— Мы не очень-то религиозны, — заметил Лесли.
— Я с радостью подробно объясню все нюансы христианства любому желающему. Незнание — это не преступление, а просто неудачное стечение обстоятельств. Если вас беспокоит только это, то мы можем заключить соглашение о том, что вам не надо бояться шокировать меня своими высказываниями. Да, я помню некоторые дебаты, которые мы проводили, когда я только еще начинал службу, епископу тогда пришлось здорово попотеть.
Но тут он уже увидел, что потерял их. Их первоначальное великодушие превратилось в непробиваемую формальность, лица посуровели, в глазах появились искорки недовольства. И снова он понял, насколько зловещими могут показаться эти молодые парни
— У нас есть Божий Брат… — начал Даниэль, но тут же замолк под негодующим взглядом Лесли.
— Божий Брат? — задумчиво переспросил Хорст. Он был уверен, что уже слышал это словосочетание.
— У вас есть к нам что-нибудь еще, отец? — спросил Лесли. — Нам бы хотелось сейчас сходить за поперечинами.
Хорст знал, когда можно надавить, но в данном случае время было неподходящим.
— Да, конечно, идите. А что бы вы посоветовали мне сделать? Помочь вам их поставить?
Лесли быстро осмотрел пространство вокруг церкви.
— Хорошо бы к тому моменту, когда мы начнем крыть крышу, собрать в штабеля дранку, штук по двадцать около каждого столба.
— С великим удовольствием. Я прямо сейчас этим и займусь.
Он направился к тому месту, где Анна, стоя около верстака, резала кору тонкой ножовкой. На ней были шорты и свободная блуза, сшитые вручную из серого спортивного костюма. Вокруг нее образовалась огромная гора готовой дранки. Ее продолговатое лицо выражало предельную сосредоточенность, темные каштановые волосы свешивались мокрыми прядями.
— Нам не так уж срочно нужна дранка, — приветливо сказал Хорст. — И уж конечно, я не стану жаловаться мистеру Манани, коли ты немного сбавишь темп.
Руки Анны двигались с механической точностью, направляя тонкое лезвие по периметру ровных прямоугольников на большом листе глянцевой темно-коричневой кволтуковой коры. Она даже не пыталась намечать сначала контуры, и все же каждая дранка получалась примерно такой же, как предыдущая.
— Это отвлекает меня от мыслей, — сказала она. Хорст начал подбирать готовые дранки.
— Я прислан сюда побуждать людей задумываться. Тебе это пойдет только на пользу.
— Только не мне. Мне сегодня вечером достанется Ирлей. Я не хочу и думать об этом.
Ирлей был одним из иветов. Хорст знал его как молодого человека с очень узким лицом, спокойного даже по общим стандартам.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что тебе достанется Ирлей?
— Сегодня его очередь.
— Очередь?
Анна внезапно подняла лицо, оно выражало маску холодной ненависти, и большая часть этой ненависти сейчас была направлена на Хорста.
— Он будет совокупляться со мной. Сегодня ночью его очередь. Мне что, отец, написать это, чтобы вы поняли?
— Я… — Хорст знал, что его лицо покраснело. — Я не знал этого.
— А что, черт подери, вы думаете, мы делаем в этой большой избушке по ночам? Плетем корзинки? Там три девушки и пятнадцать парней. Парни без этого не могут, а работать каждую ночь кулаками им недостаточно, так что они используют по очереди и нас, те, кто этого не делает — голубые. Квинн написал справедливый список, и мы теперь к нему привязаны. Он следит, чтобы все было по-честному, и, конечно, следит, чтобы никто не портил товар. Но Ирлей знает, как сделать больно и не попасться, он знает, как не оставлять следов. Хотите узнать секрет, отец? Вам нужны детали? У него есть свои фокусы.
— О, дитя. Это надо немедленно остановить. Я поговорю об этом с Пауэлом и советом.
Но Анна удивила его. Она разразилась резким презрительным смехом.
— О, бог мой, Братец Божий. Теперь я понимаю, почему они выпихнули вас сюда. Вы там, на Земле, совершенно бесполезны. Вы что, собираетесь запретить парням спать со мной, Джемимой и Кей, так, что ли? И куда они тогда направятся для этого? А? К дочкам ваших достопочтенных прихожан. Вы думаете, они разрешат иветам шататься по ночам? А как насчет вас, отец, вы хотели бы, чтобы Лесли и Дуглас проделали это с вашей милой подружкой Джей? Хотите? Потому что они так и сделают, если не получат этого от меня. Спуститесь на землю, отец.
Она снова отвернулась к лежащему перед ней листу коры. Уход от мыслей, которые пугали своей окончательностью. И Хорст ничего полезного не мог предложить взамен. Ничего.
Она была там, как раз на дне его чемодана, где и пролежала шесть с половиной месяцев. Нетронутая, ненужная, потому что мир был полон прекрасных перемен, и солнце светило, и деревня росла, и деревья цвели, а дети смеялись и играли.
