем сопки вокруг, метров на сто-двести. Аккуратно, ноги не сломайте!
Люди двинулись в разные стороны, вытянув перед собой руки, не видя дороги.
– Ди-мооон! Дииии-моооон!
Все оказалось напрасным. На зов никто не откликнулся. Клоков исчез. Беглецы, затратив полчаса или час на поиски, встретились на прежнем месте.
– Ничего! – подвел итоги Лишнев.
– Если б то были люди Смердина, они б и нас скрутили, – добавил Марат.
– Выходит, сам ушел, – Фокин посмотрел на спутников. – Думаю, обиделся.
– Пропадет малец, – вздохнул Доценко.
– Сам виноват! – ожесточенно сказал Лишнев. – Тащишь его, тащишь, а он такие фортеля выкидывает! Еще в руки Смердина попадется – всех подставит.
– Может, попробуем догнать? – предложил Марат.
– Ага. Еще б мы знали, куда он ушел! – со злостью выпалил Константин. – Он же умный. С высшим образованием. Попробуй догадайся, куда он полез…
Доценко повертелся на месте. Показалось, обнюхивает место, будто собака.
– Туда! – уверенно сказал Марат.
– Откуда знаешь? – недоверчиво спросил Лишнев.
– Туда! – повторил Доценко и первым начал спуск по склону в распадок.
– Ну ладно, – глянув на Фокина и пожав плечами, отозвался Константин. – Идем туда!
Клоков почти не дышал, когда Доценко нашел его на пологой вершине сопки. Что заставило Марата заколебаться, остановиться у подножия именно этого холма? Он никогда бы не смог объяснить… Группа из трех человек двигалась по ложбине между скалами, до рези в глазах вглядываясь в черноту ночи, вслушиваясь в звуки. А потом Доценко вдруг остановился. Взмахнул рукой, призывая всех замереть.
Его спутники ничего не услышали и не смогли понять, что именно привлекло внимание Марата. Но бывший контрактник, почти семь лет «оттянувший» на Кавказе, вдруг полез на склон, словно бы знал: надо сюда.
На плоской вершине, возле небольшого круглого озерца – совсем неглубокого – неподвижно лежал Дмитрий Клоков.
– Ко мне! Ко мне! – громким шепотом позвал Марат.
Лишнев и Фокин, не мешкая, поднялись следом за ним.
– Глянь, Слава, – попросил Доценко, выпуская из рук холодную ладонь парня.
А сам отошел в сторону, безнадежно махнул рукой. Фокин рванул куртку на груди окоченевшего Дмитрия, припал ухом. Замер.
– Есть! – наконец сказал он. – Сердце бьется. Слава Богу! Так, быстро раздеваем его!
Никто в эту минуту не сомневался в том, что Фокин имеет право командовать всеми. Он уже раз показал свое искусство, спасая от смерти Константина Лишнева. И теперь спутники беспрекословно выполняли его распоряжения.
– Теплую одежду под спину! – махнул рукой Святослав, и Марат в ту же секунду сорвал с плеч куртку.
Фокин уселся возле ледяного тела. Его пальцы быстро скользили по каким-то, только ему ведомым точкам.
– Начинайте растирать ноги, – распорядился священник. – Сразу обе. Пальцы – в первую очередь. Надо усилить кровоток.
Сам он принялся массировать левую руку Клокова, потом чуть увеличил амплитуду движений, стараясь захватить и грудь.
– Вот, блин! – ругнулся Лишнев. – Только этой подставы нам не хватало!
– Растирай-растирай, – ответил Доценко, яростно массируя правую ногу пострадавшего. – Успеем еще, потом пинков ему навешаем.
Константин замолчал, вцепился в левую ногу Дмитрия. Прошло много времени, прежде чем Фокин попросил Лишнева и Доценко отойти чуть назад. Схватил обе ладони Клокова. Принялся поднимать их вверх, резко разводить в стороны.
– Что он делает? – полюбопытствовал Константин.
– Так утопленников откачивают, – ответил Доценко, вытирая пот со лба.
– А что, студент утонул? Разве от переохлаждения так лечат?
– Да почем я знаю, как надо! – нервно ответил Марат. – Пусть Слава делает, что хочет… Может, легкие не работают, застыли. Воздух не тянут. Я, что, врач?
Отпустив кисти Дмитрия, Фокин схватился за правую руку, принялся быстро-быстро растирать ее. Потом, вновь пробежав пальцами по каким-то точкам, вернулся к массажу левой руки. Сделав паузу, вытерев пот со лба, стал массировать область шейного отдела позвоночника.
И Клоков пошевелился, застонал!
– Живой! – улыбнулся Марат.
– Живой труп, – добавил Лишнев.
Руки Святослава Фокина скользили все быстрее и быстрее. Теперь он растирал грудь и живот лежавшего на земле парня.
– Больно! – простонал Клоков. – Очень больно…
– Надеюсь, до ампутации дело не дойдет, – пробормотал Святослав.
– А что, такое возможно? – насторожился Лишнев.
– Если серьезное обморожение – запросто, – подтвердил Фокин.
– И чем, еханый бабай, мы будем делать ампутацию? – воскликнул спецназовец. – Ножом Марата Доценко?
