Значит, если это Бочаров, то это очень опытный хозяйственник, если это Собчак, Сахаров, Казанник, то это очень эрудированные люди и все их предложения аргументированные, если это Ярин — то он рабочий, то есть другой. Вы почитайте, что здесь в этой статье, Иван Дмитриевич! Это же недопустимые вещи по отношению к Верховному Совету! Кто им дал право это все делать? Там, посмотрите, люди выкладываются, день и ночь в комитетах сидят, приходят на сессии, а вы что пишете?.. Ярин — металлург из Нижнего Тагила, это довольно колоритная фигура из рабочего класса. Побеседуйте с ним. У него есть что сказать любой газете.
Нельзя, товарищи, так освещать эту тему. Вы посмотрите, какая групповщина кругом. Одни и те же лица заполонили экраны. Недопустимо это. Наш разговор откровенный, и я хотел, чтобы вы восприняли его по-товарищески. Нас хотят выбить из колеи. Для чего же вы там сидите, вы ведь коммунисты-редакторы. Давайте понимать друг друга. Давайте действовать на основе принципов партийного товарищества, а не на основе привязанностей и вкусовщины. Или вы не хотите прослыть ретроградами перед лицом своих дюже ярых перестройщиков, тех, кто выдает себя за перестройщиков? Для этого у вас должно хватить характера.
После окончания этой встречи аппарат ЦК тут же развернул кипучую деятельность. Впрочем, нет нужды снова описывать подробно прошлые баталии. Все это уже было в прессе. Да и еженедельник опубликовал в свое время интервью с тогдашним членом Политбюро и секретарем ЦК В.А. Медведевым под заголовком: «За что критиковали «АиФ». По-моему, эта возня и шумиха пошли только на пользу газете, тираж которой подскочил многократно.
Сам Старков не единожды рассказывал в печати, как его пытались освободить от должности главного редактора. Предлагали на выбор с десяток других, не менее престижных, постов. Но Старков уперся. В конце концов его оставили в покое. Это был беспрецедентный случай — Секретариат ЦК КПСС не мог добиться выполнения своего решения, не мог снять редактора газеты!
Думаю, если бы Владислав Александрович был сегодня жив и прочитал бы эти строки, он не опроверг бы мои слова о том, что к акции, направленной на его освобождение от поста главного редактора, ни я, ни мои коллеги из сектора печати отношения не имели. Что же касается меня лично, то сослуживцы знают, во что обошлась мне моя принципиальная позиция по этому вопросу. Выслушав мое решение, к которому я пришел в результате долгой и мучительной душевной борьбы, один из коллег, Михаил Шаров, сочувственно произнес:
— Ты сам себе подписал приговор.
И он оказался прав. Этот поступок не прошел для меня бесследно. Было много переживаний, пришлось даже полежать в больничной постели. Но зато с полным основанием могу сказать, что за двенадцать лет работы в партийном аппарате я ни разу не приложил рук к тому, чтобы утопить попавшего в беду журналиста. Более того, не давал это делать другим, что обходилось себе в убыток.
Самое любопытное в данной ситуации, кажется, то, что главный редактор «АиФа» даже не подозревал об этом небольшом чрезвычайном происшествии отдельческого масштаба. Мы умели хранить цековские тайны.
Записи для себя
3 октября. Вот уже месяц, как веду записки. Интересно когда-нибудь прочитать. А может, и напечатать.
Вчера писал для «Республики». Целый день лил проливной дождь. Сегодня тоже льет. Настроение тягостное, мрачное. А тут еще и ненастная погода.
Вчера провожал сына в Минск. Он уехал собкором ТАСС по Белоруссии и на седьмом небе от счастья — вернулся на родину. Дай Бог. Хотя, видно, будут сложности с жильем. Это раньше сами территории просили собкоров центральных СМИ. Сейчас все стали независимыми государствами. Что им Москва?
Сегодня передал в «Республику» очередную порцию материалов. Прислали два номера. В одном две моих полосы, во втором — полоса. Неужели у них нечего печатать?
Хотел написать для «Свободных новостей», и тема интересная есть, но устал. Пропущу один день.
Да, вчера отвез в «Сельскую молодежь» очередную публикацию.
Сегодня позвонил Зайцеву в «Правительственный вестник». Не состоялся разговор. Я и раньше был не очень высокого мнения о нем как о человеке, да и о журналисте. Больше ему не позвоню.
Вчера дал о себе знать Тимофей Кузнецов, бывший наш работник, год назад ушедший в «Советскую культуру» заместителем главного редактора:
— Я рассказал о тебе Шишову. Жди, он должен позвонить.
Александр Александрович Шишов — бывший заведующий кафедрой средств массовой информации Академии общественных наук при ЦК КПСС. Ушел в «Демократическую газету».
И Юра Тавровский вчера отозвался. Он тоже разговаривал с одним из обитателей Белого дома, дал его телефоны, сказал, что у того нет возражений. Никак не отважусь позвонить сам.
Набрал номер Владимира Павловича Гребенюка. Он главный редактор «Подмосковных известий», еженедельника «Подмосковье» и, как выяснилось из краткого разговора по телефону, «Крестьянской России». Гребенюк когда-то работал зав. сектором печати Московского обкома, году в 1985—1986-м рассматривался вопрос о переводе его в наш сектор, но не прошел, кажется, из-за возраста. Было ему тогда за пятьдесят.
Соединился быстро и разговаривал довольно любезно:
— Где вы, что вы?
— До десятого ноября получаю выходное пособие, а дальше видно будет.
— Да-а. Ну что, надо поговорить, встретиться.
— Когда можно приехать?
— Да хоть завтра.
— Во сколько?
— Позвоните часов в одиннадцать, и мы договоримся.
Особо не надеюсь, но попробовать все-таки надо.
Валерий Игнатовский сказал, что его берет Авраамов в «Журналист». Подберезный вроде переходит в Верховный Совет СССР — Максимовских и Полудницын берут. Хотя неизвестно, как посмотрит на это начальство.
Хлещет дождь, мрачно на душе.
Подберезный сказал, что в столовую по нашим пропускам уже не пускают. Говорил с Разумовым, секретарем Лучинского. Будущее не сулит ничего утешительного. О судьбе партии ничего не известно. Вот такие дела.
30 сентября Горбачев выступал по телевидению. Опять грозился, что подаст в отставку, если республики уйдут. Ну и подавай ты, наконец, надоел всем до чертиков.
4 октября. Итак, по порядку.
С утра повел Ольгу в школу. Возле газетного киоска встретил Лешку Струкова. Поговорили. Он уже электронно набирает свою газету.
Поехал на бывшую работу. Увы — уже бывшую, потому что ничего обнадеживающего нет. Зашел в хозотдел — заплатить за дачу. Мария Петровна сидит подавленная — ей осталось поработать всего один месяц. Кажется, она работала всю жизнь в этом лечебном секторе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
