Этот Матадиес был парень лет тридцати, худой и сухой, как жердина, саженного роста с красно-кирпичным цветом лица, неправильными резкими чертами и быстрыми маленькими, узкими глазками, серыми и живыми, вечно смеющимися, с хитрым лукавым выражением. Крупный крючковатый нос, напоминавший клюв хищной птицы, свешивался над широким ртом с узкими бесцветными губами и двойным рядом мелких, ослепительно белых зубов, острых и частых, как у гиены. Ловкий, проворный и легкий, как пантера, цепкий, как обезьяна, одаренный исключительной физической силой, хитрый, лукавый и свирепый, как настоящий апач, он представлял собой довольно любопытный тип. К тому же он был отчаянный игрок и за деньги готов был на все. Сварливый и неуживчивый, он во всякое время, не задумываясь, хватался за нож, вследствие чего и получил свое прозвище Матадиес; настоящее же имя этого человека было Хосе Камот; родился он в Уресе, тогдашнем главном городе Соноры.
Ко всем его многочисленным качествам следовало еще добавить безусловную скромность и скрытность, — ему можно было смело доверить любую тайну, — затем смелость и силу льва, и замечательную добросовестность в исполнении всех своих уговоров, в силу того, что он находил это всегда более выгодным, чем обман, но отнюдь не в силу того начала, которое некоторые люди называют совестью, а сверх всего того, глубокое и основательное знание жизни прерий. Словом, это был один из тех людей, которых некоторые ищут днем с огнем для того, чтобы сводить кое-какие счеты со своими ближними, но только он любил, чтобы ему платили щедро, без этого он не соглашался и пальцем шевельнуть.
Во всем остальном это был славный и веселый товарищ, всегда находчивый и беспечный, — как человек, совесть которого спокойна и ни в чем не упрекает его, что не мешало ему с большей готовностью пырнуть ножом друга, чем дать мельчайшую монету нищему бедняку.
Друг и приятель его Редблад, такой же кандидат на виселицу, несмотря на все свои усилия, оставался далеко позади своего приятеля и проявлял по отношению к нему безграничное восхищение и в тайне боялся его пуще грома небесного. В сущности же он ненавидел его всеми силами своей души: громкая репутация Матадиеса не давала ему спать, он страшно завидовал ему.
Таковы были в данный момент товарищи дона Торрибио де Ньебласа, вместе с которыми он теперь сидел в засаде, подкарауливая путников, о которых только что упомянул Матадиес.
Им пришлось ждать недолго.
Всадники выехали из леса. Их было человек десять или двенадцать. Все они были на добрых конях и так плотно укутаны в свои плащи, что даже и днем их лиц нельзя было бы разглядеть, тем более, что широкие поля их сомбреро были низко опущены на глаза. Единственно, что можно было разглядеть в этой темноте, так это стволы ружей и металлические ножны сабель, привешенных к поясу и блестевших при луне.
Вопреки обычаю жителей степей и вопреки всем ожиданиям Матадиеса, всадники ехали не по двое в ряд и не гуськом один за другим, как индейцы, а выехали из леса все разом, развернутым фронтом, на расстоянии приблизительно пятнадцати футов друг от друга, занимая пространство более ста шагов.
В таком порядке они подъехали к потоку, подвигаясь с опаской, шагом, с ружьями на взводе, сохраняя дистанцию, мрачные и безмолвные, как привидения или грозные тени выходцев с того света. Их кони, как видно привычные, ступали твердо и уверенно между беспорядочно разбросанными скалами, обломками гранита и всяким буреломом.
Этот странный маневр сначала удивил, затем смутил и, в конце концов, нагнал смертельный страх и ужас на троих людей, находившихся в засаде.
Всадники подъехали к потоку и готовились переправиться через него. Та группа скал, среди которых находились наши знакомцы, приходилась как раз на пути всадников, против самого центра их наступательной линии. Нельзя было терять ни минуты: следовало уйти и как можно скорее, чтобы не попасть, как кур во щи. Растянувшись плашмя по земле, наши приятели стали уходить ползком, стараясь выбраться из линии, занятой всадниками, укрываясь то в кустах, то в тени гранитных обломков и скал. И вот наконец, после многих и долгих усилий, им удалось добраться до густой, сильно выдающейся вперед части леса и укрыться за громадными утесами.
Достигнув берега бурливого потока, всадники на минуту приостановились. Затем послышался троекратно крик филина, которому ответил такой же крик, но только очень слабый, как бы донесшийся из отдаления.
Тогда линия всадников сомкнулась, и они тесным рядом переправились через реку.
Очутившись на том берегу, они разделились на три группы по пяти человек в каждой. Затем первая группа тронулась и быстро скрылась во мгле; минут пять спустя и вторая группа последовала за первой.
Четверть часа спустя тронулась и третья группа всадников. Матадиес готов был кинуться по их следу, но каково же было его разочарование, когда он увидел, что эти конные люди возвращаются обратно, то есть вторично переправляются через реку и направляются в лес к тому месту, откуда они выехали с полчаса тому назад, где тотчас же и скрылись.
— Ну, что вы на это скажете? — спросил Редблад, когда гнев и досада, душившие его, позволили ему наконец произнести эти несколько слов.
— Черт побери! — воскликнул Матадиес. — Я нахожу, что это ловкие парни почище нас даже! Нет, как хотите, это превосходно! И ни малейшего шума, ни малейшего подозрительного или неловкого движения!
— Я вполне понимаю ваше восхищение, сеньор Матадиес! — с досадой сказал Редблад. — Но при всем том, эти господа оставили нас в дураках!
— Да, с этим я не могу не согласиться, но что же делать? Теперь горю не пособить; надо потерпеть еще немного, быть может, в следующий раз мы будем счастливее.
Дон Торрибио молчал, что-то обдумывая.
— Вы легко миритесь с нашей неудачей.
— Да что же делать прикажете — все равно они верно порядком смеются над нами, если только они знают о нашей засаде.
— Как они могут знать об этом?
— Да почем я знаю как, но только эти парни хитры, как опоссумы, и у них всюду есть лазутчики и шпионы: может быть, их предупредили о нашем присутствии.
— Конечно, это весьма возможно.
— Что же мы будем теперь делать?
— Подождем, пока они выйдут!
— Ну, в таком случае, у нас много времени: они, конечно, выйдут иным путем, чем вошли — это простая азбука осторожности, viva Dios!48
— Да, ваша правда, но что же нам делать в таком случае?
— Спокойно удалиться отсюда и расположиться на ночлег в лесу у яркого костра.
— Ну, а завтра?
— Завтра, само собой, у нас появятся завтрашние заботы! — смеясь, заметил Матадиес и, наклонясь к самому уху дона Торрибио, шепнул ему, — предоставьте мне это дело, ваша милость, мое самолюбие здесь задето за живое, но тем лучше — я этому очень рад.
