– Полно тебе убиваться, – попробовал утешить я собрата по несчастью, – в конце концов, мы не в Сахаре, здесь тоже процветает виноторговля.
Однако кидалово, как выражался мой друг, оказалось куда объемнее, чем виделось нам из подземелья. Кухня была чисто убрана, однако не хранила отпечатка недавней жизнедеятельности человека. Да и во всем остальном доме, кажется, не было ни души.
– Не понял?! – шалея от собственных наблюдений, пробормотал Сергей. – Где Тишка, где Мюнхгаузен? Где вообще кто? Шо деется, господа затяжные приседатели?!
Честно говоря, я не знал, что ему ответить. Какими-то неистовыми прыжками я взлетел по лестнице вверх. Дверь библиотеки была открыта, золотого петушка на прежнем месте не было. Не оказалось также оставленного атласа, да и лужа, еще недавно красовавшаяся на ступенях, осталась лишь в нашей памяти.
– Э-эй, а ну, кто здесь ныкается – выходи! – угрожающе заорал Лис. – У меня ж кулак шо менингит! Раз садану – будешь валяться в соплях, умолять, шоб добил! Капитан, сюда вали!
Я бросился на помощь соратнику, по пути обнажая шпагу, однако, не добегая ступенек трех до залы второго этажа, застыл на месте, так что едва не уселся от неожиданности. Прямо ко мне по блестящему полу двигалась мужская тень. Позади нее с пистолем и шпагой в руках стоял ошарашенный Лис, не зная, то ли выстрелить в темное пятно, скользящее по лощеному паркету, то ли оставаться на месте и не делать резких движений. Тень приблизилась к лестнице, на которой продолжал стоять я, и моментально изломалась о ступени.
– Ты что-нибудь понимаешь? – указывая на аномалию, обалдело поинтересовался Лис. – Это чья-то не наша тень. – Сергей для убедительности потряс рукой, демонстрируя, что его отражение на паркете повторило его движение.
Между тем я молча подвинулся, и темное пятно, благодарно кивнув, начало подниматься в обитель книжных знаний.
– Это тень Брюса, – наконец вымолвил я, опасаясь верить собственной догадке.
Тень беззвучно захлопала в ладоши и сделала приглашающий жест, точно прося следовать за ней. Мы, ни слова не говоря, повиновались, будто следуя за дудочкой легендарного крысолова. Очерченный солнцем абрис сподвижника Петрa Великого приблизился к одной из бойниц, имитирующих здесь окна, и замер, поджидая нас.
– Что такое? – Я остолбенел… и лишь молча кивнул Сергею, приглашая взглянуть в окно.
Роскошный парк увядал, ветви деревьев еще хранили остатки листвы, но большая часть ее, являя миру щедрое многообразие желтого и красного цветов, устилала землю сколь видел глаз.
– А мы вообще где? – пробормотал мой напарник. – Это что, оптические опыты? Галлюцинации? Обман зрения? – Он ринулся вниз к выходу, не желая верить увиденному.
Я продолжал стоять у окна и через минуту мог наблюдать, как говорят, в реальном времени, как Сергей выскочил во двор и побежал к выезду из усадьбы. Он притормозил у запертых ворот и, схватившись за толстые чугунные прутья, начал с силой их трясти, давая выход накопившемуся за время нашего короткого путешествия нервному возбуждению. Но тут мое внимание привлекла еще одна фигура, которая брела по заваленному палой листвой парку, не обращая на беснующегося мужчину ни малейшего внимания. Это была дама, скорее пожилая, одетая весьма просто, чтобы не сказать, бедно. Наклоняясь раз за разом, она поднимала с земли безжизненные засохшие листья, и те точно по мановению волшебной палочки обращались в диковинные цветы, отливающие червонным золотом.
Внезапно, словно почувствовав на себе мой взор, женщина остановилась и, выпрямившись, бросила внимательный долгий взгляд на островерхую башню, в которой располагалась библиотека. Я отпрянул от бойницы так, будто в каждом зрачке неведомой колдуньи таилось по молнии. Это была та самая букетница, которая не так давно обещала нам пребывание под Брусьевым Костылем.
– Вальдар, – послышался за моей спиной голос Лиса, – есть сообщение.
Я оглянулся. Увлеченный наблюдением за странной собирательницей гербариев, я начисто позабыл отслеживать Лисовы терзания.
– Слушай сюда и думай, шо нам с этим делать. Только думай быстро, потому как со временем тут какие-то завихрения. Сообщение первое. – Он вытащил из-за спины сложенную пополам газету, на которой виднелся знакомый шрифт названия «Санкт-Петербургские ведомости». – Подобрал вот, у ворот лежала, – пояснил он.
– Что пишут? – невольно спросил я.
