Джулиан взял Эмму за руку, чуть выше перчатки. Его манеры были небрежны, будто это не он только что рассказывал душераздирающую историю своего детства.
– Я сама, – сказала Эмма и потянулась к дверце.
– Подожди. – Он удержал ее. – Ты сказала, что готова на это. Если передумала, то закончим нашу затею здесь. Иначе, если, оказавшись внутри, ты превратишься в чувствительную барышню, это сослужит нам плохую службу.
Эмма какое-то мгновение смотрела на его руку. Длинные изящные пальцы. С такими руками ему надо было стать художником.
Должно быть, это какая-то уловка, с внезапным отчаянием подумала Эмма. Любовницу такая история растрогала бы. Но в какой-то момент все начинают чувствовать одинаково. И зарождающиеся эмоции, волнение в крови, искушение сказать слова, которых лучше не говорить, все это притупляется, превращается в ничто. Любовнику даже на руку отсутствие у подруги душевных порывов. Он не ставит цель узнать ее душу. Его интересуют лишь удовольствия, которые могут доставить ее тело. Так в чем же уловка?
Эмма взяла Джулиана за руку. Как взяла бы за руку любого другого мужчину. И рука любого другого напряглась бы также, вливая тепло, которое, казалось, скользило вниз живота, омывало спину и колени. Пройдет немного времени, и новизна ощущений исчезнет.
– Нет, – сказала она, – я не буду кисейной барышней.
Джулиан назвал у двери свое имя, и их впустили без всяких церемоний. В холле было тихо.
– Никакой музыки? – спросила Эмма.
– Нет, – ответил Джулиан. – Еще один пролет.
Поднявшись по лестнице, они наткнулись на женщину, взгромоздившуюся на стол. Ее нагота была прикрыта лишь виноградными лозами. Поглядывая на лицо Джулиана, Эмма старалась подражать ему. Он выглядел в высшей степени бесстрастным, так что она тоже постаралась изобразить равнодушие. Молодой человек, сидевший на диване возле стола, лениво отщипывал с лозы виноградины и разговаривал с красивой блондинкой в атласном платье фиолетового цвета с глубоким вырезом. Раскусив очередную виноградину, он запустил руку в корсаж блондинки и, подняв ее грудь, провел надкушенной ягодой по соску.
– Тебе надо было напудриться, – негромко сказал Джулиан. – Твой румянец привлечет внимание.
– Если меня назовут самозванкой только потому, что я краснею…
– Нет, я имел в виду, что это возбудит интерес, который нам вовсе ни к чему.
– Тогда я буду смотреть в пол.
– Да, так лучше.
Однако сдержанность давалась Эмме непросто. Они шли через гостиную, где на буфете были выставлены вина и кушанья. Гости то подходили к карточным столам, то опускались на шелковые подушки. Обстановка была непринужденной. Несколько мужчин кивнули Джулиану, с любопытством поглядывая на скрытую вуалью Эмму.
– Здесь нет никаких слуг?
– Нет, – ответил Джулиан. – Если не считать охраны.
Когда они выходили из комнаты, Эмма оглянулась и увидела то, чего не заметила раньше: два скромно одетых молодых человека сидели у двери. У каждого из них был пистолет.
– Зачем ему нужна охрана?
– Здесь однажды произошло убийство. Это привлекло внимание. Колтхерст этого не любит.
Они свернули в длинный коридор. Светильники на стенах были украшены настоящим тростником в затейливых металлических скобках, похожих на извивающиеся черные языки, внизу стояли медные урны. Факелы вспыхивали, делая коридор подобием ада. В воздухе витал специфический запах, порочный, сладкий, вызывающий головокружение.
– Интересная картина, – сказала Эмма.
– Не стоит злоупотреблять этим словом.
Они шли по ковровой дорожке мимо массивных дубовых дверей, из-за которых доносились разнообразные звуки: стоны, смех, бренчание фортепьяно… вопль боли? Эмма не могла разобрать. Вслед за приглушенным стоном раздался пронзительный крик. Она быстро взглянула на Джулиана. Его рука напряглась, на скулах заходили желваки.
– Моруик сказал, что видел картину в кабинете, – едва слышно проговорил он. – Нам сюда.
– Тебе здесь явно неуютно.
Он сдержал вздох.
– Я очень давно здесь не был. Это не всегда так…
– Отвратительно?
– Знай я это, не привел бы тебя сюда.
– Все будет в порядке, – мягко сказала Эмма и тронула его за локоть. Ее левая ладонь уже лежала на его руке, так что он оказался в кольце ее рук. – Мы легко справимся. Ты меня вытащил из куда более страшных мест.
При этих словах Джулиан повернулся к ней. В колеблющемся свете его лицо казалось мозаикой из золота и тени, глаза блестели. Они сами были светом, и пол чуть покачнулся у Эммы под ногами.
Что она делает?
Эмма убрала руку. Джулиан ей поможет. И на этом все кончится. Они даже не друзья. Она не считала, что может быть ему другом.
– Тебе нехорошо?
Эмма сообразила, что остановилась. Она шагнула в нишу. Вмятины на ковре свидетельствовали о том, что отсюда недавно убрали скамейку.
– Просто немного… голова кружится.
– Возможно, это от запаха опиума. – Отведя вуаль, Джулиан вгляделся в ее лицо. – Всегда можно определить по глазам.
– Да, – кивнула Эмма. – Я знаю.
– Ты?
Он коснулся ее подбородка, но не сделал никакого движения, чтобы поднять ее лицо. И Эмма сделала это сама, просто чтобы избежать контакта с ним. От его прикосновения словно солнечный лучик заскользил по коже и головокружение усилилось.
– Я выбросила настойку опия. Разве я тебе не говорила?
– Нет, – мягко сказал он.
Она задавалась вопросом, что Джулиан увидел в ее лице. Почему он так помрачнел?
– У меня большие зрачки?
– Совершенно нормальные. – Джулиан провел тыльной стороной ладони по ее щеке, потом коснулся волос, чтобы вытащить шпильку. Эмма, запротестовав, потянулась остановить его. Он покачал головой. – Ты должна соответствовать образу.
Да, это правильно. Она должна выглядеть соответствующе. Эмма замерла. Он вытаскивал шпильки так аккуратно, но каждое его движение болью отзывалось в ее душе. Узел постепенно рассыпался: сначала один локон, потом другой… волосы волной упали на спину. В коридоре! Где любой может ее увидеть! Раньше надо было думать. Эмма, прислонившись к стене, смотрела на Джулиана.
– Отросли, – сказал он.
– Потребовалось много времени. У них на этот счет собственное мнение.
– А ты чего ожидала? – чуть улыбнулся он. – В конце концов, это ведь твои волосы, они все в хозяйку.
С сильным скрипом распахнулась одна из дверей. Кто-то быстро шел по коридору. Эмма потянулась к вуали, Джулиан наклонился вперед.
– На всякий случай, – сказал он едва слышно. Эмма почувствовала, как его волосы задели ее ухо, как губы коснулись шеи.
Нет!
Джулиан чуть сжал зубами ее плоть, посасывая. Синяк останется! «Я должна соответствовать образу», – напомнила себе Эмма. Это главное. Вот если бы она была любовницей, телом без души… Вчера ночью она проснулась от старого кошмара, но знала, что теперь ее слезы не имеют никакого отношения к родителям, кораблекрушению, угрозе жизни. Наедине с собой она была честна.