Уже в 1650 году из Архангельска иностранные купцы вывезли 150 пудов ревеня, уплатив за него 7,5 тыс. руб. серебром. Ранее китайский ревень попадал в Западную Европу через Среднюю Азию и Османскую империю, но в XVII веке Россия успешно перехватила почти всю транзитную торговлю ценным «корнем».
При Петре I сибирский и китайский ревень приносил казне столько же прибыли сколько экспорт знаменитой чёрной икры. В годы Северной войны со шведами «ревенная торговля» позволяла России ежегодно строить два дополнительных фрегата.
Боярский «майдан» для карбоната калия
Поташ – так на Руси звали вещество, которое современная наука именует карбонатом калия. Наш современник может легко встретится с ним, разглядывая на упаковке продуктов перечень консервантов и стабилизаторов – там древний поташ обозначен как пищевая добавка E501.
До появления развитой химической науки именно поташ был главным промышленным реагентом во множестве ремёсел и производств. В прошлом без массового применения поташа было невозможно изготовление стекла, фарфора, различных красителей, мыла, выделка качественных тканей и кож. Даже знаменитые тульские пряники по классическому рецепту изготовлялись с добавлением поташа в тесто.
Не удивительно, что именно в Западной Европе по мере роста мануфактурной промышленности поташ пользовался всё большим спросом. Но его производство требовало огромных расходов ценной древесины – вяза, орешника, ольхи и дуба – которые к западу от Германии были в дефиците уже на исходе средневековья. Поэтому изначально массовое производство поташа возникло на землях Речи Посполитой – в лесах Польши, Белоруссии и на севере Украины.
Однако с XVII века на поташ, как востребованный европейскими купцами товар, обратили внимание предприниматели и власти России – благо в стране хватало обширных лесов, почти дарового сырья для нового экспортного производства с потенциально высокой нормой прибыли. Русские быстро освоили лесные «майданы» и «ломку на польский манир», как четыре века назад по примеру западных соседей на Руси прозвали места производства поташа и технологию его получения.
На «майдане» пережигали в золу вяз, клён или орешник, затем несколько суток золу вымачивали в воде, а потом особым образом выпаривали, выливая на горящие дубовые поленья. Конечным этапом становилась просушка на липовых дровах и упаковка в деревянные бочки. В итоге к потребителю отправлялся готовый продукт, внешне похожий на крупные куски каменной соли.
Расход древесины при таком производстве был огромен. Для получения 1 пуда поташа требовалось сжечь 34 пуда одних только дубовых дров. Всего же на каждые 2–3 кг поташа расходовалось порядка тонны разных пород дерева. Однако в XVII столетии, когда на Руси зародилось это полностью ориентированное на экспорт производство, лесные богатства казались абсолютно неисчерпаемыми. Впрочем, уже в 1659 году власти Белгорода жаловались, что «пчелы от сожжения лесов на поташ от дыму повылетали, и мед стал дорог…»
Леса Белгородчины и Смоленска стали первыми, где было организовано массовое производство поташа «на польский манир». Однако, вскоре главным центром данного промысла стали обширные лесные массивы Среднего Поволжья, в основном на территории современной Мордовии – здесь запасов древесного сырья хватило на два столетия. Хватало в том районе и рабочих рук, ведь в разгар недавней Смуты густые мордовские леса стали прибежищем для множества крестьян из центральных районов Московской Руси.
К середине XVII века крупнейшим собственником поташных производств стал боярин Борис Морозов – свояк, то есть муж сестры жены царя Алексея Михайловича. К концу века крупными поташными производствами в мордовских лесах владели князья Черкасские, бояре Ртищевы, Милославские, Трубецкие и Одоевские.