– Еще не читал. Ты лучше глянь сюда. Вот дата. Если ей верить, то сейчас, кругом-бегом, 15 октября 1806 года. Судя по окрестному пейзажу, так оно и есть.
– М-да… Вот это мы влипли! Такой поворот событий многое объясняет. Уж и не знаю, что за темпоральный механизм расположен под Брусьевым Костылем, но, посуди сам, мы исчезли в феврале, сейчас вторая половина октября. С тех пор здесь, вероятно, никто не жил, потому-то и вино исчезло. Его попросту вывезли, как и наши вещи.
– Ценное наблюдение, – кивнул Лис. – Но давай-ка я тебе еще информацию для размышления подкину. Ты как, стоишь крепко? Если нет, то лучше сядь.
Я, не говоря ни слова, подошел к креслу и опустился в него. Когда Сергей предлагает сесть, к его словам, пожалуй, есть резон прислушаться.
– Так вот. – Лис, выдерживая паузу, тщательно сложил газету и засунул ее в карман. – Последние минут десять я попеременно вызываю базу и Палиоли. Угадай с трех раз, каков результат?
Я порывисто выдохнул, точно собираясь нырять в глубокий омут, и прижал руку к груди, активизируя связь. С тем же успехом я бы мог пытаться включить здесь радио.
– Ко-ко-ко-ко! – послышалось с порога торжествующее квохтанье.
Мы, не сговариваясь, обернулись на зов. Чертова птица во всей своей золоченой красе стояла у приоткрытой двери, поскребывая когтистой лапой дубовый порог.
– Он еще и издевается! – Сергей выхватил у меня пистоль, но выстрела не последовало.
Золотой стервец опрометью кинулся вниз, Лис – за ним, я – за Лисом. Через минуту мы снова были перед винным погребом, а поблескивающий хитрыми глазками беглый механизм смотрел на нас из подполья, требуя продолжения игры.
– Я, может, конечно, ошибаюсь, – кладя руку поверх ствола Лисова пистолета, вымолвил я, – но, по-моему, нам следует идти за ним.
– Следует, не следует… Мы вон уже последовали! Теперь одна надежда – поймать этого чертова бегуна и сдать по весу в ломбард, а то ведь у нас тут не только вещей и документов, у нас тут и бабла 0 рублей 0 копеек, так шо птаха – весь наш стартовый капитал. Хотя бы сто целковых за него получим, а там я уж шо-нибудь придумаю.
– В любом случае нам туда. Только, пожалуйста, не стреляй. Я ведь знаю, ты не промахнешься, а за поломанный механизм нам дадут куда меньше, чем за целый.
– Уболтал, – нехотя вздохнул Лис. – Спускаемся!
Щель в стене по-прежнему зияла незажившей раной, и золотой петушок вышагивал перед нами с видом триумфатора, ведущего за собой царственных пленников. Пол, как мне и показалось вначале, действительно шел под уклон, причем довольно круто. Однако чем ниже мы спускались, тем светлее делалось вокруг. Я уже отчаялся понять, откуда идет этот свет, когда внезапно, точно повернув за угол, оказался пред неким светящимся конусом, посреди которого стоял человек в длинном темно-зеленом камзоле, шитом золотом. Красные штаны, видневшиеся из-под верхнего платья, вероятно, свидетельствовали о принадлежности неизвестного к российской артиллерии.
– Вы заставляете себя ждать, милорд Вальдар, – донеслось из конуса на прекрасном английском, пожалуй, с чуть заметным гельским акцентом.
– Вам известно мое имя? – отбрасывая конспирацию, поинтересовался я.
– Известно! Но к черту расспросы! Я генерал Яков Брюс и живу вечно. Некогда я этого хотел, и, как видите, у меня получилось. Вы – Уолтер Камдейл или же Вальдар Камдил. Ваш друг – Сергей Лисиченко. Вы оба сотрудники некоего Института, цель которого, как я понимаю, – максимально сбалансировать энергетические потоки во множестве вероятностных миров, составляющих единую систему потоков божественной энергии.
Впрочем, сейчас это не важно. Можете считать, что для всех реальностей, где вы были известны, вы пропали без вести. Там, где вы находитесь сейчас, время движется по спирали, заключенной в обращенную вниз пирамиду. В центре ее, как видите, стою я. Если пожелаете, это и есть так называемый философский камень, а вместе с ним эликсир вечной молодости. Признаться, я сам до конца не ведаю, как он действует. Все, что мне известно, – я бессмертен, я существую одновременно в прошлом, настоящем и будущем и размазан по четырем мирам, точно по количеству граней пирамиды.
В одном мире вы имели возможность лицезреть результаты моего движения, в другом же – я лишь тень, еще в двух вы могли бы узреть мой облик или же услышать речь. Крайне неудобное состояние, доложу я вам. С одной стороны, весьма расширяет способности организма, с другой – же ужимает их до самой малости.
