Железные руки схватили его за лацканы пиджака и притянули к уроду. В голове успела сверкнуть мысль: "Еще и педик!". Рот незнакомца приоткрылся, откуда-то изнутри послышалось утробное рычание. Что-то ослепительно-красное ударило Дмитрия в лицо и доставило невыносимую боль, словно внутренности его одномоментно взорвались. Тогда хватка ослабла, и псих повалился на землю, как мешок. Дмитрий тоже не устоял на ногах. Он упал и конвульсивно задергался в пыли, то ударяя себя коленями в подбородок, то выгибаясь и рискуя сломать себе позвоночник. Ему показалось, что это смерть.
Через несколько секунд он затих.
Дмитрий лежал и слушал ритм собственного сердца, все более спокойный. Боль отступала, нарастала тошнота. Он успел приподняться на локте, чтобы не испачкать самого себя рвотой, и желудок вывернуло наизнанку. Темная, с отвратительным запахом пена ударила изо рта. Это был запах сточной канавы, падали, настолько концентрированный, что Дмитрий никак не мог остановиться. Сознание его топили в каком-то вонючем болоте.
Полусломанный фонарь отчаянно мигал, как больной нервным тиком. Пожалуй, он один и был свидетелем странной сцены.
Наконец Дмитрий поднялся и утерся рукавом, размазав по добротной ткани гадостную слизь, скапывающую с подбородка. Он холодно взглянул на лежавшего без сознания психа, подтолкнул его носком туфли, махнул рукой и уселся в помятую "Ауди".
Выехав на проспект, Дмитрий включил магнитофон и, не сбавляя скорости, заглянул в "бардачок", где обнаружил сразу несколько пар темных очков. Выбрав себе одни, он нацепил их вместо сломанных обычных. Темные очки оказались с диоптриями, очень хорошего качества. Дмитрий взглянул на себя в зеркало, поправил их на носу, удовлетворенно "гикнул" и вдавил педаль в пол.
Покореженная "Ауди" пулей помчалась по проспекту.
- Ну-ну, братишка. Надеюсь, до скорой встречи! - пропел Аксенов.
Следователь Шелухов Антон Сергеевич был, пожалуй, еще слишком молод для того, чтобы называть его по имени-отчеству. В то же время работник он был ответственный и энергичный. Так природная непоседливость дала благие всходы. В ростовском угро он был на хорошем счету, умел разговаривать с людьми, умел где нужно посочувствовать, не становясь при этом "жилеткой для высмаркивания", но мог и тактично нажать, если это требовалось для дела.
Чаще всего Антон Шелухов ходил пешком, за что среди коллег и получил прозвище "Ходок". Своим "Москвичом" он пользовался лишь в крайних случаях, потому что считал Ростов слишком маленьким городом. Наматывая километры, Антон таким образом сохранил подтянутую фигуру и приобрел стремительную, "летящую", походку, едва ли не такую же, как у Петра Великого. Ему это нравилось. Он терпеть не мог, особенно весной и летом, в жару, сидеть в душном кабинете среди папок и жужжащих мух. Конечно, перепадало ему и это, как всем, но основная его работа состояла в обходе квартир, сборе информации и опросе свидетелей. Самые удачные решения, выросшие из анализа данных, к нему всегда приходили "на лету" - где-нибудь в трамвае или в марш-броске от одного пункта в другой.
Трудное подвергалось его атакам сразу. Энергичный следователь набрасывался на него, как лев, и разделывал с невероятной скоростью. Плохое же оставлял на потом - то, что уже нельзя было изменить.
Вот с этим, плохим, он и шел майским вечером в одну из квартир, тем более, что сам Шелухов жил неподалеку. Антон уже предвидел все, что увидит и услышит в ответ на принесенную с собой новость. Вот уж действительно: Лучшие новости - это полное их отсутствие...
Несмотря на легкую усталость, он не выстоял в ожидании лифта и поднялся по лестнице, тем более, что ему был нужен всего-навсего третий этаж. За это время он прикинул фронт работы: как начнет беседу, какие подберет слова, чем закончит, когда разговор, направленный по нужному руслу, придет к логическому завершению.
На его звонок долго не отвечали. Антон нетерпеливо взглянул на часы: была почти половина десятого, стемнело, и хозяйка квартиры должна уже быть дома, она сама так говорила, когда подавала заявление.
На третью трель за дверью послышались легкие шаги, на глазок упала тень, и следователь поднял удостоверение. Тогда щелкнул замок.
Шелухов почему-то готовился увидеть неряшливую оплывшую тетку неопределенного возраста с плохо покрашенными волосами и облезлым пунцовым лаком на ногтях - типичную представительницу класса "брошенных жен". Тем большим было его удивление, когда на пороге возникло грациозное златовласое чудо, которому на вид нельзя было дать больше двадцати-двадцати трех лет. Это "чудо" было небольшого роста, не накрашенное, с чуть припухшими зеленоватыми глазками и великолепной фигуркой под тонким шелковым халатиком.
- Добрый... вечер... - выдавил он, еще раз показывая "корочки". - Я из милиции...
Она кивнула.
- Гм... Гроссман Рената Александровна - это вы? - Антон все еще сомневался, что златовласое "чудо" является самой Гроссман, а не ее, скажем, дочерью или племянницей: заявление от нее принимал не он, а Кирилл Танской, который затем благополучно взвалил это дельце на плечи исполнительного коллеги.
Дива кивнула еще раз и отступила, тем самым приглашая его войти в просторную прихожую. Шелухов вошел. Чтобы изучить обстановку, его тренированному взгляду хватило полсекунды. Семья явно не из бедных, со вкусом у них тоже все в порядке. Но подсказывало ему чутье, отточенное за годы работы в органах: что-то не так в этом уютном, на первый взгляд, и добротно свитом гнездышке. Отчуждение какое-то. Перевалочная база. Видел он однажды страшно облезлую халупу с плесенью на потолке и обшарпанным полом. Хозяева не стеснялись пререкаться даже при нем. Повсюду кишели дети, тараканы, валялись обмоченные ползунки и поломанные игрушки, носилась, сверкая выпученными глазами, пятнистая кошка, в общем - кипела жизнь. А здесь Антон жизни не почувствовал. Не было здесь души. Нигде на подоконниках не росли цветы, нигде не было намека на человеческий беспорядок. Не общежитие, но храм поверженного бога, иначе не скажешь.
И здесь, в этой громадной прихожей, миниатюрность хозяйки, ее потерянность приобретали гротескную форму, подчеркивались. Девочка смотрела на него вопрошающе-распахнутыми глазами, и он видел - тело ее дрожало под тонкой тканью халатика.
- Извините, - терзая собственные ладони острыми ногтями, почти прошептала она, - я не сразу вас услышала. Давно не сплю, а сегодня как выключилась. Простите, что заставила ждать...
- Ничего страшного, - Антон заглянул в папку с делами и, собираясь с мыслями, пролистал несколько не имеющих никакого отношения к Гроссманам листков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
