– Полковник! – позвал Комиссар. – Коробочка! Слышишь меня? Эй, распространенная русская фамилия, ты меня слышишь?
Нет, кажется, не слышал его полковник Коробочка. Раскрыв рот, он смотрел на то, что осталось от одного из его солдат. Комиссар толкнул полковника, тот пошевелился от толчка, но ничего не сказал. Только громко икнул открытым ртом. Тогда Спиридон, шепотом выругавшись, сунул полковнику под нос свою фляжку.
– На, хлебни! Помогает от икоты. Да расслабься, никто тебя туда не тащит. Пошутил я! Мы ж не дураки, в самом-то деле, отчеты твои читали… А ты подумал, что мы сами осмотр проводить будем? Да я к ней, этой Штуке, и близко не подойду! Пошутил я, говорю… Хлебни, говорю!
– Ты, я уж вижу, нахлебался, – покосился на Спиридона Комиссар. – Нашел тоже время для шуток. Глянь на него, он едва живой.
– Мама… – тихо выговорил полковник Коробочка и, закатив глаза, осел на землю.
Глоток коньяка приободрил его. Но все равно – голова кружилась, а к горлу то и дело подкатывала тошнота. Ноги едва слушались, он бы точно упал, если бы его на ходу не поддерживал под руку… этот краснолицый усач… как его?
Полковник Коробочка вдруг осознал, что напрочь забыл, как зовут прибывших сегодня к нему на объект высоких гостей. А ведь внимательно прочитал документы, сверился с полученным накануне секретным донесением, чтобы никакой ошибки не вышло…
Странное это его состояние вряд ли было вызвано лишь зрелищем растоптанного в кровавую лепешку тела да устрашающим видом громадной человекоподобной твари. За свою жизнь полковник насмотрелся всякого… Такой мерзости, правда, лицезреть еще не приходилось, но все-таки…
Это, конечно, воздействие Объекта. Чертовой Штуки – как все этот Объект называют.
Поначалу, когда только строили эту непонятную ерунду, все было нормально. И ничего, в общем-то, не предвещало того, что в дальнейшем будет как-то иначе. Военные инженеры отдавали распоряжения, солдатики работали, а он, полковник, контролировал весь процесс. Недостроенная Штука была нежива и безобидна.
Все изменилось в тот самый день, когда строительство закончилось.
Тогда Коробочка в последний раз осмотрел сооружение, привычно подивился его жутковатой несуразности и отправился в бункер – рапортовать командованию об исполнении задания. За третьей линией остались главный инженер и двое солдат, что-то там еще отлаживали незначительное, сверяя по чертежам. Полковник на радостях, что уложился в отведенный срок, принял на грудь литр разведенного спирта, закусил пайковыми галетами и прикорнул в своем кабинете на диванчике. Разбудил его, уже вечером, дежурный по гарнизону. Заикаясь от волнения, дежурный доложил, что на территории – чрезвычайное происшествие.
В голове непроспавшегося Коробочки полыхнула ужасная догадка: главный инженер, обнаружив какую-нибудь недоделку, не сообщил о ней, как полагается, вышестоящему начальству, то есть ему, полковнику Коробочке, не собрал своих коллег для экстренного совещания, а решил, гад этакий, устранить ее самостоятельно. Что-то отвинтил, что-то привинтил – и вся конструкция, кропотливо собираемая два месяца, рухнула к чертям собачьим. Похоронив под собой не только паскудного выскочку и его подчиненных, а еще и карьеру самого полковника Коробочки.
Поэтому первое, что спросил полковник, прервав путаный рассказ дежурного офицера, было:
– Объект цел?
– Цел-то цел, – ответил дежурный. – А вот инженер с бойцами…
Коробочка облегченно выдохнул, наполнив кабинет перегаром. И только после этого заметил, что глаза офицера (защитные очки его были сдвинуты на лоб) совершенно безумны. Поэтому полковник, кряхтя, перенес свое тело в сидячее положение и налил дежурному стакан спирта, придвинул кружку с остывшим чаем.
– Разбавляй по вкусу, – предложил он. – Пей и докладывай.
Офицер ахнул спирт, как воду, и, вместо того чтобы продолжить рассказывать, вдруг разрыдался. Привести его в чувство посредством командирского рыка и отрезвляющих оплеух не удалось. Коробочка, оставив его всхлипывать и сучить ногами на своем диванчике, сам помчался к третьей линии ограждения. Нельзя сказать, что полковник был очень уж напуган. Скорее, взволнован и рассержен. Для страха особых оснований не наблюдалось. Проект исключительной важности успешно завершен, доверие высшего командования, следовательно, оправдано. Значит, и любые человеческие потери ему, полковнику Коробочке, легко спишут. Нехорошо, конечно, что эти три идиота умудрились подпортить ему торжество под самый конец, но… куда деваться? Неприятности случаются.
