Олег поморщился. Не выносит уличной брани. Эстет.
— Детка, я прошу тебя, выбирай выражения.
— Я залетела, — выбрала подходящие случаю слова. Залезла в бархатное полукресло с ногами. Натянула большую белую футболку, в которой спала, на колени. Взяла с тарелки горячий тост и стала, обжигаясь, грызть.
— Фарида, можете идти. Спасибо, — Олег жестом указал кухарке на дверь. Худенькая чернявая женщина кивнула и исчезла. Почти не говорит по-русски и не понимает. Или прикидывается, как все они. Готовит всякую несъедобную еду и убирает в доме три раза в неделю. Думаю, что знает про нашу парочку все. Не идиотка же она, в конце концов. Что бы не воображал себе этот умник, мой папенька. По версии органов опеки.
— Давай сначала, — велел мне Олег. Никакой паники на чисто выбритом лице. Безукоризненная белизна сорочки. Дорогой галстук в мелкий горошек. Ничего не ест в это время суток. Только чашка кофе. Для бодрости мысли и ясности ума. Темно-серый пиджак ждет его на распялке в коридоре.
— У меня задержка. Две недели. Или больше. Но две недели точно. Никогда раньше так долго не случалось, — я перетащила порцию омлета в форме сердца с низкой сковороды к себе на тарелку. Сердце? Точно прикалывается над нами старушка Фарида.
— Интересно, кто же такой ебкий попался? — вдруг зло прошипел Олег. Языковой эстетизм покинул его, не попрощавшись. Вернулся народный словарь. — Я был в командировке ровно шестнадцать дней, а ты мне мозг паришь, что у тебя залет на две недели?! — тут он опомнился, потряс ухоженной головой. — Сейчас не важно, кто. Главное, решить проблему быстро и с минимальными потерями. Оставайся сегодня дома. Я вернусь к обеду. Ты тест делала?
Олег окончательно взял себя в руки. Стал взрослым и не ревнивым. Всегда заявлял себя таким.
— Не-а. Я не хочу идти в аптеку на углу. Там старуха на кассе все время стремная шерстит. Я у нее неделю назад вибратор купила. А теперь за тестом приду. Че она вштырит? Что я от дилдоса залетела? — я сделала дурацкое лицо.
Олег мимо воли заржал. Бросил льняную салфетку на стол.
— Иди ко мне, дурочка.
Я пришла. Забралась на колени. Он поцеловал меня в шею. Сзади, сдунув короткие кудри вбок.
— В этом городе аптек, как грязи. Зачем тебе вибратор?
— Попробовать хотела.
— Ну и как?
— Ничего. В смысле, нормально. Но живой лучше, — я потерлась носом о его чересчур гладкую щеку.
— Ладно. Днем я отвезу тебя к врачу. Вечером идем в гости, — он провел пальцами по моей голове. Снял с колен.
— Я не хочу-у, — заныла я. Терпеть этого не могу. Изображать пай-дуру в очередной пафосной семейке. Я люблю это делать только тогда, когда это нужно лично мне.
— Надо, детка. Надо. И следует вести себя крайне прилично. Не поджигать газеты в гардеробной и не топить соседей снизу. Кто он? Скажи мне, не бойся.
Ага. Еще чего не хватало. Я в своем уме, как любила говорить красотка Аля. Он может сколько угодно воображать себя спокойным и не ревнивым. Мерси. Проходили.
— Никто. Дилдос. Отстань, — я вернулась на свое всегдашнее место за обеденным столом. Строго напротив Олега. Намазала на загорелый кусок хлеба сливочное масло. Оно потекло по горячей булке и моему подбородку. Вкусно. Жалко, что в школу я сегодня не попадаю. Два лучших урока. Русский плюс литература. Ольга Петровна — зверь-баба. Душит наших физмат-гениев двойками по диктантам с изощренным садизмом. Я — ее любимица. Единственная из трех естественно-научных параллелей.
— Старая дура! — зло сказал Олег, жестом прогоняя меня с водительского сиденья. Резко завел двигатель и с шумом выехал вон с парковки клиники.
— Че сказала? — я защелкнула ремень безопасности, заставив дискавери заткнуться.
— Ни че, а что! Лола, прошу тебя, разговаривай нормально. Не строй из себя малолетку из подворотни, — мой названный отец проехал на красный свет. Терпеть не может нарушать правила. Особенно под камерами и при свидетелях.
— Не злись, папочка, — я погладила его по ноге от колена вверх. Постучала по известному месту между ног.
— Прекрати!
