Леон.
— Розэ, дай мне шанс, — почти взмолился Кроули.
— Я люблю другого, — выпалила я и словно в прорубь окунулась.
— Кто он? Тот хорёк? — голос Пейтона стал неприятным, как и его жёсткие путы-объятия.
— Нет, это не он. Не трогай Мелоуна, он всего лишь друг, — я искренне испугалась, что ведьмак может как-то навредить Грэгу.
— Тогда кто? — он отпустил меня и развернул, больно взял за плечи и зарычал прямо в лицо, — кто?!
— Я не обязана отчитываться! — выпалила я, глядя в его тёмные глаза, — немедленно отпусти меня! Пусти!
Я попыталась оттолкнуть его, пнула в колено, начала вырываться, но он словно одеревенел и не чувствовал боли от моих трепыханий. В его глазах загорался какой-то нехороший огонёк, страшный, безумный, опасный. Я на мгновение перестала вырываться, чтобы вглядеться в его глаза и понять, что же с ним происходит.
И он решил этим воспользоваться, резко подался ко мне и впился в мои губы жёстким, неприятным поцелуем. Тут-то я и пожалела, что решила с ним говорить. Идиотка! Нужно было закричать, чтобы все-все-все услышали.
Его язык с силой протолкнулся в мой рот, и меня чуть не стошнило. От отвращения, унижения и злости. И мерзкого вкуса его слюны. Она была горькой, словно сто лет назад протухшие вонючие носки. На глаза навернулись слёзы, то ли от эмоций, то ли от гадкого привкуса этого поцелуя.
В следующее мгновение всё закончилось. Ведьмака снесло в сторону, а передо мной вспышкой мелькнуло полудемоническое родное лицо Леона. Чертовски взбешённого полудемонического Леона. Секунда, и он, едва сдерживая окончательное обращение, навис над упавшим без сознания Кроули.
— Стой! — выкрикнула я и смачно сплюнула, вытирая рукавом рот, в тщетной попытке стереть следы поцелуя, — он под приворотом!
— Я знаю, — демоническим горлом прорычал Леон, — только поэтому он всё ещё жив после того, что сделал.
— Ты… знаешь? — я запнулась и растерянно уставилась на моего защитника, — но откуда?
— Вонь. Отвратительный запах просто сшибает с ног, — процедил он, — и ослушаться моего приказа он не мог. Я вложил ему в пустую черепушку, чтобы он держался от тебя подальше. Он держался, до этого момента.
— Ох, — я выдохнула и устало осела на пол, ноги не держали, — Леон, спасибо.
Демон глубоко вдохнул и медленно выдохнул, прикрыл полыхающие алым очи и снова стал похожим на человека. Открыл серые грозовые глаза и направился ко мне, опустился рядом на корточки и коснулся моего подбородка, вынуждая меня поднять голову и посмотреть ему в глаза.
— Он ничего тебе не сделал? — ровно спросил демон, и только отблеск алого подсказал, что он ни капельки не спокоен.
— Пустяки, — я покачала головой, — он был излишне эмоционален, — я дипломатично описала его грубость, чтобы одурманенный ведьмак не пострадал, — и поцеловал меня. Отвратительный вкус у этого поцелуя. Фу.
— Малышка, это — не поцелуй, — в его голос прокрались рокочущие нотки, — вот это — поцелуй.
Он накрыл мои губы своими, стирая касания чужих губ, безжалостно выжигая привкус приворотного зелья. Его поцелуй был полон нежности, едва сдерживаемой ярости и вкус у него был вишнёвый. А я просто обожаю вишню и этого демона.
Я обняла его за шею, прижимаясь ближе, отвечая его губам своими, сплетаясь с ним языком, впитывая его эмоции. Я наслаждалась, я жадно выпивала то, что он мне дарил. На глаза навернулись слёзы. Как я его оставлю? Поймёт ли он, что скоро здесь буду уже не я, а Роза? Полюбит ли она его так, как люблю его я?
Как я могу? Я такая жадная и эгоистичная. Мне так его мало, малой этой жизни, которая только-только началась. Я сама недавно проснулась, вынырнула из сонного омута. Мне мало! Я же ничего не успела… Но я должна уступить, так будет честно, я ведь сама во всём виновата. Я пожадничала когда-то. Я!