У ворот третьей линии шумно толпились бойцы вперемешку с офицерским составом. При появлении полковника гомон несколько поутих.
Навстречу Коробочке выступил его заместитель, майор Талалаев, мужик деловой и ко всяким там рефлексиям не склонный. Ледяная иголка кольнула полковнику сердце, когда он увидел, что костистое лицо Талалаева, обычно бесстрастное, было бледно и растерянно.
– Распорядился никого не пускать к месту происшествия… – незнакомо заторможенным голосом доложил майор.
– Да что там такое произошло-то? – осведомился полковник.
– Следствие нарушений техники безопасности, – искривив рот, ответил Талалаев. И Коробочка сразу понял, что это высказывание с истинным положением дел не имеет ничего общего.
– Они живы хоть, эти балбесы?
– Никак нет…
– Ну, пойдем посмотрим, майор! – буркнул Коробочка, которого вся эта таинственность начала нешуточно бесить.
– Слушаюсь, – ответил майор и, двинувшись вперед, на ходу расстегнул кобуру и зачем-то достал пистолет.
Они добрались до котлована, начали спускаться по скрипучим деревянным сходням, винтообразно идущим по стенам до самого дна. Талалаев ничего не говорил, Коробочка ничего больше не спрашивал. Зачем? Если сейчас сам все своими глазами увидит и наконец поймет.
Однако когда майор – приблизительно на середине спуска – остановился и со словами:
– Вот здесь, товарищ полковник… – показал стволом пистолета, Коробочка ничего не понял.
– Что это еще такое? – спросил он, удивленно разглядывая развешанные на ломано кривых трубках конструкции Штуки какие-то мокрые багровые тряпки. Много-много тряпок…
Майор Талалаев не успел ответить. Полковник Коробочка неожиданно и сам догадался, что это за тряпки. И немедленно изверг полупереваренные пайковые галеты прямо себе под ноги.
– Он, товарищ полковник, инженер-то, обоих солдатиков кончил, – глухо проговорил Талалаев. – Всю обойму своего Макарова в них высадил. Странно, что ни выстрелов, ни криков никто не слышал. Верно, около полудня дело было. На обед они не ходили, дежурный подумал: мол, последний лоск наводят, решили не отвлекаться. А уж во время ужина хватились. Пришли проверить, а тут… Главное, инструментов у них особых не было. Измерительные приборы, разводные ключи да саперные лопатки. Видимо, этими лопатками он тела и разрубил… раскромсал на лоскуты. Там, на самом дне, кровавая жижа по щиколотку. Принес сюда и развесил.
– Зачем? – прохрипел полковник, вытирая рот. – Он с ума, что ли, сошел?
– Другого объяснения у меня нет, – дергано повел плечами майор. – Да его и быть не может… Когда мы сюда пришли, он сидел рядом и улыбался… умиротворенно так. Успел еще сказать: «Вот теперь точно все как следует…»
– Где он сейчас, псих этот долбаный?!
– А я его грохнул, товарищ полковник, – просто сказал Талалаев. – Прямо в лоб пулю пустил. Вы бы на моем месте точно так же поступили. До сих пор эта картинка передо мной… Сидит на сходнях, кровищей весь залит, живого места нет, а улыбается, как именинник. Будто бы любуется своим… произведением. Хотя у самого… – Тут майор приблизился к Коробочке вплотную и договорил, понизив голос: – Глаз-то и нету. Сам их себе выцарапал. Причем, что интересно, товарищ полковник… Глазные яблоки мы внизу нашли, на дне, раздавленными. Случайно берцем подцепили, пригляделись – вон оно что… Получается, он там же, внизу себя ослепил – и уже незрячий все это мясное ассорти сюда поднимал и развешивал. Как такое может быть? И, главное, зачем он это сотворил?
– Псих потому что… – простонал, морщась от новых рвотных позывов, Коробочка.
– Не скажите. Медкомиссию он без нареканий прошел, как и все, кого сюда посылали. И раньше за ним никаких странностей не замечалось… А бойцы? Двое против одного, пусть даже вооруженного, но в тесном пространстве? Оба рукопашники неплохие – как могли подставиться? Словно и не сопротивлялись…
Полковник прислонился к холодной земляной стене. Снял фуражку, положил ладонь на пылающую лысину. Было ясно, что это происшествие непременно нужно отразить во внеочередном докладе, уложить эту кровавую чехарду в ровный ряд служебных формулировок. Вот так работка предстоит…
