Слишком хотелось позволить себе что-то большее. Ласковая, гибкая, отзывчивая, она умопомрачительно пахла чем-то сладковато-пряным, губы хранили легкий ягодный вкус вина, а ее пальцы, путавшиеся в волосах и цеплявшиеся за плечи, совершенно лишали силы воли. Через несколько секунд она уже боком сидела у него на коленях, прижимаясь всем телом, и явно не смущалась ни тесных объятий, ни его ладони, сжавшей ее бедро.
Внезапно представившаяся возможность воплотить то, о чем даже мечтать не стоило, ударила в голову сильнее, чем могли бы несколько бутылок вина. Дмитрий даже не сообразил, как и в какой момент это произошло, но надоедливая юбка вдруг перестала путаться под руками, а девушка оказалась сидящей уже не боком, а верхом на его бедрах. И кобура почему-то совсем не мешалась…
А куда она вообще делась, эта кобура?
Ответ на этот вопрос пришел еще через мгновение, когда ладони Анны прошлись по его спине уже под рубахой — словно кипятком по нервам. Он крепко стиснул ее в объятьях, еще теснее прижимая ее бедра к своим, и поймал губами прерывистый сладкий вздох.
— Что ты со мной делаешь, бесовка… — хрипло пробормотал, осыпая поцелуями шею и ключицы в вырезе блузки.
— Снимаю с тебя рубашку, — тихо рассмеялась она в ответ. — Крючки на спине, помоги…
Дмитрий еще не сообразил, что за крючки и о чем речь, а пальцы уже нашли их и принялись торопливо, сбиваясь, расстегивать. Когда он управился с застежкой корсажа, девушка решительно потянула вверх его рубашку. Охотник не стал противиться, но — со злой мыслью, что с головой в холодную речку лучше без одежды, чтобы сушить не пришлось. А через мгновение перехватил ее запястья и, слегка отстранившись, заговорил как мог решительно:
— Аня, нам…
— Только попробуй это сказать, — оборвала Анна резко и недовольно, хмуро глядя исподлобья. Дмитрий осекся от неожиданности, а она продолжила: — Я обижусь. Очень. Всерьез.
Он нервно рассмеялся в ответ — ситуация была донельзя странной, не сказать — безумной. То есть, пожалуй, вполне в духе всех последних событий…
— Аня, это… неправильно, все должно быть не так, — глубоко вздохнув, он обнял ладонями ее лицо, на мгновение прижался лбом ко лбу. И постарался отвлечься от неспешных, изучающих прикосновений пальцев девушки, заскользивших по коже без малейшего стеснения. — Я хотел ухаживать за тобой как положено, а не вот так…
— Разве кто-то спросит с тебя за нарушение этих правил? — тихо, насмешливо спросила она, движением головы высвободилась из его рук. Поерзала, устраиваясь поудобнее, и мимолетно удовлетворенно улыбнулась, когда мужчина в ответ на это действие шумно втянул носом воздух и крепко стиснул ладонями ее бедра.
— Ты же сама пожалеешь. Если вдруг выяснится…
— Не думай об этом, — возразила Анна мягко, коснулась губами его плеча, нашла кончиками пальцев шрамы. Кожей чувствовала его напряжение и сомнения, и это приводило ее в восторг: то, что он продолжал упорствовать, борясь — она прекрасно это видела — не с ней, а с самим собой. Сильный, твердый, принципиальный… Тем приятнее будет, когда он наконец даст себе волю. — Упрямый… — протянула ласково, с удовольствием, поцеловала основание шеи, шею, висок. — Даже если кто-то узнает, в городе меня никто не осудит. Все и так знают, что ты — мой мужчина.
— Я точно сойду с ума с этим городом, тобой и здешними порядками, — с нервным смешком проговорил он в ее шею, коснулся губами ключицы, слишком заманчиво видневшейся в вырезе блузки.
Анна запрокинула голову, и он принял приглашение, проложил дорожку из поцелуев по шее к уху, прихватил губами мочку. Опять замер, уткнувшись носом в ее висок, впитывая дразнящий пряный запах и отчаянно пытаясь совладать с собой.
Все было неправильно, не так, как должно было быть, но… До чего же заманчиво было послать к бесам здравый смысл и принципы. Да, неправильно, но возможно ли вообще его "правильно" здесь, с этой девушкой? И нужно ли оно ему на самом деле или это просто очередная привычка, за которую он пытается уцепиться?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты твердо уверена, что хочешь этого? Прямо сейчас и… вот здесь? — все же предпринял он новую попытку.
