Музыка едва началась, а уж восхищению слушателей не было предела. Воины изумлялись этой милости богов и будд, явленной им вместо смертельного боя. Монахи же, особенно молодые, только перешёптывались:
– О, какая флейта! Мы почитали за несравненных нашего Рэнъити и нашего Мидао, но разве сравнить их с этим юношей? Да при нём о них и говорить немыслимо!
На рассвете музыка окончилась, и они вернулись в обитель Каннон. От настоятеля им прислали всевозможные яства и бутылки с вином. Все они страшно устали от волнений и наперебой закричали:
– Вот славно, давайте выпьем!
Бэнкэй возмутился:
– Прекратите глупую болтовню! – заорал он. – Рады вволю упиться вином, а забыли, что оно развязывает языки! Сперва будете говорить: «Поднесите мальчику!», да «Примите чарочку, старший!», да «Эй, Кё-но кими!», а потом заноете: «До каких же пор?» – и пойдёт у вас: «Поднесите госпоже!», да «Эй, Катаока, эй, Исэ Сабуро!», да ещё «Наливай, Бэнкэй, выпьем!» – словно фазаны на горящем поле, что прячут голову, выставив хвост! Никакого вина, пока мы в пути!
Тогда отослали они вино обратно в Главный Зал и торопливо поели, а там настал час Тигра, и остаток ночи провели они в чтении «Лотосовой сутры».
Словно ускользнув из челюстей крокодила, тихонько покинули они храм Хэйсэндзи, доставшийся им столь трудно. По пути помолились в храме Сугауномия, миновали Канадзу и вдруг повстречались с караваном лошадей, навьюченных китайскими сундуками, в сопровождении пяти десятков всадников, прекрасно наряженных.
– Кто такие? – спросили они.
– Иноуэ Саэмон из провинции Кага следует к заставе в горах Арати, – был ответ.
Услышав это, Судья Ёсицунэ сказал себе: «Всё-таки попались». Он взялся за рукоять меча, надвинул поглубже на лоб соломенную шляпу и решительно двинулся вперёд. Но тут, как назло, подул ветер и задрал шляпу. Иноуэ взглянул ему в лицо, спрыгнул с коня и низко поклонился.
– Никак не ожидал, – проговорил он. – Сожалею и скорблю, что повстречал вас в пути. Поместье моё Иноуэ слишком далеко отсюда, и принять вас у себя не могу. Остаётся мне лишь приветствовать вас как ямабуси. Идите же с миром.
Он отвёл коня с дороги и оставался на ногах, глядя вслед Ёсицунэ, пока тот не скрылся из виду. Только тогда он снова сел в седло. А Судья Ёсицунэ, преисполненный глубокого чувства, то и дело оглядывался назад и долгое время спустя сказал Бэнкэю:
– Да сохранят боги в битвах семь поколений потомков его!
Иноуэ же, прибыв в место, именуемое Хосороки, обратился к родичам и молодым воинам с такими словами:
– Как полагаете, кто были те ямабуси, что повстречались нам нынче? Это был Судья Ёсицунэ, младший брат Камакурского Правителя, тот самый, которого ловят по всей стране. В иные времена вся провинция денно и нощно была бы на ногах, готовясь приветствовать его, а ныне идёт он крадучись и неприметно. Если бы я, поддавшись жадности, задержал его, мне бы досталась награда. Но ведь и мой род не будет процветать тысячи лет! Так со скорбною жалостью подумав, я без душевного смятения его пропустил.
В тот день Судья Ёсицунэ заночевал в Синохаре. Утром они увидели место, где Тэдзука Мицумори убил в схватке Сайто Санэмори из Нагаи, поскорбели душою и двинулись дальше. Полюбовались Атакаским бродом и соснами Нэагари, провели ночь перед Одиннадцатиликой Каннон в храме Ивамото, совершили паломничество на священную гору Хакусан и исполнили пляску микагура в честь божества, а затем достигли места под названием Тогаси, что в провинции Кага.
Владетель этого места Тогаси-но скэ был весьма известный богач. Ходил слух, что он втайне подстерегает Судью Ёсицунэ, хотя приказа от Камакурского Правителя не получал. И сказал Бэнкэй:
– Господин, благоволите идти в Миянокоси, а я загляну к этому Тогаси, погляжу, что и как, и потом вас нагоню.
– Мы идём без помех, а тебе вздумалось задержаться, – произнёс Ёсицунэ. – В чём дело?
– Полагаю, задержаться полезно, – сказал Бэнкэй. – Плохо нам будет, если погонится за нами большая сила.
С этими словами он взвалил на плечо переносный алтарь ои и ушёл.
В усадьбе Тогаси праздновали по случаю начала третьего месяца. Одни играли в ножной мяч, другие забавлялись стрельбой из лука, третьи смотрели петушиные бои, слагали ранга, пили вино. Бэнкэй вступил в ворота, прошёл мимо веранды караульного помещения и заглянул в дом. Там играла музыка, угощались и пили вино. Бэнкэй проорал сиплым голосом:
– Подайте на пропитание странствующему монаху!
