Поэтому правление Маат-ка-ра началось с восстановительных работ, и вскоре поглощенные пустыней земли были отвоеваны обратно. Озеро вернулось в прежние свои границы, на южном и северном его берегах, в кольце полей и рощ, расцветали древние города – Хененсу, Пи-Мут, Каза, Ит-Тауи, Нефер-Пиом, а на западном раскинулись обширные пастбища. Это было торжеством политики Семена: воины-ветераны, простые немху и новая знать получили угодья и усадьбы, кому сколько положено по заслугам и званию, и свершилось это без войн, без передела земель и ущемления родовитых хаке-хесепов. Эти земли раздавал Великий Дом, и потому молитвы за пер’о, что возносились людьми в святилищах, были вполне искренними. Так ли уж важно, что пер’о – женщина? Главное, что рука ее не скудеет! К тому же в торжественных случаях ее не отличить от мужчины: в богатых одеяниях, с короной и клафтом на голове, с привязанным футляром для бороды, с плетью и скипетром в руках она выглядела как положено – сыном, а не дочерью Гора.
Наступала эпоха новых свершений, и три из них были особенно дороги сердцу Семена. Во-первых, конечно, храм, для коего уже расчистили площадку под скалами цвета меди, напротив Ипет-сут, и приступили к закладке фундамента. Сюда свозился строительный материал, а в десятках городов и сотнях мастерских изготовляли украшения – статуи и кованые решетки, резные двери и эскизы росписей, светильники, курительницы и жаровни, сосуды для благовоний и сундуки, в которых хранятся священные облачения. Собственно, ради этих финтифлюшек и прибабахов Семен и отправился на озерные берега, ибо здесь, в городе Пи-Мут, с особым искусством производили глазурованные плитки различных цветов, с рисунками и без оных, и хотелось ему убедиться, что местные мастера сумеют придать им серебристый и золотистый оттенки. Такими плитками предполагалось выложить пол в главном зале, сэкономив драгоценный металл и обеспечив большую долговечность напольного покрытия.
Но, добравшись до Пи-Мута, мог ли он пренебречь Хененсу, который лежал всего в пятнадцати километрах западнее? А от Хененсу было всего километров двадцать до пастбищ и лугов, где жили Шедау, Тотнахт и другие пантеры. Мог ли он не навестить их? Разумеется, нет; и Семен отправился к ним нежданным, но драгоценным гостем. Прибыл он вчерашним вечером, вместе с Ако, Техенной и То-Мери, с писцами и трубачами, глашатаями и слугами, носильщиками и погонщиками ослов; всего при нем ошивалось семнадцать бездельников, и эта свита была весьма скромной для знатного вельможи.
Помимо храма, второй его заботой была экспедиция в Пунт, в легендарные земли за Африканским Рогом, которые не посещались уже несколько столетий. Дорогу туда, однако, не позабыли – описание пути хранилось в государственном архиве, и там же имелись сведения о сокровищах Пунта – о золоте и серебре, слоновой кости и благовониях, невиданных в Та-Кем животных и деревьях. Деревьями Меруити желала украсить сад, что создавали у подножия храма, а история экспедиции должна была запечатлеться на стенах святилища – в виде живописных фресок, повествующих о славном и дальнем походе. Этот поход готовили многие – Сенмут и Нехси, царский казначей, Инени и ваятель Джхути, тогда как Семен их вдохновлял и помогал советами. Разумеется, не из-за деревьев, не ради золота и даже не потому, что было у него намерение лично прогуляться в Пунт – он помнил, что такая экспедиция свершилась и стала великим деянием, возвеличившим царицу. К тому же дремала в нем еще одна, тайная мысль. Для похода строились особые корабли, прочные и вместительные, каких в Та-Кем до этих пор не знали, и думал он, что вдруг пригодятся эти суда – или новые, сделанные по их подобию. Время шло, век Тутмоса-завоевателя близился, а значит, стоило подумать, что ожидает дорогих ему людей в годину бедствий. Возможно, бегство? Или, вернее, переселение? Хорошие корабли в такой ситуации очень могли пригодиться.
Обычно суда для дальних экспедиций строились на верфях в Уасете, а затем их перетаскивали на катках в красноморскую гавань Суу. Это был адский труд – протащить Долиной Рахени огромные корабли, сто пятьдесят километров под палящим солнцем! Кроме того, по возвращении из странствий их, разумеется, не волочили назад, а бросали в Суу – гнить, рассыхаться или идти на слом, поскольку дерево все-таки было немалой ценностью. Такой подход казался Семену неделовым, а потому он озаботился третьей проблемой: построить канал вроде Суэцкого, чтоб корабли проходили из Хапи в Лазурные Воды – то бишь в Красное море. Впрочем, такой канал под именем Та-тенат[37] уже имелся – сооружение почтенной древности, которое надлежало привести в порядок, оросив заодно пустынные земли и взяв их под защиту цитадели Чару.