Я откинулась на сиденье и заржала. Вытащила сигарету и полезла в бардачок за зажигалкой.
Олег выхватил сигарету из моего рта, сломал в пальцах и бросил под ноги. Я пожала плечами и отвернулась. Истерик. Ничего. Ревнивый и вспыльчивый, он быстро отходит. Вот надуюсь сейчас, как мышь, получу потом все, что захочу. А если в комнату свою потом уйти молча и закрыться, то из большого моего мальчика можно вить все, что угодно, от шнурков до корабельных канатов.
— Куда поедем обедать? Не молчи, пожалуйста. Врач сказала, что менструации у тебя нет, потому, что ты худая, нервная, с ранней половой жизнью. Даже анальной. Зачем ты курила в туалете? Там же камеры везде! Черт бы тебя побрал! Я извинялся, как дурак. Заведующая глядела на меня коровьими глазами и сочувственно вздыхала. Оказывается, это страшно трудно воспитывать подростков. Они, представляешь себе, постоянно проверяют мир на прочность! Совершают дерзкие, необдуманные поступки! Идиотка! Надавала мне рецептов и телефонов психологов-психиатров. Я обещал, что мы пройдем полное обследование. Посмотри на меня.
Я упрямо пялилась в окно.
— Не молчи, детка, — он сдавался на ура моему гордому профилю. — Чего ты хочешь?
— За руль, — соизволила я ответить.
Олег показал правый поворот. Встал на аварийке под знаком. Повернулся ко мне, обнял, больно вдавливая в плечо полосу ремня:
— Извини, что подозревал тебя черте в чем. Ты сама все время провоцируешь меня на недоверие. Я иногда не понимаю, где ты шутишь, где правду говоришь. Поцелуй меня, детка.
Я потерпела несколько минут его губы на себе. Не отвечала. Мужчина вздохнул. Отлепился от меня и вылез наружу. Я сунула новую сигарету в рот, пересела на его место. Включила радио.
Такси туда и обратно.
Я знаю, что будет завтра.
Ну а пока на пороге не стой,
Не хочу целоваться в парадной…
Сделала звук на всю. Олег что-то сказал, я помотала головой, прижала педаль и ввинтила нас в большой поток.
— Интересно, — я внезапно убрала высокий девичий голос на ноль. — Она в курсе, что ты мне не родной отец?
— Слава богу, нет, — выдохнул Олег. Махнул рукой в сторону своего любимого ресторана. Французская кухня. Мрак. Сплошное дефлопе.
Глава 29. Адвокат
— Расскажите о себе. Вы родственница Кирилла? — сказал Влад.
Уютная теснота полукабинета крошечного ресторанчика в Старом городе. Лучший друг очевидно предпочитал это место всем прочим. Привез нас сюда, дав изрядный крюк от трассы. Кирюша честно спал на подкове дивана. Чуть приоткрыл глазки, когда я внесла его сюда и снова засопел. Адвокату и поклоннику мужской дружбы даже в голову не пришло мне как-то помочь. Мой ребенок — мои проблемы.
Мне доводилось по жизни иметь дело с юристами. Их национальная привычка отвечать вопросом на вопрос, плюя на любые правила, не трогала меня никак.
— Почему же Кирюша единственный известный ребенок Андрея? — я постаралась максимально воспроизвести давешнюю фразу адвоката.
А он подобрел. Потеплел явно. Смотрит в лицо, а не на правое ухо. Разглядывает меня втихаря. Что увидеть хочет? Что он вообще знает о нас? Обо мне и своем лучшем друге.
— Вы позволите? — чемпион по части церемоний. Желает знать, деликатный лучший друг, можно ли снять галстук в моем присутствии и духоте открытой южной ночи. За кого он меня держит? Я кивнула. Слегка. Как учили когда-то. Чуть согнула длинную шею. Спинка всегда прямая. Балетная выучка.
Снял недешевую петлю с шеи и спрятал в карман. Весьма средний рост. Коротковатые пальцы. Неприметное лицо откровенно украшают очки. Серый костюм и часы. Не атлет с виду. Как ему, интересно, жилось этот четвертак в тени обаяшки Андрея? Андрюшечки-душечки. Расскажет он что-нибудь или продолжит раздевание?
Немолодой, подвижный татарин принес еду. Крошечные голубцы в виноградных листьях. Чебуреки, воздушные и сухие, как умеют только крымские татары. Шашлык из молодого барашка. Маленький графин коньяка, к нему прозрачный кишмиш и настоящий чак-чак. Тревожит ноздри поволжским гречишным медом, черными точками мака и рубленным арахисом. Чума.