Орал он громко, и музыканты сбились.
Выскочил какой-то самурай и сказал сердито:
– Явился не ко времени, пошёл вон отсюда!
– Ежели хозяину не ко времени, подай сюда кого-нибудь вместо него! – рявкнул Бэнкэй и надвинулся.
Выбежали человек пять-шесть слуг и «разноцветных» и закричали наперебой:
– Убирайся вон!
Бэнкэй и ухом не поведя шёл прямо на них.
– Да он буянить вздумал! – вскричали слуги. – Хватай его, выкинем отсюда!
Они схватили его за руки и принялись тянуть и толкать, но ничего у них не получилось.
– Раз так, в толчки его!
Набежала целая толпа, и тут Бэнкэй принялся разить кулаками направо и налево. С одних полетели шапки эбоси, другие, схватившись за макушки, побежали прочь. Раздались крики:
– На помощь! Здесь нищий монах буянит!
Тогда в дверях появился сам Тогаси-но скэ в просторных «большеротых» хакама и в шапке татээбоси, с мечом у пояса. Увидев его, Бэнкэй сразу понял, что это хозяин, вспрыгнул на веранду и сказал:
– Полюбуйтесь, господин, как буйствует ваша челядь!
Тогаси-но скэ спросил:
– Кто ты такой, ямабуси?
– Собираю на Великий Восточный храм Тодайдзи.
– Почему один?
– Нас много, но остальные ушли вперёд в Миянокоси. Я же зашёл за подаянием к вам. Мой дядя по имени Пресветлый Мимасака идёт за подаянием в провинцию Сагами по Токайдоской дороге. Преподобный Кадзуса идёт в провинцию Синано по Тосэндоской дороге. Я же забрёл сюда. Что подадите?
Было ему подано пятьдесят свёртков отменного шёлка, а от хозяйки пожалованы были белые хакама, косодэ и зеркало. Кроме того, дарили ещё посильно хозяйские дети и молодые воины, а всего в список дарителей занесено было сто пятьдесят шесть человек!
Бэнкэй сказал:
– Подаяния с благодарностью принимаются, однако я заберу их на пути в столицу в середине будущего месяца.
С тем, отдав дары на хранение, он покинул усадьбу Тогаси. Был ему дан конь и провожатые до Миянокоси.
Бэнкэй поискал там Судью Ёсицунэ, не нашёл и отправился дальше, к переправе через реку Оногава, где они и встретились.
– Почему замешкался? – спросил Ёсицунэ.
– Так уж получилось, – ответствовал Бэнкэй. – Сначала меня всячески ублажали, потом посадили на коня и проводили.
– Вот это повезло! – говорили все, радуясь, что он цел и невредим.
Как на переправе Нёй Бэнкэй поколотил судью Ёсицунэ
Затем они прошли через перевал Курикара, прочли поминальные молитвы на месте разгрома войска Тайра и собрались было на переправе Ней взойти на паром, как вдруг паромщик Гон-но ками сказал им грубо:
– А ну, ямабуси, постойте! У меня есть приказ: без доклада в присутствие не переправлять ямабуси числом более пяти или даже трех. А вас здесь шестнадцать человек, и, не доложившись, я вас не повезу!
Бэнкэй злобно уставился на него, затем произнёс:
– Да неужели здесь, на Хокурокудоской дороге, не найдётся никого, кто бы знал в лицо Преподобного Сануки из храма Хагуро?
Один из людей на пароме внимательно поглядел на Бэнкэя и сказал:
– Доподлинно, доподлинно, я вас помню. Ведь вы тот самый монах, что в позапрошлом году велел мне десять дней читать десять свитков из «Лотосовой сутры» трижды в день.
Бэнкэй, воспрянув духом, его похвалил:
– У тебя отменная память. Ты молодец.
– Чего суёшься, когда тебя не спрашивают? – взъярился паромщик Гон-но ками. – А коль признал его в лицо, то сам и перевози!
– Погоди, – сказал Бэнкэй. – Если ты считаешь, что здесь Судья Ёсицунэ, так прямо укажи на него пальцем!
– Да вон тот монах, он и есть Судья Ёсицунэ! – крикнул, показывая, паромщик.
И сказал Бэнкэй:
– Этот монашек пристал к нам на горе Хакусан. Из-за его молодости нас всех всё время подозревают. Ну, теперь довольно. Возвращайся-ка ты назад на гору Хакусан!
С этими словами он оттащил Ёсицунэ от парома и принялся по чём попало избивать его веером.
– Нет на свете столь жестоких людей, как эти хагуроские ямабуси! – произнёс паромщик. – Ну, разве можно так безжалостно лупить человека за то лишь, что он не Судья Ёсицунэ? Получается, словно это я сам его бью. Вчуже жалко.
Он подтянул паром к берегу и сказал:
– Ладно уж, всходите.
Ёсицунэ был усажен рядом с кормчим.
– Но сперва уплати за перевоз, – сказал паромщик Бэнкэю.
– С каких это пор ямабуси должны платить на заставах и переправах? – изумился тот.
