Таков смысл моей статьи «Смысл искусства», написанной в 1907 году (см. «Символизм»). Символизм Для меня — реализм, что я подчеркивал: «символизм не противоречит реализму» [ «Арабески», стр. 243] (1909 г.); часто «не способны… осознать иллюзионизма… представлений о реальности»; [Там же, стр. 243] символизм — «протест против кажущегося реальным»; [Там же, стр. 24577] «символизм совпадает с истинным реализмом» [Там же, стр. 314] (1908 г.)78.
Я боролся с мещанским натурализмом, с метафизическим реализмом, формулу которого провозгласил Вячеслав Иванов в 1908 году: «От реальностей к более реальному»;79 он котировал идеалистом меня, потому что я издевался над подменой понятия «символа» понятиями мистической геральдики. «Символизм реален… Мысль, достаточно известная… Художник… не может быть назван ни реалистом, ни символистом в прежнем смысле (…в иллюзионистическом)… Что же тут нового?» — т. е. в лозунге Иванова. — «Спор… не о реальности символизма, а о понимании характера этой реальности… Мы требуем от искусства, чтобы оно было осязаемой формой („res“), а не… хаосом мистики» («Арабески», «Realiora»)80.
Суть ивановского реализма стала «вещью» схоластики Ансельма Кентерберийского; от нее веяло средневековым склепом; я хоронил схоластику и метафизическую эстетику: «Метафизическая эстетика… всегда… мелко плавала»; не против реализма боролся я, а против «осельного жернова», подвязываемого Ивановым в виде «символики»: к символизму; возможна ли эстетика как точная наука? «Вполне возможна», — отвечал я; и за это попадал в лагерь «идеалистов».
Метафизический реализм — подмена одного реализма другим; и ползучий эмпиризм — такая же подмена; через двадцать пять лет Ф. В. Гладков писал: мир есть «диалектическое единство сущности и явления, а не просто предметы и вещи… в понимании наивного реализма»; [ «Литературная газета», 1930 г., № 24 — «О диалектическом методе в художественной литературе»81] такое единство и было «а» триады «abc», или то, что я называл символом; символизацией называл я систему образов, раскрывающих единство; многообразие способов раскрывания (школ) должна была вскрыть наша школа в плане кампании 1907 года, легшем в основу платформы «Весов»; символ — «образ, взятый из природы и преображенный творчеством»; [ «Символизм», стр. 882] он — «образ… действительности»; форма его — «материальная схема…»; содержание — в «музыкальном корне искусства»; по Иванову, музыкальность — идеалистична; я Иванову возражал: «Г. Иванов… в музыкальной мелодии видит идеализм, тогда как мелодия связана с ритмом… реальнейшею основой музыки» [ «Арабески», стр. 31583].
В 1930 году Гладков пишет: «Диалектика содержания… одновременно и диалектика формы» («Литературная газета», № 24). В 1906 году я писал: «когда говорим мы о формах искусства, мы не разумеем чего-то, отличного от содержания»; я «пользуюсь термином „форма“ условно» («Принцип формы»);84 «волнение содержания определяет… форму» — с другой стороны; [ «Символизм», стр. 13585] «идеализация… динамизация, материализация… статизация» [ «Принцип формы»] — в диалектике процесса творчества; символизму чужды и идеализм, и механический материализм; он эксплуатирует в идеализме — динамику; в механицизме — технику конструкции форм; формы и неопознанные содержания — пустые вагоны и неперевозимый в них свалень грузов, застрявший в пакгаузах; идеалистический подход к искусству был изжит в фетишизме производства понятий; наивно-реалистический — в бытовом сенсуализме фактико-собирательства; но подлинные образцы искусства в классицизме, в романтизме, в реализме — в сфере реалистического символизма; Гете-классик — символист в «Фаусте»; Байрон-романтик — в «Манфреде»; Ибсен-реалист — в «Строителе Сольнесе»; Золя — в трилогии «Лурд — Рим — Париж»; Чехов — в драмах, и т. д.86
Отсюда смысл шестого параграфа тогдашней моей платформы: символизм, приемля лозунги исторических школ, их вскрывает как приемы в их «плюсах» и в «минусах»; он — самосознание творчества, как критицизм; до него оно слепо: он противопоставляет себя «школам» там, где эти школы нарушают основной лозунг единства формы и содержания; романтики его нарушают в сторону содержания, переживаемого субъективно; сентенционизм — в сторону содержания, понимаемого абстрактно; современный классицизм (пассеизм) его нарушает в сторону формы.
Единство формы и содержания нельзя брать, — настаивал я, — ни зависимостью содержания от формы (грех формалистов), ни исключительной зависимостью приема конструкции от абстрактно понятого содержания (конструктивизм). «Реализм, романтизм… проявление единого принципа творчества» [ «Арабески», стр. 24687] — в символизме.
В противовес левым заскокам символистов я требовал суженья задач до специальных исследований — в области морфологии, стиховеденья и лингвистики; повинуясь лозунгу, обрек себя на стиховедческие интересы, исследуя ритмы поэтов во имя теории мной поволенной, а не… от нечего делать; в 1907 году я писал: «одно течение стремится выйти из сферы искусства» (Чулков, Городецкий, Иванов и все «соборники»); «другое… с… осторожностью относится к широким лозунгам, углубляясь в изучение… приемов творчества» (Брюсов, я), «более трезвая группа… с осторожностью относится к попыткам… коллективного творчества до коренного изменения социальных условий…»; за это иные символисты «укоряют московскую группу в ревизионизме» («Арабески», стр. 262);88 но я знал: раскрытие жизни как творчества наступит тогда, «когда человек преодолеет классовую борьбу» [ «Арабески», «Театр и современная драма», стр. 2189].
С этим не считались «соборники»; и мне бросали: «Белый — отсталый мертвец».
Я привожу остов этой платформы; она определила трехлетие мне, врываясь в отношенья с людьми; никогда не жил я такой сухою, абстрактною жизнью, как эти годы, отдавая любовь и злобу лозунгам, «Прекрасной Даме» моей: тенденции, тактике; Игнатов из «Русских ведомостей» писал, что я — безыдеен;90 а я заострял идеи свои до крайней тенденциозности; жизнь определялась тенденцией, проводя которую я наделал ряд промахов в определении качества талантов количеством километров, их отделявших от «Весов»; так просмотрел я яркий талант беллетриста Бунина (он же был враг); вчетверо против истины возвеличил я Брюсова;91 не говорю уже о Чулкове, которого я старался представить нулем; не то же ли самое позднее случилось и с «напостовцами»92.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
