Что за нелепость, оборвала она себя. Я начинаю подозревать всех — даже американского посла во Франции! Но ведь не без причины…
Ее пропустили в здание посольства и направили в пресс-бюро. Правда, пресс-атташе был на приеме у посла и не мог принять ее лично, но ее заверили, что служащие пресс-бюро помогут ей. Не успела она сделать несколько шагов по коридору, как ей опять стало дурно, подступила тошнота, и она на минутку приостановилась. «Я не пила воды, да и не может это быть местью Монтесумы — о нем в Париже вряд ли кто и слышал. Я знала, что не надо завтракать».
И она потеряла сознание.
Открыв глаза, она обнаружила, что лежит на кушетке, вроде бы как в офисе. Весьма привлекательный мужчина лет тридцати пяти, черноволосый, голубоглазый и стройный, даже худощавый, суетился вокруг нее. Вот он нагнулся и начал расстегивать ее блузку.
— Что это вы делаете? — грозно спросила она, отталкивая его руку и приподнимаясь.
— Спокойно, — отозвался он, беспрекословно убирая руки. — Я вовсе не собирался воспользоваться вашим плачевным состоянием, как вы, должно быть, подумали, — а ведь подумали, правда? Но вы упали в обморок, и мне пришлось нарушить ваш туалет, чтобы привести вас в чувство.
Она даже задохнулась.
— Я упала в обморок?
Он улыбнулся:
— Чудесный прыжок, мадемуазель! Вы упали мне прямо на руки.
Взгляд у нее стал подозрительным.
— Кто это будет прыгать перед тем, как упасть в обморок?
— Ну что я могу поделать, если мне захотелось представить это в более поэтическом свете? — Он показал ей мокрое полотенце. — Лежите смирно — вам не следует так скакать. Я положу вам полотенце на лоб — если вы, конечно, не начнете меня снова отпихивать.
Она улеглась.
— Ладно, мир.
— Так-то лучше. — Он пристроил полотенце у нее на лбу. — Держу пари, что свет не видел пациентки хуже вас.
— Вы, видимо, врач?
— Ваше предположение неверно. Я пресс-атташе, и зовут меня Николас Кендэлл, — представился он. — А вы?
— Джейми Линд из еженедельника «Уорлд вьюз», — ответила она, пристально его изучая. Чертовски красив: глубокая синева глаз, волнистые волосы, касающиеся воротничка рубашки, обаятельная улыбка! Мне следует держать рот на замке, напомнила она себе. Я умерла и вознеслась на небеса — всякому известно, что именно так выглядят ангелы.
— Что же привело вас в Париж, Джейми Линд? — осведомился он.
— Мне нужно найти мужчину, — не раздумывая, отозвалась она.
Он усмехнулся:
— Ну, тогда вы приехали куда надо. Хотя вам следовало бы взяться за это дело поаккуратнее.
— Как это?
— Ну, едва ли вы найдете себе мужчину, если будете вести себя так агрессивно, — пояснил он.
— У меня цель совсем другого свойства, — внушительно произнесла она.
Он шутливо приподнял бровь.
— Какого же именно?
— К вашему сведению, я ищу пропавшего человека, — сказала Джейми, прижимая холодное полотенце ко лбу. — Он пропал очень давно, так что найти его нелегко.
— Давно? Когда же?
— Без малого двадцать лет назад. — Она попыталась сесть, но голова опять закружилась. Он пришел ей на помощь.
— Не спешите. Полежите спокойно, пока это не пройдет, — протягивая ей стакан с водой, посоветовал он. — И часто с вами такое бывает?
— Никогда, — отрезала она, — я здорова, как лошадь.
Чуть помедлив, он спросил:
— А вы, случайно, не беременны?
Впервые за все это время она рассмеялась.
— Если так, то придется признать, что непорочное зачатие все-таки не выдумка.
Николас улыбнулся. Чудесная улыбка, решила Джейми, просто неотразимая.
— А этот человек, которого вы разыскиваете, — спросил он, — кто он, вы можете что-нибудь рассказать о нем?
Джейми помолчала.
— Это мой отец.
Вашингтон
Гарри Уорнер приехал в офис необычайно рано, почти в пять утра, и в одиночестве дожидался звонка из Парижа. Когда зазвонил его личный телефон, он с нетерпением схватил трубку.
— Уорнер слушает.
— Джейми Линд находится сейчас в американском посольстве.
— Она уже с кем-нибудь разговаривала?
— С пресс-атташе Николасом Кендэллом.
— Он не из наших, — заметил Уорнер, — продолжайте наблюдение.
— А как насчет Кендэлла?
— А что?
— Она может рассказать ему…
— Сомневаюсь, — самонадеянно заявил Уорнер. — В конце концов она только что познакомилась с ним, к тому же питает отвращение к незнакомцам, да и к друзьям, похоже, тоже, когда речь заходит о ее прошлом. Вряд ли она поспешит всех оповестить, особенно после истории с Кэнтреялом.
— Ты так уверен?
— Это то немногое, в чем я абсолютно уверен.
— Мой отец был шпионом.
Джейми совсем не была убеждена, что следует вот так сразу выкладывать все человеку, которого она едва знает. Ее столько раз предавали, даже любимый! Вокруг нее умирали все, кто пытался приподнять или даже коснуться завесы, которая скрывала таинственную деятельность ее отца. Теперь она сама чувствовала себя движущейся мишенью. Как можно так откровенничать с незнакомым человеком?
Николас уставился на нее:
— Он был агентом спецслужбы?
Она кивнула.
— И думаю, он выполнял задание — под видом деловой поездки, когда исчез.
Николас в раздумье поглаживал подбородок.
— Это, конечно, усложняет дело, — сказал он наконец.
В глазах у нее отразилось изумление.
— Почему?
— Если бы ваш отец был американским туристом или бизнесменом, который пропал, скажем, неделю или даже месяц назад, тогда мы, вероятно, и смогли бы что-нибудь предпринять! — Шагал он по ковру из конца в конец своего кабинета. — Но секретный агент, испарившийся почти двадцать лет назад…
— Но ведь он же американский гражданин, черт побери! — перебила его Джейми. — И исчез он здесь, в Париже, работая на правительство Соединенных Штатов! Вот в чем соль!
— Но двадцать лет назад, — мягко возразил он.
В ее голосе появилось презрение:
— Вы хотите сказать, что дядюшка Сэм умывает руки, когда кто-то из его граждан попадает в беду? Чем мой случай отличается от захвата американского посольства в Тегеране или каких-то других налетов на американцев?
Он присел рядом с ней на диван.
— Очень отличается, — начал он, вздыхая, — потому что ваш отец принимал участие в секретных операциях. Есть определенные неудобства, с которыми сталкивается разведчик, переступая границы своих обязанностей.
— Какие еще неудобства? — спросила Джейми, отчеканивая каждый слог.
— Жизнь разведчика сейчас мало чем отличается от легендарных дней СУ времен мировой войны, — пояснил он. — Жизнь разведчика — это жизнь одиночки, не желанного в чужой стране, которому не на что рассчитывать, кроме собственной сноровки. А с опасностью он сталкивается каждый день и знает, что один неверный шаг грозит гибелью, что, если его схватят, его собственное государство не только не заступится за него, но будет всячески отрицать его существование. Что ему остается перед угрозой пожизненного заключения или казни? Переменить кожу, то есть начать работать на своих бывших противников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