Я, а не Роза. Она простила меня. Она желает уступить мне окончательно. Чтобы я могла жить полной жизнью и наслаждаться. Но какое я имею право? О, Матерь-Ведьма, как же это тяжело. Я не заметила, как по моим щекам потекли слёзы, только почувствовала, как ко вкусу вишни и мёда примешалась соль.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Тише, Чебурашка, тише, — Леон начала сцеловывать мои слезинки с щёк и ресницы, бормоча всякие глупости, — он напугал тебя, малышка? Ничего, очухается после зелья в одних трусах на самом высоком шпиле академии. Только не плачь, он не стоит твоих слёз. Ничто не стоит.
— Леон, — я всхлипнула и чуть отстранилась заглянула ему в глаза.
Я жадина. Жадина! Хочу урвать себе ещё немного жизни, счастья. Ещё один кусочек его, моего демона. Пожалуйста! Я позволю себе только это. Я уступлю, но не сейчас, не сейчас. Я уговаривала сама себя, мысли путались, но я чётко знала, что хочу сказать. Какой бы сумбур не творился в моей голове и моей душе, моё сердце всегда будет идти по прямой, яркой освещённой дороге.
— Леон, — снова повторила я, видя, как отражаюсь в его прекрасных глазах, в которых так много гроз, — я люблю тебя.
И плевать, ответит он мне или нет! Я честная перед собой и перед ним. Я не чувствую себя виноватой. Наоборот, с тремя произнесёнными словами я почувствовала облегчение. Все переживания, проблемы, весь этот сумбур внутри меня замер и улёгся на самую глубину, оставляя лёгкое пространство, полное воздуха, света и любви.
— Я люблю тебя, — уже увереннее повторила я и легко улыбнулась, — спасибо тебе, спасибо за всё, что ты сделал для меня. Я так люблю тебя и так благодарна за то, что ты есть. О Матерь-Ведьма, ты — лучшее, что случилось со мной в этой жизни.
— Розэ, — попытался он что-то сказать, но я не дала, закрыла пальцами его губы.
— Нет, не говори ничего, — мне было так радостно и правильно, именно правильно, — мне не нужен ответ, какие-то объяснения или что-то ещё. Я просто хочу, чтобы ты знал. Я счастлива, что смогла сказать это. Мне так хорошо. Спасибо тебе.
Леон
Почему мне вдруг показалось, что она со мной прощается? Я обнял мою ведьмочку, зарываясь в её золотистые как мёд волосы, и чудилось мне, что от них исходит тонкий аромат розы и мёда. Такой свежий и одновременно пряный. Удивительное сочетание.
— Чебурашка, я кое-что узнал, — нехотя заговорил я, — твоя рыжая одногруппница и тот рыжий идиот у ручейка сговорились против тебя. Правильно говорят, что у рыжих нет души. А у этих ещё и наглость хлещет через край.
— Что? — Розэ отстранилась и заглянула мне в лицо своими солнечными голубыми глазами, — но почему? У Питта не было никаких причин меня трогать. От Антеи можно было ждать гадостей.
— Малышка, для подлых людей не нужно какой-то особой причины, чтобы делать гадости, — я вздохнул и погладил её по мягким волосам, — этой твоей Антее не понравилось, что ты поставила её на место, Питту не понравилось, что его поставила на место Мария-Фелисса. Они снюхались как две крысы и решили проучить тебя.
— Приворот — это ход Антеи? — тихо спросила она, забавно хмуря брови.
— Нет, об этом она ничего не знает, — я покачал головой, — её план состоял в том, чтобы Питт наказал тебя, унизил, ударил, что ему в голову придёт по ходу дела. А она вроде как бы и не при чём. Но после того, как он пострадал на практике и выбыл, она решила начать следить за тобой, чтобы не упустить возможность и укусить побольнее.
— Какой глупый план, — скривила губы Розэ, — ждать возможности. Надо делать наверняка, бить точно в цель. Тогда это имеет смысл.
— Какая ты кровожадная, — я усмехнулся.
Чебурашка смутилась и потупила глаза, её щёчки покрылись лёгким румянцем. От такой невинной реакции на мою подначку у меня внутри всё перевернулось. Демон-Отец, какое же она чудо. Я так люблю её, что просто не могу надышаться ею, хочу всё время держать её в своих руках и смотреть в эти полные света глаза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я люблю её так, как могут любить только демоны. Всё — или ничего. Я хочу сказать ей об этом, рассказать ей обо всём, что я выяснил о ней, о том, кто она для меня. Хочу, чтобы она знала всё, что знаю я, чтобы у меня не было никаких тайн и секретов. Хочу, чёрт возьми, разделить с ней свою жизнь. Однажды и навечно.