Но ладони в этот момент скользнули по ее бедрам вверх, под блузку, под которой, на беду Дмитрия, не было нижней рубашки. Огладили, едва касаясь, с трепетом, даже робостью: теплая, нежная, бархатистая кожа — и его заскорузлые пальцы, ладони с сухими мозолями, как бы не оцарапать еще…
— Хочу. Хотя уже сомневаюсь, кто из нас невинная девушка, — тихо засмеялась она, блаженно прикрыв глаза. — И, предваряя твой последний глупый вопрос, да, я прекрасно понимаю, чего именно хочу. Только я надеялась, что ты возьмешь все в свои руки, потому что… Но можно и так, — закончила она уже с легким раздражением. Приподнявшись на коленях, одним движением стянула через голову блузку и, прильнув к мужчине всем телом, сама его поцеловала — жадно и напористо, не оставляя возможности для сомнений.
Растерянность и смятение Дмитрия длились пару мгновений, и Анна с трудом сумела спрятать собственную тревогу. Она могла говорить что угодно и бравировать, но все равно на краю сознания постоянно неприятно зудела мысль, что его упрямство может пересилить. И что делать тогда, она не представляла. Не зельями же опаивать. Зелья существуют, и Джия сделает, если попросить, и все получится, только вот… как ему потом в глаза смотреть, после такой-то подлости?
Да и времени на это не было, если верить ее ощущениям. Тогда уж сразу надо было решаться, а не ограничиваться полумерами в виде возбуждающего желание чжурского масла, которое она использовала вместо духов. И если она недооценила его упорство, то…
Но всерьез запаниковать она не успела. Мужчина обхватил ее затылок одной ладонью, ответил на поцелуй горячо, даже яростно, с нажимом провел ладонью вдоль ее бока, к груди, сжал — то ли перестал сдерживаться, то ли пытался напугать. Но даже если и так, затея была обречена на провал: он все равно осторожничал, боясь всерьез причинить боль, и сквозь нарочитую грубость сквозила ласка, которую Анна прекрасно ощущала.
Несколько секунд ушло на то, чтобы выбрать шпильки из волос и позволить им свободно упасть на плечи. И опять его ладони крепко стиснули ее бедра, прижимая плотнее. Анна прерывисто вздохнула от непривычных, сильных ощущений, впилась пальцами в его плечи, всем телом подалась навстречу. Если до сих пор она хоть немного беспокоилась о том, что может быть неприятно, и стыдно, и больно, то в этот момент сомнения окончательно растаяли. Совершенно точно будет хорошо, а все остальное, неизбежное… Вот когда будет, тогда она об этом и подумает.
Одной рукой Дмитрий нашарил ее сапог, но быстро понял, что так с ним управиться не выйдет. Мгновение — и Анна, охнув от неожиданности, вновь до боли впилась пальцами в его плечи. Для нее мир перевернулся слишком внезапно: вот только что она сидела, а теперь — под спиной плотное одеяло, а мужчина — сверху. Большой, твердый, тяжелый, и от этой тяжести все внутри опять сладко замирает.
Она издала какой-то невнятный, но явно возмущенный звук, когда он приподнялся и отстранился, потянулась следом. Но Дмитрий все равно выпрямился, прервав поцелуй. Сел на колени между ее разведенных ног, потянул за лодыжку к себе. Окатил жадным, горячим взглядом, а когда она приподнялась на локтях, проговорил негромко, со смешком:
— Мы куда-то торопимся?
— А вдруг ты передумаешь? — не растерялась она. Но расслабленно откинулась обратно на одеяло, когда он взялся за ее сапог, чтобы его снять.
— Бесовка, — усмехнулся он беззлобно, ласково.
— Хуже, — ответила она честно, но он только рассмеялся — не поверил.
О своем решении и настойчивости Анна не пожалела ни на секунду. Именно этого мужчину она ждала — во всех смыслах, именно он был ей нужен и никто больше. Он во всем был именно таким, как надо. Достаточно сильный, чтобы на него можно было опереться, но достаточно мягкий, чтобы позволить ей быть собой. Достаточно твердый, чтобы отдавать приказы, но достаточно чуткий, чтобы уметь уступить.
