— В своей статье об убийстве Бренды Степп вы писали, что женщина была задушена коричневым поясом из ткани. Откуда вам это известно?
— Я не в праве…
— Эбби, прошу вас. Это очень важно. Просто назовите источник.
Помолчав еще несколько минут, Эбби наконец произнесла:
— Имени я не назову. Это полицейский. Просто полицейский, договорились? Один из тех, что был на месте преступления. Я знакома со многими копами…
— То есть информацию вы получили не из моего офиса?
— Да нет же! — воскликнула Эбби. — А, вас волнует взлом базы данных, о котором говорил сержант Марино… Клянусь, я ни слова не получала из вашего офиса.
Прежде чем я успела сообразить, что говорю, слова сами сорвались с языка:
— Так знайте, Эбби: кто-то позаимствовал из вашей статьи сведения о коричневом поясе и внес эту информацию в мой компьютер, чтобы создалось впечатление, будто вы получили эти данные из моего офиса. То есть что произошла утечка информации. А никакого пояса не было — ни на самом деле, ни у меня в компьютере.
— Господи боже мой! — только и смогла вымолвить Эбби.
15
В четверг Марино с остервенением швырнул утреннюю газету на стол — страницы раскинулись веером, по конференц-залу разлетелись рекламные вкладыши.
— Опять, черт возьми! — рявкнул сержант, и его небритое лицо побагровело.
Уэсли отодвинул стул, ненавязчиво приглашая Марино присесть.
На первой полосе красовалась статья. Заголовок, набранный самым крупным шрифтом, гласил: «Анализ ДНК: новые вещественные доказательства позволяют предположить, что у серийного убийцы — генетическое отклонение».
Фамилия Эбби не фигурировала. Статья была подписана фамилией репортера, обычно освещавшего громкие судебные процессы.
В статье присутствовала врезка, в которой объяснялось, что такое ДНК. Был даже рисунок ДНК. Я представила, как убийца читает и перечитывает статью, как он рвет и мечет. Наверняка сегодня он позвонил на работу и сказался больным.
— Почему я всегда все узнаю последним? — разорялся Марино, бросая на меня красноречивые взгляды. — Я притащил этот чертов комбинезон. Я вкалываю, как проклятый. А потом — здрасте пожалуйста — я читаю в газете про какое-то гребаное отклонение. Опять профукали секретные сведения?
Я молчала.
— Пит, успокойся, — мягко произнес Уэсли. — Мы не имеем отношения к статье. Считай, что нам повезло. Известно, что у маньяка специфический запах пота — по крайней мере, это весьма вероятно. Теперь он будет думать, что медэксперты что-то выяснили, и, возможно, запаникует и каким-то образом выдаст себя. — Он посмотрел на меня: — Разве не так, Кей?
Я кивнула. Пока никто не пытался взломать базу данных. Если бы Уэсли или Марино явились на двадцать минут раньше, они застали бы меня по уши в бумагах.
Неудивительно, что моя вчерашняя просьба привела Маргарет в замешательство — чтобы распечатать файл, содержавший около трех тысяч дел — и это только за май, — понадобился рулон зеленой линованной бумаги, которой можно было обмотать все наше здание.
Однако дело осложняло еще одно обстоятельство — формат файла делал информацию нечитабельной. Я буквально выуживала фразы из нагромождения букв и цифр.
Больше часа ушло только на то, чтобы найти дело Бренды Степп. Когда я увидела в графе «Одежда. Индивидуальные особенности» запись «колготки телесного цвета», сердце мое затрепетало от волнения и ужаса. Никто из моих сотрудников не вносил эту информацию — ни сразу, ни после. Значит, данные были изменены кем-то еще.
— А почему тут написано, будто у маньяка что-то с головой? — Марино сунул газету мне прямо под нос: — Вы что, нашли у него в ДНК какую-то хрень, которая показывает, что у него винтиков в башке не хватает?
— Нет, — честно ответила я. — Видимо, автор статьи хотел сказать, что неправильный обмен веществ в некоторых случаях приводит к проблемам такого рода. Никаких конкретных доказательств у меня нет.
— Опять эта чушь — типа маньяк придурок, типа он из низов. Работает мойщиком машин, сантехником и черт знает кем еще. Запомните, я так не считаю.
— Пит, успокойся. — Уэсли едва сдерживался.
— Я отвечаю за расследование — и я же должен читать чертовы газеты, чтоб быть в курсе?!
— У нас тут проблема посерьезнее, — перебил Уэсли.
— Ну, что еще стряслось?
Мы обо всем рассказали Марино.
Мы рассказали ему о телефонном разговоре с сестрой Сесиль Тайлер.
