Они прошли десяток шагов рядом. Лотар чувствовал, что эта девушка каким-то магическим способом, в котором, однако, не было вовсе никакой магии, притягивает к себе его внимание.
– Жарна, ты уже считаешься невестой по местным правилам?
– Конечно, и уже давно. Просто мне нет охоты спешить с этим. Но я знаю, что придет день, и я стану хозяйкой какого-нибудь большого дома, и буду любить своего мужа, и растить детей.
Они вышли на открытый переход между башнями. Тут дул резкий, холодный ветер с моря и светили звезды. Жарна улыбалась. В ней не было не то что жеманности, но даже деревенской сдержанности. Она была совершенно уверена в своей судьбе.
– Ты не будешь скучать? – Лотар и сам не знал, почему так спросил.
– О чем? – Девушка была искренне удивлена. – Это же самая счастливая участь для женщины. И самая интересная.
– Ну, есть женщины, которые думают, что увидеть мир или познакомиться с интересными людьми – более увлекательно, чем просто растить детей.
– Это все тоже может быть, Лотар. – Теперь ее голос звучал почти покровительственно, словно она знала что-то, о чем Желтоголовый даже не догадывался. А может, и в самом деле ей ведомо что-то, чего он не поймет никогда, пусть даже проживет на свете две тысячи лет. – Но главное и первое в жизни – то, что я уже назвала.
– Вы тут все какие-то очень… спокойные.
– Разве это плохо?
Они стали подниматься по лестнице, проложенной в гулкой, высокой башне. Здесь гуляли сквозняки и порывами врывались в не забранные стеклом бойницы, охватывающие всю долину.
– Нет, но я привык жить иначе. Я привык, что нужно быть готовым к неприятностям, а не к счастью. Я привык, что первое дело в жизни – надежное оружие, которое нельзя оставлять так далеко, чтобы до него нельзя было в любой момент дотянуться.
Жарна долго шла молча, потом обернулась. В лице ее не было и тени волнения.
– Мне жаль тебя, Лотар. Ты, наверное, не поймешь, что спокойствие придает жизни совсем другую цену.
Они поднялись уже до половины башни, и Лотар спросил:
– А ты уверена, что живешь именно той жизнью, какой она тебе кажется? Что у вас на Шонморе нет и намека на ту жизнь, которой живу я? Все-таки мы кое-что нашли в одном из подвалов замка КамЛут.
Она не ответила. Они прошли еще десяток ступеней молча.
– Твой отец знает это, значит, должна знать и ты, Жарна.
Они уже выходили на открытую всем ветрам площадку башни, когда девушка наконец ответила:
– Я думаю теперь, что должны быть такие люди, как ты, Лотар, и такие, как мы тут, на Шонморе. И тут уж ничего не поделаешь, каждый должен быть счастлив своей участью.
В этом суждении не было ничего необыкновенного, но Лотару оно понравилось. Он понял, что, если бы это было возможно, он хотел бы иногда разговаривать с этой девушкой, и ждать ее ответов, и раздумывать над ними, и беспокоиться от того, что не понял ее слов.
На башне никого не было. Жарна, ничуть не смутившись этим, подошла к Лотару и взяла его за руку. Ее прикосновение взволновало его. Это было удивительное чувство – теплое и простое. Оно напомнило Лотару его детское волнение, когда дома он кормил в голодные зимы птиц, озябших белок и разных мелких зверюшек, которым трудно было пережить суровые холода.
– Не знаю, возможно, сэр Лотар, этот разговор кажется тебе пустым и ненужным. Но я благодарна за то, что ты сказал, и буду думать над твоими словами. А теперь – спокойной ночи.
Она легко повернулась и исчезла в темноте лестницы, по которой они только что поднялись. Лотар из вежливости подождал, пока она дойдет до нижних ступенек, а потом отправился в комнату, которую Обрисса КаФрам отвела им для ночлега.
Глава 33
Все уже улеглись, но никто еще не спал. Ждали его. Он задвинул мощный, шириной в три дюйма кованый засов, подошел к кровати, оставленной для него у северной стены, сел и стал медленно, с удовольствием снимать сапожки.
Из открытого окна дуло. Ветер, который взъерошил волосы Жарны, теперь казался слишком сильным и колючим. От него веяло какой-то неявной угрозой. Лотар не знал, какой именно, и решил не придавать этому значения. Он был странно возбужден и в то же время совершенно спокоен. Желтоголовый был счастлив – вероятно, это можно было назвать и так.
Сухмет поднялся и подложил свежих поленьев в камин. Как все камины, которые редко топили, он больше дымил, чем грел. Вытирая руки от липкой сосновой смолы, Сухмет громко и отчетливо произнес:
– Только не думай, господин мой, что все обстоит так, как выглядит.
Лотар расслабленно улыбнулся:
– Я даже не пытаюсь о чем-либо думать, я просто вспоминаю.
– Там было что-то существенное, когда мы ушли? – резво повернулся к Лотару Рубос.
– Нет, я вспоминаю ощущение… Вернее, впечатление, возникающее, когда ее волосы развеваются на ветру, или как она чуть наклоняет голову, когда спрашивает… Это очень красиво. Кажется, я начинаю понимать людей, которые утверждают, что им этого не хватает.
– Тебе этого тоже не хватает? – удивился Рубос. – А вот мне… – М-да, – хмыкнул Сухмет и отошел к своей кровати, – я и забыл, что ты единственный среди нас женатый человек. Своего рода эксперт. Только не задавайся, я тоже был женат. И даже три раза.
– Три раза? – удивился Лотар. – Зачем нужно три раза жениться?
– Ну, – Сухмет посерьезнел, – во-первых, у нас все не совсем так, как у вас, и быть женатым на двух женщинах означает всего лишь, что ты заботишься о старшей. Это признак уважения. А во-вторых, третий раз я был женат, когда только-только получил свободу от Харисмуса и мне было лет триста. Я очень нуждался тогда в утешении, а женщины на этот предмет – первейшие мастерицы. – Он помолчал и добавил: – Правда, они потом за это довольно много требуют.
– Чего? – заинтересованно спросил Санс.
Лотар подумал, что он, кажется, впервые задал вопрос в их компании по своему почину. Это был или очень тревожный симптом, или знак неминуемого выздоровления. Хотелось бы, конечно, выздоровления.
– Они требуют участия в твоей жизни, почти без остатка – твоего времени, твоих эмоций, мыслей, сил, желаний, твоего естества. Это далеко не каждый может дать, и еще меньше людей хотят это отдавать. Видишь ли, – рассудительно подытожил Сухмет, обращаясь к Сансу, – любовь проходит.
– Странно, – Лотар наконец разделся и лег, уютно укутавшись в меховое одеяло. Теперь ветер не казался таким уж страшным, бывало и хуже. – Кажется, это самое чудесное переживание, которое может быть, и хочется, чтобы оно не кончалось.
– К счастью для нас, это не так, – сказал Рубос. В его тоне звучали нотки горечи. Они начисто опровергали слова, которые он произнес. – Все-таки, как ни крути, это – слабость. И солдату она не к лицу.
