Рулевой бросил взгляд на расстеленную перед ним лоцманскую карту.
– Вроде мелей здесь нет.
– Здесь кое-что страшнее мелей: корабли Антанты.
Капитан спустился вниз, прошелся по помещениям, задраил иллюминаторы, чтобы наружу не проникал свет. За бортом свистел ветер. Тяжелые удары волн раз за разом сотрясали пароходик. Его корпус скрипел и трещал, будто вот-вот рассыплется.
Пассажиры молча сидели в общей каюте. На коленях у Кольцова примостился Корсар. Он мирно дремал, уже давно привыкнув к штормам. Пассажиры были напряжены, скрип и потрескиванье корпуса пароходика не вселял в них оптимизм.
Сванте ласково потрепал сонного кота за ушко, и тот коротко отозвался, недовольный, что его разбудили. Улыбнувшись пассажирам, капитан поднял большой палец вверх:
– Вери гуд… Ка-ра-шо!
В ответ пассажиры тоже ему заулыбались.
Под утро, в предрассветных сумерках, рулевой еще издали увидел скользящий по морю луч прожектора. Он нажал на кнопку звонка, и уже через минуту в рубке появился заспанный капитан.
– Что случилось?
– Пока еще ничего, – и рулевой указал вдаль. – Прожектор.
– Погаси навигационные.
– Думаешь, я сам не догадался? – сердито спросил Уле.
Сванте ничего ему не ответил. Он напряженно вглядывался в серые сумерки. И затем тихо, скорее сам себе, сказал:
– Даст Бог, пронесет.
Они тихо крались по бушующему морю. Еще несколько раз видели далекие лучи шарящих по морю прожекторов и каждый раз замирали в страхе, нащупают или нет в огромном бушующем море их маленькую щепку «Арвику». Но то ли Сванте еще недостаточно прогневил Бога, то ли до него дошли молитвы рулевого, но лучи прожекторов их не заметили.
К утру ветер стал стихать. Еще не выглянувшее из-за горизонта солнце высветило туман, медленно наползающий с далекого правого берега.
– Мы где-то на траверзе Котки, – подсветив на минуту лоцманскую карту, сказал рулевой, уступая Сванте место у штурвала.
– Буду забирать правее, к большевистскому берегу, – сказал Сванте.
– Что, там вода слаще?
– Туда корабли Антанты уже не суются. Нам бы дотянуть под прикрытие большевистских пушек.
– Мы для большевиков тоже чужие. Могут свободно, не особо разбираясь, смальнуть и по нашей «Арвике».
– Ульсон обещал сообщить большевикам о нас по телеграфу.
– Ты мне тоже много чего обещал.
– Иди, поспи немного. Ты к старости становишься все болтливее. И без тебя кошки на душе скребут: зачем ввязался в эту авантюру?
– По жадности, – тихо буркнул рулевой.
Но Сванте услышал.
– Да уж не от большого ума, это точно, – вопреки ожиданию рулевого он не разгневался, а добродушно согласился.
День выдался на редкость спокойный. Они неторопливо двигались среди укутавшего их тумана. Казалось, все беды их уже миновали. Еще бы часа три-четыре такого умеренного хода, и перед носом «Арвики» уже должны возникнуть обрывистые кронштадтские берега.
Пассажиры тоже вышли на палубу и пытались что-то рассмотреть в растушеванных туманом далях. Даже Корсар покинул теплую каюту.
Но вскоре с берега задул ветер, стал в клочья рвать туман, сметать его с водной поверхности. Море очистилось.
Вдруг далеко позади прозвучал орудийный выстрел. Через минуту-другую – еще один. Потом корабельные пушки зачастили. Отвечая им, слева по борту заработали мощные калибры далекой береговой артиллерии.
– Где это? – вращал головой капитан.
– Шут его знает, – отозвался рулевой. – По-моему, так со всех сторон.
– Может, заберем круче под берег? – спросил капитан. – Слышишь? Там вроде работает береговая артиллерия?
– Давай идти, как шли, – рулевой указал на лоцманскую карту, которую до этого внимательно изучал. – Тут куда ни поверни, везде можно нарваться на неприятности. Вот форт Ино. Чей он? А чьи Териоки? А с этой стороны, смотри, Сескар…
Орудийная перестрелка время от времени то прекращалась, а то вновь возникала с удвоенной силой.
– Чертов маклер, – мрачно сказал Сванте. – Он меня почти убедил, что война у них уже кончилась. А, по-моему, она только начинается. И мы лезем в самый кипяток.
– А ты помолись, капитан. Оно и полегчает.
– Я ему не верю, – обозлился на рулевого Сванте. – Я однажды молился, когда умирал с голоду. Не день и не два молился. Больше года. Отец и мать умерли. Я лазал по свалкам, жрал вонючие объедки. Что ж он не помог мне тогда? А, святой Уле?
– Но ты же выжил.
– Выжил! И всю жизнь живу в страхе, что под старость опять придется искать ту свалку!
– Ты ропщешь, гневаешься, а это – большой грех. Смирись и покай…
Оборвав фразу на полуслове, уже сменившийся рулевой вдруг схватился за штурвал и, оттолкнув капитана, стал торопливо его вращать.
– Какая блоха тебя укусила? – гневно закричал Сванте.
– Смотри! – рулевой показывал вперед по ходу «Арвики». – Вон туда смотри! Видишь?
И Сванте увидел: совсем недалеко под лучами вечернего солнца покачивалось на волнах что-то черное и блестящее. Приглядевшись, он понял: это – глубинная рогатая мина. Вероятно, во время артиллерийской перестрелки она оторвалась от удерживающего ее под водой троса и отправилась по Финскому заливу в свое смертельное плавание.
«Арвика» двигалась прямо на мину. Сванте загипнотизированно смотрел на нее. Он пытался что-то сказать рулевому, губы его были в движении, но вместо голоса раздавалось какое-то неразборчивое хрипение.
Постепенно нос «Арвики» стал сдвигаться вправо, и теперь уже мина целилась в середину борта. Пенистые волны расшатывали ее. Казалось, еще минута-другая, и крутая волна швырнет ее прямо в борт «Арвики».
– Правее! Еще правее! – прорезался, наконец, голос у Сванте, и он потянулся руками к штурвалу.
– Заткнись! – не спуская глаз с приближающейся мины, коротко, сквозь зубы, приказал рулевой. – И не хватайся за штурвал!
Сванте тяжело опустился в кресло и, схватившись за голову, напряженно ждал самого страшного.
Угадав момент, рулевой стал снова быстро вращать штурвал, теперь уже в обратную сторону, влево.
Мина неумолимо приближалась. Но благодаря маневру рулевого «Арвика» полукругом обогнула мину. Мина проплыла всего в каких-то десяти метрах от ее борта.
– Принимай штурвал, Сванте! – устало сказал рулевой, рукавом рубахи вытирая мокрое лицо.
Капитан поднялся с кресла.
– Где она, Уле?
– Поплыла искать новую добычу.
За кормой еще долго можно было видеть вздымающиеся над волнами черные рога этой плавающей смерти. Потом она и вовсе исчезла из вида.
Только после этого Сванте окончательно пришел в себя. Он наклонился к переговорнику:
– Стоп, машина!
В глубине «Арвики» что-то звякнуло, она перестала дрожать. Воцарилась тишина, которую нарушали только удары волн о борта «Арвики», унылый свист ветра в снастях и сварливые крики чаек.
