Несмотря ни на что Отец не лишен фантазии и чувства красоты.
— Я не представляю ничего, красивее этого…
— Ты просто не видела, но если позволишь, — он замялся, боясь спугнуть ее планами на будущее, но продолжил: — если позволишь, я покажу тебе то, чего ты и представить не могла, и даже прочитать в своих книгах.
— Ты много где был?
— Да, я прожил долгую и насыщенную жизнь. В мире очень много уголков, от которых захватывает дух и замирает сердце. Но слова не способны передать тебе все превосходство природы. Жаль, человек не ценит то, чем обладает, что получил в дар. И более того, он смеет осквернять эти священные места. Срубает деревья, иссушает реки, убивает животных. Человек не заслуживает обладать этой величественной красотой.
Ида засмеялась.
— Почему ты смеешься?
— Нет, прости, ты просто всегда, о чем бы ни говорил, приводишь к своей нелюбви к людям. Почему ты их ненавидишь?
— Потому что они причина всех несчастий.
— Разве они насылают потопы или засуху? Разве они создают болезни?
— Да, Ида. Кто же еще?
— В тебе говорит какая-то непонятная мне обида.
— Ты не понимаешь. Человек срубает деревья и не задумывается о том, что корни этого дерева держали почву, а крона — оберегала от ветров. Люди иссушают реки, увеличивают места для своих нужд, но не думают, что мешают круговороту воды, которая все равно выйдет. Люди убивают животных и вырывают растения, которые сохраняли баланс в природе, нарушение которого и увеличивает болезни. Ты юна и не имеешь должного лекарского образования, иначе бы согласилась со мной, что переносчиками многих болезней являются насекомые. Люди живут в мусоре и не охраняют свои места обитания, они не обращают внимание на чистоту, а ведь болезни развиваются так. Все взаимосвязано и конечно.
— Я даже не знаю, что сказать.
— Нечего, потому что я прав. Человечество — главная болезнь этого мира.
— Иногда твои речи меня пугают. Ты говоришь так, будто согласен с Младшим Сыном. Ты говоришь, как бунтарь.
— Я говорю как здравомыслящий человек, Ида. И уверен, со временем ты это поймешь. Я бы очень хотел надеяться на это. — Луйс посмотрел вдаль и не произнес больше ни слова. Он хотел, чтобы она согласилась с ним. Он хотел, чтобы она поняла его. Но почему вдруг ему это стало так важно? Она же лишь средство для достижения цели. Лишь средство.
Тишину нарушила Ида, встав и сделав шаг к обрыву. Поднявшийся ветер всколыхнул ее платье, вырвав Луйса из размышлений. Он хмыкнул и тоже встал.
— Нам пора, Адес не любит, когда опаздывают, какие бы веские на то ни были причины.
* * *
— Кофо я фи-и-ижу! Йасу, мой драгоценнейший брат, филос, я и не надеялся когда-либо еще тебя фстретить.
— Прости, что разочаровал!
— Ну и негодяй же ты, мой дорогой, Кора не даст софрать, как я был рад получить тфое письмо и узнать, что буду иметь честь фидеть тебя сефодня на моем празднике. Дай же тебя обнять!
Адес оказался высоким человеком в теле, он был одновременно красив юношеской красотой, но вероятно очень любил поесть. Он обладал слегка женоподобными чертами, длинными черными ресницами, крупными карими глазами, белой кожей, а на щеках играл румянец. Когда он улыбался, на щеках виднелись ямочки. Но тем не менее вся милота его вида нарушалась лукавыми огоньками в глазах и сведенных бровях. Он был приятным и одновременно отталкивающим.
Адес сжал в объятиях Луйса, когда последний ограничился лишь легким похлопыванием по плечу. Адес увидел стоящую за Луйсом Иду.
— А что это за прелестное создание с тобой? Ты не гофорил, что будешь не один. Неужели?
— Познакомься, это Ида, — резко прервал его Луйс. — Она, кхм, моя сестра.
— Здравствуй и радуйся, весьма… — Ида запнулась от волнения, — весьма прославленный, — еле слышно пропищала Ида, напрочь забыв о зазубренной формуле официального обращения, у нее из головы вылетели все наставления Луйса о том, как себя нужно вести в светском обществе Пар-Иса. Но на выручку пришел Адес:
— О, как это мило, но вовсе необязательно заучивать эти скучнейшие формулы, — улыбаясь, он протянул руку ладонью вверх: — Посфольте фашу ручку, кирия, — Адес наклонился и слегка коснулся руки губами. — Прекрасное создание, и как Луйсу удалось спрятать такое чудо?
— Не хотел, чтобы ее постигла твоя участь, дорогой брат!
— А что со мной? Жифу, радуюсь и наслаждаюсь, расфе есть еще что-то ф этом мире фажного, чем счастье и счастлифая жизнь?
— Вот об этом я и говорю!
— Ох, не слушайте ефо, кирия, — Адес предложил Иде руку, согнутую в локте, она недолго думая, взяла его под руку, — посфольте я побуду сефодня фашим экскурсофодом, как это, гидом, покажу и расскажу, как жифет аристократия Пар-Иса.
Ида замешкалась. Ей не хотелось обижать гостеприимного хозяина, при этом нужно было получить его расположение, но уходить далеко от Луйса она все еще боялась и чувствовала себя неловко. Луйс кивнул ей.
— Не обижай ее, иначе я приду по твою душу, — что-то зловещее почудилось в его голосе и на секунду показалось, будто в глазах блеснули два огонька. Но Адес не придал этому никакого значения, лишь отмахнулся, мол, да, знаю. И лишь сам Адес знал, что испытал в душе. Он научился не показывать окружающим свой страх. Именно это умение позволило ему добиться таких высот. Но Адес знал, кем является Луйс и что с ним шутки плохи. Когда-то он стоял выше этого наглого и упрямого мальчишки, но власть меняется и влияние тоже. И сейчас Адес хочет знать, зачем вдруг Луйс вернулся и что ищет. Он не просто так заглянул к нему. Его не просто так интересует эта семья. И что важно, неужели он узнал правду о том, какое отношение имеет ко всему Адес. Нет, невозможно. Они были осторожны. Но кто знает, на что способно это создание.
— Расскажи мне, милая кирия, что прифело тебя в этот город греха и разврата. О, агапите, это фсего лишь шутка, не пугайся. Как мило. Чем тфой покорный слуга может быть полезен?
— Луйс сказал, что вы как наместник города обладаете знаниями. Я пишу об истории Заравата, но у меня очень мало источников о событиях двадцатилетней давности, я имею в виду…
— О, агапите, я знаю, что ты имеешь ф фиду. Мы же друзья, да, а друзья не лгут, так что сфою историю об истории оставь для других. — Ида постаралась не выдать испуга, но то, как внимательно ее рассматривал Адес, вызвало легкую дрожь. Он будто мог заглянуть