Хорст вынул бутылку и налил себе изрядную порцию. Шотландское виски, хотя оно никогда и близко не лежало с дубовыми бочками в высокогорьях Шотландии. Оно вышло прямо из молекулярного фильтра, запрограммированного на давно утерянный идеал. Но виски обжигало и забирало. Медленно разжигало огонь у него в животе и голове, а он от него только этого и хотел.
«Как глупо. Каким надо было быть слепцом, чтобы думать, что змий не последует за ними в этот свежий мир. Каким надо было быть тупицей, чтобы ему, священнику, не взглянуть на то, что лежит под сверкающей поверхностью всех этих достижений, чтобы не увидеть клоаку, укрывшуюся под поверхностью».
Он налил еще одну порцию виски. В промежутке между глотками дыхание вырывалось горячими клубами. Господи, а ведь это очень хорошо — забыть про моральные падения, хотя бы на несколько коротких часов. Спрятаться в этом теплом, молчаливом, всепрощающем святилище.
«Божий Брат, сказала она. И она была права. Сатана здесь, среди нас, пронзает нас в самое сердце».
Хорст наполнил до краев свой стакан и уставился на него с отвращением и страхом. Сатана, Люцифер, Враг Света. Божий Брат.
— О, нет, — прошептал он. Его глаза наполнились слезами. — Только не это, только не здесь. Не секты, покрывающие чистоту мира. Я не могу, Господи мой. Я не могу с ними бороться. Посмотри на меня. Я здесь, потому что я ничего не могу сделать, — его слова потонули в рыданиях.
И опять Господь, как и всегда, ответил только молчанием. Одной веры для Хорста Эльвса было недостаточно. Но он ведь всегда знал это.
Птичка вернулась снова, всего тридцати сантиметров длиной, ее рыжеватое оперение поблескивало золотом. Она парила в двадцати метрах над головой у Квинна, наполовину скрытая кривыми ветвями джунглей, ее крылья, когда она меняла позицию, превращались в замысловатое расплывающееся пятно.
Он осторожно следил за ней краем глаза. Эта птаха была совершенно не похожа на других птиц, которых он встречал в Лалонде, ее перышки были почти как тонкие чешуйки. Когда он рассматривал ее своими имплантированными в глаз клетками повышенного разрешения, он видел, что это настоящие перья, перья с земной генетикой.
Он сделал знак рукой, и они начали уверенно пробираться сквозь кусты, Джексон Гейл с одной стороны и Лоуренс Диллон — с другой. Лоуренс был самым молодым иветом, ему всего семнадцать, он имел стройную фигуру, худые конечности и светлые песчаные волосы. Лоуренс являлся подарком от Брата Божьего. Квинну потребовался месяц, чтобы обломать его. Здесь было и покровительство, и добавка к пище, и улыбочки, и постоянный надзор, чтобы его не обидели остальные. Затем были наркотики, которые Квинн покупал у Бакстера, нежный подъем, который уносил Абердейл с его убогими бесконечными крышами, размывал очертания до тех пор, пока жизнь не становилась снова беззаботной. Полуночное изнасилование, устроенное посередине здания с двускатной крышей, за которым все наблюдали; Лоуренс лежал связанный на полу, вокруг него нарисованная кровью дандерила пентаграмма; его сознание покинуло череп под действием наркотика. Теперь Лоуренс принадлежал ему, его сладкая попка, золотистая длина его петушка и его сознание. Лоуренс обожал Квинна, таким чувством, которое перерастало в поклонение.
Секс показал остальным ту власть, которую имел Квинн. Он показал им, что Божий Брат коснулся его. Это показало им торжество освобождения змия, который был укрыт в каждом человеческом сердце. Это показало им, что с ними случится, если они не поверят ему.
Он дал им надежду и силы. Все, что он просил в ответ, была всего лишь покорность.
Просил и получал.
Огромные пористые листья лиан обволакивали деревья и легко расступались под влажной кожей Квинна, который пробирался вперед за своей жертвой. Благодаря месяцам работы на открытом солнце, он, одетый только в шорты, сшитые из спортивного костюма, и сапоги, украденные в Даррингеме, стал весь темно-коричневый. С тех пор, как иветы начали сами заботиться о своей пище, Квинн ел очень хорошо, а постоянная работа по хозяйству прибавила ему мускулатуры.
Ползущие растения свисали между стволов деревьев, как будто образовывая сеть, которую джунгли сплели, чтобы отловить маленьких обосновавшихся здесь пришельцев. Они раздраженно потрескивали, когда он пробирался сквозь них, одетые в сапоги ноги скрипели по тонкой мохообразной траве, покрывавшей густые джунгли. Птицы чирикали и свистели, в то время как иветы пробирались сквозь ажурное кружево веток. Он видел движение венналов высоко над головой, поднимающиеся спиралью вверх стволы и ветви, напоминающие трехмерные тени.