Марино слушал внимательно, гнев в его глазах постепенно уступал место недоумению.
Мы сказали, что у пяти убитых женщин определенно была одна общая черта — голос.
Я упомянула о допросе Мэтта Петерсена.
— Если мне не изменяет память, Мэтт рассказывал, как познакомился с Лори. Это произошло на вечеринке. Помните, он описывал голос своей будущей жены? Он говорил, что у Лори было контральто очень приятного тембра, что стоило ей раскрыть рот, как все вокруг замолкали и слушали только ее? Мы полагаем, что маньяк выбирает жертвы именно по голосу. Возможно, он даже не видит их. Он их слышит.
— Нам это и в голову не приходило, — добавил Уэсли. — Сразу почему-то представляется психопат, который сначала замечает жертву, все равно где — в магазине, в автомобиле, в окне. Как правило, телефонный разговор, если он вообще имеет место, происходит после того, как преступник увидел жертву. Он может позвонить, чтобы прислушаться к ее голосу и начать предаваться сексуальным фантазиям, но прежде он должен узнать, как она выглядит. Короче, Пит, в нашем деле все гораздо страшнее, чем обычно. Мы пришли к выводу, что работа маньяка позволяет ему говорить по телефону с незнакомыми женщинами. У него есть доступ к телефонным номерам и адресам потенциальных жертв. Маньяк звонит. Если ему нравится голос женщины, он останавливает свой выбор именно на ней.
— Да, это существенно сужает круг подозреваемых, — съязвил Марино. — Нам всего-то и осталось, что выяснить, были ли номера телефонов и адреса убитых в муниципальной базе данных. Затем нужно прикинуть, откуда им могли звонить. Я хочу сказать: женщинам постоянно звонят все кому не лень — один продает швабры, лампочки, всякую фигню, другой предлагает голосовать за какого-нибудь мудака, третий пристает с социологическим опросом, типа «а вы замужем?», «а сколько вы зарабатываете?», «а всегда ли вы влезаете в штаны с левой ноги?», «а пользуетесь ли вы зубной нитью?».
— Улавливаешь, Пит, — пробормотал Уэсли.
Марино не обратил внимания на его слова.
— Проделав эти нехитрые действия, мы выходим на насильника и убийцу. Этот гад имеет свои восемь баксов в час за то, что просиживает штаны у себя дома, обзванивая всех подряд. Наконец ему попадается женщина, которая живет одна и зарабатывает двадцать штук в год. А через неделю, — Марино повернулся ко мне, — она попадает к доктору Скарпетте. Ну, и как прикажете искать маньяка?
На этот счет у нас не было соображений.
Наша версия насчет голоса отнюдь не облегчала поиски. Марино был прав. Круг подозреваемых только расширялся. Определить, с кем жертва виделась в каждый конкретный день, еще представлялось возможным, хотя и с трудом. Но выяснить, с кем она говорила по телефону… Даже если бы женщины выжили, они вряд ли бы вспомнили и идентифицировали всех звонивших. Фирмы — распространители товаров, агитаторы, люди, которые просто ошиблись номером, как правило, не называют своих имен. Каждому из нас поступает множество звонков — мы их не отслеживаем и тут же о них забываем.
— Но ведь маньяк орудует всегда в ночь с пятницы на субботу, — произнесла я. — Разве это не позволяет нам сделать вывод, что он работает не дома? С понедельника по пятницу у него накапливается стресс. В пятницу вечером или в ночь на субботу маньяк нападает. Он по двадцать раз на день моется борным мылом — а разве люди держат дома такое мыло? Насколько мне известно, то, что покупают для личного пользования, не содержит буры. Наверняка маньяк моет руки борным мылом на работе.
— А мы точно имеем дело с бурой?
— Ионная хроматография подтвердила, что это именно бура. «Блестки» содержат буру. Тут двух мнений быть не может.
Уэсли на минуту задумался.
— Если маньяк моется борным мылом на работе, а домой приходит в пять, вряд ли к часу ночи у него на руках может оставаться такое количество «блесток». Наверняка он работает посменно, у него бывают вечерние дежурства. Борное мыло есть в офисных туалетах. Преступник заканчивает смену примерно в полночь и едет прямиком к дому жертвы.
Версия Уэсли выглядела более чем правдоподобно. Если у маньяка бывают вечерние дежурства, у него есть прекрасная возможность разнюхивать, как лучше проникнуть в дом жертвы, в дневное время, когда все нормальные люди на работе. Ночью, после дежурства, он приезжает снова, чтобы еще раз все проверить. Жертва в это время либо где-нибудь развлекается, либо спит. Как и ее соседи. Маньяку никто не мешает.
