не носил его в течение большей части своих шестидесяти двух лет. Когда он установил обруч в нужное положение, черная микросхема на зеленой печатной плате стала видна совершенно четко. Уокер различал каждую блестящую металлическую ножку – паучью лапку, угодившую в ловушку серебристой лужицы застывшего припоя.
Кончиком очень тонкого паяльника Уокер коснулся припоя, одновременно нажав ногой на резиновую грушу под столом. Металл вокруг ножки расплавился и втянулся в соломинку. Одна ножка из шестнадцати освободилась.
Уокер уже собрался перейти к следующей – он не спал всю ночь, доставая из плат сгоревшие микросхемы, чтобы отвлечься от разных мыслей, – когда услышал в коридоре знакомый топот очередного носильщика.
Бросив на стол плату и паяльник, Уокер торопливо подошел к двери. Не отпуская ручку, он выглянул в коридор, когда парень пробегал мимо.
– Носильщик! – рявкнул Уокер. Парень неохотно остановился. – Какие новости, мальчик?
Мальчишка улыбнулся, показав белые молодые зубы:
– У меня большие новости. Но они тебе обойдутся в чит.
Уокер с отвращением хмыкнул, но все же принялся копаться в карманах. Он поманил парня:
– Тебя ведь Самсон зовут, верно?
Парнишка кивнул, тряхнув волосами.
– Ты был учеником Глории?
Парень снова кивнул, не сводя глаз с серебристого чита, извлеченного Уокером из кармана, в котором бренчала всякая всячина.
– Знаешь, Глория обычно жалела одинокого старика. И рассказывала мне все новости.
– Глория умерла, – возразил носильщик и протянул руку.
– Это точно, – согласился Уокер, вздохнув. Он уронил чит на протянутую ладонь, затем помахал морщинистой, покрытой пятнами рукой, ожидая известий. Ему страстно хотелось узнать новости, и за это он с радостью заплатил бы и десять читов. – Подробности, мальчик. Не пропусти ни единой.
– Очистки не было, мистер Уокер!
Сердце Уокера замерло. Носильщик развернулся, собираясь убежать.
– Стой, мальчик! Что значит «очистки не было»? Ее освободили?
Носильщик покачал головой с длинными, растрепавшимися от быстрого бега волосами.
– Нет, сэр. Она отказалась!
Глаза у парня блестели, он ухмылялся до ушей, распираемый восторгом, оттого что он один здесь владеет такой новостью. За его жизнь никто еще не отказывался чистить. И за жизнь Уокера тоже. Может быть, вообще никогда. Уокера охватила гордость за Джульетту.
Мальчишка немного подождал. Ему явно не терпелось бежать дальше.
– Что-нибудь еще? – спросил Уокер.
Самсон кивнул и выразительно посмотрел на карманы Уокера. Тот испустил долгий вздох отвращения: что стало с этим поколением? Он порылся в кармане одной рукой, нетерпеливо помахивая другой.
– Она ушла, мистер Уокер!
Носильщик схватил чит с ладони Уокера.
– Ушла? То есть умерла? Да говори же!
Зубы Самсона блеснули, когда чит исчез в его кармане.
– Нет, сэр. Ушла за холм. Отказалась чистить, мистер Уокер, а затем просто взяла и ушла. Куда-то к городу, и мистер Бернард все это видел!
Юный носильщик шлепнул Уокера по руке – ему явно требовалось что-нибудь ударить из-за переполнявшего его восторга. Откинув с лица волосы, он широко улыбнулся и побежал по своим делам – с отдохнувшими ногами и потяжелевшим карманом.
Ошеломленный Уокер так и остался стоять в дверях. Ему пришлось стиснуть косяк железной хваткой, чтобы не упасть. Пошатываясь, он постоял, тупо глядя на стопку тарелок, которую выставил прошлым вечером в коридор. Обернувшись, посмотрел на разобранную постель, манившую его всю ночь. От паяльника все еще поднимался дымок. Уокер закрыл дверь в коридор, который первая смена вот-вот должна была наполнить постукиванием и позвякиванием, и выключил паяльник, пока не начался пожар.
Он постоял возле стола, думая о Джулс и этой новости. Ему очень хотелось знать, получила ли она его записку вовремя, хотелось избавиться от ужасного страха за нее, который терзал его изнутри.
Уокер вернулся к двери. «Глубина» начинала просыпаться. Его тянуло выйти к людям, переступить порог мастерской, стать частью беспрецедентного события.
Наверное, Ширли вскоре принесет ему завтрак и заберет пустые тарелки. Можно ее дождаться, немного поговорить. И тогда, возможно, эта безумная одержимость исчезнет.
Но ждать?.. Когда минуты копятся, подобно стопке заказов на работу, а он не знает, насколько далеко ушла Джульетта и как отреагировали другие на ее отказ делать очистку… Эта мысль и заставила его действовать.
Уокер поднял ногу и остановился в нерешительности: предстоящий путь страшил.
Он набрал в грудь побольше воздуха и сделал первый шаг. И внезапно ощутил себя отважным исследователем. Вот он, Уокер, через сорок лет идет, пошатываясь, по знакомому коридору: рука скользит по металлической стене, и все ближе поворот. А что там, за поворотом, ему уже не вспомнить.
И Уокер стал еще одним стариком, проникшим в великую неизвестность, ошеломленным тем, что там может обнаружить.
34
Ужель нет состраданья в Небесах?
Им видно ведь насквозь мое несчастье.
Ах, матушка, не выгоняйте вон!
Массивные стальные двери шлюза раздвинулись, и наружу с сердитым шипением вырвалось большое облако аргона.
Джульетта Николс просунула ногу в узкую щель. Двери открылись не полностью, чтобы не пропускать внутрь атмосферные токсины, поэтому ей пришлось развернуться боком, чтобы протиснуться наружу, прижимаясь мешковатым комбинезоном к толстым створкам. В голове осталась лишь мысль о яростном пламени, которое вскоре заполнит шлюз. Его языки уже как будто лизали ей спину, заставляя торопиться.
Джульетта вытянула через щель вторую ногу – и внезапно оказалась снаружи.
Снаружи.
Над ее шлемом сейчас не было ничего, кроме облаков, неба и невидимых звезд.
Она прошла вперед, вынырнула из тумана шипящего аргона и оказалась на пандусе с высокими боковыми стенами. В углах между стенами и наклонной поверхностью скопилась нанесенная ветром слежавшаяся пыль. Было легко забыть, что верхний этаж укрытия расположен под землей. Вид из кабинета шерифа и кафетерия создавал иллюзию пребывания на поверхности, примерно на высоте человеческого роста, но причиной тому были расположенные на этом уровне датчики и камеры.
Джульетта взглянула на номера у себя на груди и вспомнила, что ей полагалось сделать. Она зашагала вверх по пандусу, опустив голову и глядя на ботинки. Она сама не понимала, что вообще заставляет ее двигаться – то ли безразличие и оцепенение, которое охватывает людей перед казнью, то ли инстинкт самосохранения, простое стремление уйти подальше от огненного ада в шлюзе, то ли желание оттянуть неизбежное, потому что она могла строить планы только на ближайшие несколько секунд.
Когда Джульетта поднялась наверх, перед ее глазами развернулась ложь, величественный и эффектный обман. Зеленая трава покрывала холмы густым ковром. Небеса были опьяняюще голубыми, облака – белоснежными, как новое постельное белье, а воздух кишел жизнью.
Джульетта повернулась на месте, разглядывая эту впечатляющую фальсификацию. Она словно