Дела, труды, заботы! Но в этот день прохладного месяца фармути Семен отдыхал душой и телом. Душа его радовалась, ибо земли вокруг были прекрасны, стада – упитанны и обильны, люди – веселы, и значит, благосостояние Тотнахта и остального пантерьего племени росло и множилось от года к году. Что же касается тела, то оно услаждалось прогулкой, купанием в Озере, вечерним пиром, а также ожиданием ночи. И ночь его не обманула – оказалась жаркой и почти бессонной, полной вскриков и лепета, страстных объятий и нежных лобзаний. Чего же еще ожидать от девушки семнадцати лет, познавшей первую любовь? От дочери охотника на слонов, чьи бедра крепки, живот упруг, а лоно ненасытно?
Утром Семен собрал своих людей, наделил Тотнахта и Шедау подарками и отправился в обратный путь к городку Хененсу, где предполагалось пообедать и двинуться дальше, в Пи-Мут, – там готовили к транспортировке образчики плиток, золотых и серебристых. На прощание Тотнахт сказал:
– Да пребудут с тобой Амон и Сохмет, мой господин, и пусть пошлют они тебе удачу и столько побед над врагами, чтобы их отрубленные кисти покрыли пирамиду Хуфу! Мы тебя не забудем. Может, еще и свидемся через пять или десять разливов…
Но Тотнахт был плохим пророком – свиделись они гораздо раньше.
Мы видели вместе двадцать разливов, потом расстались, но я об этом не жалею, ибо мы встретимся вновь в тростниковых полях, чей аромат уже преследует меня, и чудится, что с каждым днем он все сильнее и сильнее. Там, в царстве Осириса, я буду ждать моего друга, и мою царицу, и всех, кто ушел с ними в неведомую Землю Запада. Осталось уже недолго, совсем недолго…
Тайная летопись жреца Инени
Глава 13
Набег
В отличие от Пи-Мута, города просторного, многолюдного, с причалами, мастерскими и храмом Себека, где имелся водоем со священными крокодилами, Хененсу был поселением небольшим – собственно, даже не город и не деревня, а пограничный форт, окруженный стеной из обожженных на солнце кирпичей, за которой торчал десяток пальм и стояли казарма, хижины для семейных воинов, склады и дом коменданта. Тем не менее в последние годы Хененсу процветал, внезапно сделавшись центром двух прибрежных районов – западного, скотоводческого, и восточного, земледельческого. Что ни день, тут собиралось множество людей, менявших скот на зерно, птицу на фрукты, мясо и шкуры – на овощи и пиво; ну, а где люди, там появляются дома, улицы и переулки, базары и кабаки. Вот только хороших мастерских в Хененсу еще не было, и потому за тканями, кожаной упряжью, горшками, ножами из бронзы и стеклянными ожерельями приходилось отправляться в Пи-Мут.
За стенами форта стоял отряд Стражей Песков, особой воинской части, разбросанной вдоль западной границы Та-Кем и охранявшей державу от набегов ливийских разбойников. Среди ливийцев – или темеху, как называли их в Обеих Землях, – насчитывалось множество племен, больших и малых, богатых и нищих, но неизменно воинственных. Правда, те, что побогаче, были и поспокойнее – как, например, племя мешвеш, весьма не бедные скотоводы, обитавшие на побережье Уадж-ур к западу от Дельты. Но мешвеш повезло, так как в прибрежных низинах были вода и пышная растительность, с моря дул влажный бриз, а с юга, отгораживая пустыню, возвышались горы. Конечно, и в их земле случались неприятности – землетрясения и моретрясения, изменяющие береговую линию, сильные ветры с гор – рагис, вроде новороссийской боры, и морские ураганы, что нагоняли воды на берег – по-местному шаркийя, а по-египетски – кардим.
Но все же мешвеш могли считать себя счастливыми, так как другим темеху, обитающим в песках, приходилось много хуже. Пословица Та-Кем гласила: когда начнет дуть ветер пустыни, познаешь вкус смерти на своих губах – и ливийцы чувствовали этот вкус всю жизнь, день изо дня, из года в год. Селились они в оазисах, и чем оазис был крупней, тем больше и богаче племя. В мелких оазисах жили самые отъявленные разбойники, коим глотку человеку перерезать – что козу подоить. Одни уходили на восток, служить фараону, другие предпочитали грабить, по природной склонности и потому, что всего у них не хватало – земли и воды, проса и фиников, украшений и одеяний, а больше всего – скота и женщин, до коих были они весьма охочи. Вот этих-то мародеров и укрощали Стражи Песков.