Интерес высшей аристократии к производству карбоната калия становится понятен, если учесть норму прибыли. Три с половиной века назад за изготовление пуда поташа рабочим платили полкопейки, доставка в Москву этого пуда обходилась примерно в копейку, зато уже в Москве европейские купцы покупали этот пуд за 55–57 копеек. Поскольку исходное сырье в боярских имениях доставалось бесплатно, прибыль получалась фантастическая! При этом цены на поташ в порту Архангельска были ещё выше московских.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
«Поташа не продавать под страхом ссылки в вечную каторгу…»
Только за 1669 год из Архангельска английские и голландские корабли вывезли 26047 пудов русского поташа. К тому времени государство задумалось о собственном производстве столь ценного и востребованного в Европе продукта. Уже в 1680 году на казенных «майданах» произвели более 22 тыс. пудов поташа. Благодаря усилиям государства экспорт поташа через Архангельск за следующее десятилетие вырос в полтора раза.
В 1698 году казённого поташа экспортировали более чем на 131 тыс. руб. То есть нажжённый в мордовских лесах карбонат калия занял второе место после самого ценного и знаменитого экспортного товара России той эпохи – сибирских мехов!
В следующие десятилетия европейский спрос на поташ колебался, но всегда оставался заметным в экспортной выручке государства Российского. При Петре I только в Англию ежегодно продавалось поташа на 35–40 тыс. руб. Для сравнения строительство одного фрегата обходилось тогда не дороже 30 тыс. На английском рынке русский поташ успешно конкурировал с польским, вывозимым из Данцига и Кёнигсберга.
Поскольку производство поташа было связано с массовой вырубкой леса, царь Пётр I в 1707 году перевёл всё поташное производство под управление Адмиралтейства, обязав его следить, чтобы на поташ не переводилась корабельная древесина. При Адмиралтействе учредили специальную «Контору поташного правления».
Тогда же Пётр I распорядился обеспечить круглогодичную работу поташных «майданов» – ранее они работали только в летний сезон, для непрерывного функционирования пришлось в лесных чащах возводить капитальные строения с крышами. Но оказалось, что сухим летом такие строения слишком пожароопасны, и от многообещающего нововведения пришлось отказаться.
К концу своего правления царь-реформатор ввёл полную госмонополию на производство и экспорт поташа. «А кроме государева нигде никому отнюдь поташа не делать и не продавать под страхом ссылки в вечную каторжную работу» – гласил царский указ.
И после смерти Петра I поташ оставался в сфере внимания правительства России – цены и внешнеторговые контракты обсуждались на самом высшем уровне. Власти в ряде случаев предпочитали снижать экспорт, чтобы не допускать падения цен. Ежегодно экспорт казённого поташа приносил государству около 50–60 тыс. руб. чистой прибыли. При этом производство во многом обеспечивалось чисто феодальными методами – к «Поташной конторе» было приписано более 28 тыс. крепостных крестьян мужского пола.
К началу царствования Екатерины II в поташном производстве случилась маленькая технологическая революция – «польский манир» сменился «венгерским маниром», который позволял изготавливать поташ круглый год и использовать не только специально «нажигаемую» золу из определенных пород дерева, но и обыкновенную печную. Это позволило создавать целые поташные фабрики возле крупных городов, а не в лесной глуши, как прежде. Печная зола отныне стала в России товаром и приобреталась для поташного производства по 10 копеек за 12 пудов.
Екатерина II сочла, что при новых технологиях государству выгоднее получать налоги с частных фабрикантов поташа, а не содержать своё производство. С 1773 года началась приватизация казённых «майданов», спустя семь лет отменили и госмонополию на экспорт поташа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
При том забытый ныне товар сохранял высокий спрос на европейском рынке. К исходу XVIII века поташ оставался в десятке важнейших экспортных товаров России. За 1795 года только из Петербурга его было вывезено более 74 тыс. пудов или 1,2 тыс. тонн – поистине промышленные масштабы для той эпохи.
За следующие полвека экспорт поташа из России вырос пятикратно. Накануне Крымской войны в Европу ежегодно продавалось 540 тыс. пудов русского поташа примерно на 1,2 млн. руб.
