выбило воздух из легких. На какое-то время темная пелена застелила сознание, и я перестал что-либо видеть и слышать.
Когда сознание прояснилось, вокруг стучали сотни копыт, обдавая меня комьями грязного снега. Сделал безуспешную попытку встать, и обнаружил, что руки плотно притянуты к туловищу. Повернувшись на бок, поднялся на колени. И вновь та же сила, что выдернула из седла, рывком повалила меня на землю и, все ускоряясь, потащила по земле. Теперь все мои усилия были направлены на то, чтобы стараться скользить на спине, но все же несколько раз, наткнувшись на кочки, я переворачивался и обдирал лицо о жесткий ледяной наст, искрошенный конскими копытами.
Полон
Наконец адская гонка закончилась, и я, едва дыша из-за отбитых боков, расслаблено замер на снегу. Благо на мне был надет плотный полушубок. Иначе сомневаюсь, что отделался бы только ушибами.
— Урус, вставай!
Несколько раз, пнув по и так отбитым бокам, меня за шкирку вздернули на ноги. Передо мной стоял классический татарин в лисьей шапке и стеганном халате. На поясе кривая сабля. Ростом на полголовы выше меня. Он стянул мои кисти веревкой, привязанной другим концом к луке седла топчущейся рядом лошади. Только после этого татарин ослабил и снял с меня петлю аркана. Взлетев в седло, он дико завизжал, словно сел на заботливо подставленный кем-то гвоздь. Однако, вопреки моим опасениям, не пустил лошадь в галоп, а удовлетворился легкой рысью. Впрочем, мне удалось пробежать не более пары сотен метров, после чего запнулся и упал, заскользив по насту. Но теперь хотя бы было можно поднять лицо, когда меня переворачивало на живот.
Снова остановились. Снова посыпались тумаки. Снова меня подняли за шкирку и что-то втолковывали на нерусской белиберде.
И вот я снова побежал, теперь подвязанный к общей грозди пленников, подгоняемый окриками и ударами нагаек. Рядом, шумно дыша, бежал кто-то смутно знакомый. Попытался всмотреться в его бородатое лицо, разукрашенное синяками и кровоподтеками, но едва не упал, споткнувшись о подвернувшуюся кочку. Крепкий полушубок в очередной раз смягчил обрушившийся на спину тонизирующий удар нагайки.
— Что, говорун, убег из огня да в полымя? — щербато ощерился сосед.
Я снова споткнулся, узнав в бегущем рядом пленнике бандитского генерала Евлампия Савина.
* * *
Нас гнали как скот несколько часов к ряду. По пути я пытался рассмотреть пленников. Рядом, судя по серым кафтанам, бежали подручные Евлампия, ставшие вдруг сами татарской добычей. Сей факт, хоть и не укладывался в моей голове, но грел душу злорадством, придающим сил. Оглянувшись, заметил сзади пленников в другой одежде, но как следует не разглядел, ибо споткнулся и заработал сразу два чувствительных удара нагайкой, отбивших охоту раздражать погонщиков.
Вот один из бегущих впереди бандитов упал и не сделал попытки подняться, а так и потащился по снегу, путаясь под ногами у бегущих следом, вынуждая их спотыкаться и в свою очередь падать. Ехавший рядом татарин что-то заорал. Колонна резко остановилась. От неожиданной остановки пленники натыкались друг на друга. Образовалась куча-мала. Однако засвистевшие нагайки быстро навели порядок, заставив всех подняться на ноги. Я, как и мои соседи, стоял согнувшись, и надсадно дыша. Дыхание после длительного забега скребло по гортани словно наждаком.
Спешившийся татарин подошел к так и оставшемуся лежать бедолаге, накинул ему на шею петлю, кинжалом отсек стягивающую руки веревку и поволок хрипящего и цепляющегося руками за петлю пленника к лошади. Привязав веревку к луке и вскочив в седло, он с визгом и гиканьем проскакал полсотни метров, волоча за собой бывшего бандита. Когда руки у того безвольно повисли, крымчак отрезал веревку от седла, оставив мертвое тело валяться на снегу.
Колонна тем временем двинулась, ускоряясь, пока снова не перешла на бег. Гнали нас почти до вечера, сделав еще всего лишь две короткие остановки, чтобы показательно казнить очередного выбившегося из сил. Я уже готов был стать следующим, приняв сию участь, как избавление от творившегося кошмара, когда колонна вновь остановилась, и на сей раз пленникам позволили повалиться на снег.
— Не знаю сколько времени прошло, прежде чем я восстановил дыхание и стал воспринимать окружающую действительность. К этому времени уже опустились сумерки. Пытаясь согреться, люди жались друг к другу, сбившись в отдельные кучки.
Потирая стертые до крови запястья — я даже и не заметил, когда мне освободили руки — попытался рассмотреть ближайших соседей. В одном узнал Евлампия.
— Слышь, Иудушка, тебя-то сюда за что? — толкнул локтем ренегата.
На меня тут же зашикали соседи, боязливо косясь в сторону ближайшего костра, от которого слышалась возбужденная татарская речь. Кто-то даже пнул исподтишка.
— Тише ты, аспид говорливый! — прошипел Евлампий, вернув мне удар локтем. — Али по татарским нагайкам заскучал?
— Придушить цьёго злыдня, и уся недолга, — предложил один из бандитов, но генерал срезал инициативу грозным цыканьем и объяснением, что крымчаки наверняка обидятся за порчу их имущества.
Решив не накалять обстановку, я умолк и стал прислушиваться к тихому разговору, а вскоре и сам втянулся в него, задавая разные вопросы. Оказалось, многие подручные из шайки Савина понимали татарскую речь. Они прислушивались к разговорам у костра и передавали содержимое остальным.
В общем, из обрывков информации и собственных доводов я сложил примерную картину происходящего. Получалось, что на пиру у крымского хана один из его сыновей поспорил с остальными братьями, что совершит стремительный набег на Русь зимой и приведет, полон в количестве, равному числу его воинов. Разгоряченный насмешками братьев, принц покинул пир и призвал в набег три сотни самых лучших своих нукеров, повелев явиться налегке, взяв лишь оружие, заводных лошадей и немного овса для них в седельных сумах.
Когда пиршественный хмель развеялся, и туманившая разум злость на братьев улеглась, давать обратный ход было уже поздно, ибо это значило покрыть себя славой труса.
Нападать столь малым количеством на более-менее крупные поселения было бы верхом безумия. Но после недавней войны в порубежных районах мелких сел и хуторов почти не осталось. Те же немногие, что сохранились или отстроились за последний год, имели крепостные стены, которые сходу не взять. Впрочем, в один хуторок крымчакам удалось ворваться, застав жителей врасплох. Со следующим вышла осечка, и при осаде, хоть она и была недолгой, потеряли больше воинов, чем взяли пленников. В ярости принц поклялся, что придумает страшную казнь всему полону сразу, как только продемонстрирует его братьям.
Зато утро порадовало татар неожиданно легкой добычей. Более полусотни всадников сами прискакали к ним в руки. Правда, это оказались подданные османского султана казаки-перебежчики,
