где ты не особенно имеешь право слова, потому что ты – не пойми откуда вылезший хрен с горы, ты все равно получишь свой звездный час славы, если только впишешься куда-то без спроса, и не проявишь никакого пиетета перед собеседниками.
Моя собеседница не обманывает моих ожиданий. Раздувается как дракон, багровеет, идет в наступление.
– Да что вы себе позволяете? Да кто вы вообще такое? Любовник этой…
Когда имеешь дело с эмоциональными собеседниками – с ними вообще легко. Выбеси их и можешь что угодно под их носом делать, не заметят.
Так я например подталкиваю Катерину в объятия подрулившей сбоку Капустиной и стреляю ей глазами в сторону двери: “Уводи”. А женщина, несколько минут назад требовавшая ответа именно от Ивановой дрожит от ярости и готова сгрести меня за грудки и начать трясти, пытаясь добиться ответа.
– Ну почему же сразу “этой”, – я бесцеремонно и бесшабашно скалюсь, – может быть “этого”?
Шлея вдохновенно бреда несет меня в непонятные дебри. Конечно, это совершенно не вариант, но кто из местной публики об этом знает? Только пожалуй Катерина мать, но она осталась там, во втором зале, кормит тортом заскучавшую мою малышку.
Изобличать меня некому. Поэтому я могу себе позволить чуть-чуть шутки ниже пояса. Которую моя собеседница воспринимает за чистую монету. Хлопает ртом, как выброшенная на лед рыба, округляет глаза.
– Вы?
– Не, не я, – отпираюсь тут же, во многом благодаря тому, что вижу в окно ресторана как машина Макса трогается с места, а значит – с девочками он договорился, – но что, вы хотите сказать, что ваш жених белый и пушистый тип? Ни в чем не повинный?
Конечно, я мог бы сказать гораздо прямее. Но Катя объяснять ничего не стала, скорей всего ей хватило эмоций от диагноза “брошенная невеста”, усугублять не хотелось, а я – не испытывал желания что-то делать поперек.
Но близость к жениху этой нахальной тетки чувствовалась, и мне уж очень хотелось её подрезать.
И удалось ведь, удалось… Багровая минуту назад сейчас она как-то спала в лице и слегка побледнела. Место напористости занял оправдывающийся тон.
– Никто не идеален.
– Ага, никто, – киваю я отрешенно, – и тем не менее, это он сбежал. Нечего пить кровь невесты.
Про то что этим в свободное время обычно занимаюсь я – умолчим, пожалуй.
Слово за слово, но до моей собеседницы наконец доходит, что битва проиграна уже, невесты – след простыл.
И тут, о боги, совершенно неожиданно нанятый тамада внезапно вспоминает про то что ему кажется даже деньги заплатили. Он звучно цокает языком в микрофон и весь вектор общественного внимания переключается на него.
– Кажется сегодня два человека вовремя осознали что друг другу они не подходят, – бодрым и жизнерадостным тоном оптимиста возвещает он, – а давайте за это выпьем, дорогие друзья. А то у нашего шампанского весь градус с пузырьками выйдет!
Гости откликаются на это одобрительным гулом.
И вправду – ожидаемый праздник так внезапно превратился в драму. Все разбежались, жених, невеста, а что делать неприкаянным гостям?
Отличный вариант – выпить и закусить, ведь вся закуска оплачена!
Одной проблемой меньше…
Теперь ничто не мешает прошагать в дальний зал ресторана, упасть на пустой стул рядом с невозмутимой уже знакомой мне Татьяной Алексеевной. Малышка-Карамелька сидит и в ус не дует, мордочка вся в креме и лучится удовольствием. Приветствует меня звонким: “Пивет” – заставляя сердце радостно вздрогнуть. Она меня запомнила, моя малышка меня запомнила, и так искренне радуется при виде меня.
А вот бабушка её совсем не радуется.
Только смотрит на меня в упор испытующим взором.
– Сам-то хоть понимаешь, что натворил? – ровно спрашивает, доставая салфетку для одной очень сладкой мордашки.
– Понимаю, – коротко отвечаю, – и ничего не стал бы менять даже сейчас. Зная.
Нерешительно протягиваю руку вперед, без особой надежды, но еще пара секунд испытующего изучения, и мне все-таки вручают вожделеленную салфетку. А я осторожно-осторожно, чтобы не спугнуть зайку, протягиваю руку к лицу моей дочки.
Она звонко хихикает и уклоняется.
Мимо!
– Тяжело тебе будет, – эти слова Катина мать произносит без угрозы, скорей с констацией факта. А я… И не думаю спорить. С очевидными вещами не спорят. Только кто сказал, что сложности – повод для капитуляции?
Глава 26. Катя
– Кать, Кать…
Голос Аньки доносится будто сквозь плотную вату, забившую мне уши.
– А? – я осоловело моргаю, и смотрю на подружку будто после долгого нырка.
Сколько я вот так стояла и смотрела на свой дом? Обреченно, пусто, не смея даже сделать вдох. Судя по озабоченности сразу в двух лицах – Анькином и Вознесенского, гораздо дольше приемлемого.
И… Хочется постоять еще…
Кому-то помогают дома стены, а мне кажется – они упадут на меня, рухнут, раздавят, оставят одно только влажное пятно даже не похожее на человека.
Господи, кто-нибудь включите мне перемотку. Так, чтобы вот уже два года прошло и я готова весело рассмеяться, вспоминая сегодняшний день.
Жених у алтаря бросил! Боже, да, было же…
Я бы этого сейчас хотела, вместо того чтобы стоять, смотреть на собственный дом и не ощущать, как внутри нарастает тьма…
Когда на мои плечи ложатся тонкие легкие Анькины руки – я вздрагиваю, но отпускает почти сразу.
Это Капустина, всего лишь…
Когда по щеке бежит первая слеза – я смахиваю её нервным, бездумным движением. Когда бежит вторая – повторяю этот жест дерганее и резче. Когда волна беззастенчивых рыданий накрывает мир передо мной – шансов скрыть свою слабость ото всех совершенно не остается.
– Зайка, зайка… – Анька ворчит и прижимает меня к себе… – пошли они все нахрен.
– Пошли-и-и…
У меня нет сил ни на что, только стоять, цепляться в неё и захлебываться пустотой, которой резко стало много.
Нет, так нельзя…
Я собираюсь воедино, так же резко как и разлетелась вдребезги. Стираю влагу с мокрых щек безжалостным движением ладоней.
– Погнали отсюда, – задираю повыше подбородок, показывая Аньке что все у меня пучком.
– Куда это? – Анька заинтригованно приподнимает бровь.
– Заливать душевные раны, – растопыривая пальцы чашкой, я неровно пошатываюсь на каблуках.
– Ты уверена, что этого хочешь…
– Хочу! – категорично встряхиваю головой, – меня сегодня бросили, имею права.
– … ехать в бар, не переодевшись, – Анька насмешливо морщится и скептично скользит взглядом по пусть и не самому форматному, но все же – свадебному платью.
– Ах это… – Я критично, щурюсь глядя на подол, – ну да, конечно. Сначала надо залить его вином, а потом сжечь. Можно – на крыше
